– Это несложно. Нисколько. МО потратит все это на обычные вооружения. Вопрос, собственно, заключается в том, чтобы разделить пять миллиардов фунтов на семьдесят пять фунтов.

– Но не будете же вы отрицать, что ребят в школе не учат даже простейшей арифметике?

– Нет, не буду, – осторожно ответил он. – Но местные школьные власти наверняка возразят, что это и не требуется, поскольку все они имеют карманные калькуляторы.

– Но ведь им надо знать, как это делается, – напомнил я ему. – В свое время нас всех учили элементарной арифметике, разве нет?

Вместо нормального ответа Хамфри буквально засыпал меня целой кучей вопросов. Причем на редкость глупых, не имеющих никакого отношению к делу и явно нацеленных на то, чтобы доказать мне – строгое академическое образование не имеет ценности! И это говорит Хамфри? Сэр Хамфри Эплби? Невероятно. Ведь у кого, как не у него, самое традиционное, самое строгое академическое образование!? Так или иначе, но я развеял его дымовую завесу, ибо ничем другим назвать это было просто нельзя.

«Эту часть воспоминаний Хэкера я прочел не без искреннего изумления. Вопросы, на которые он ссылался, никак нельзя было назвать ни глупыми, ни тем более не относящимися к делу.

Когда премьер-министр заявил, что „в свое время всех нас учили элементарной арифметике“, сэр Хамфри тут же предложил ему разделить три тысячи девятьсот пятьдесят семь на семьдесят три.

Хэкер немного помялся, а затем промямлил, что для этого ему потребуется листок бумаги и карандаш. Я с готовностью предложил ему и то, и другое, однако он, само собой разумеется, досадливо от них отмахнулся, заметив, что сразу после школы он наверняка умел делать подобные исчисления без особого труда.

– А сейчас вы бы, конечно, предпочли калькулятор? – поинтересовался Хамфри. Укол был болезненным и безупречно точным. Впрочем, Хэкер все равно категорически отказывался соглашаться с совершенно верными постулатами сэра Хамфри. Вместо этого он перевел разговор на другую тему и раздраженно заметил, что сейчас вряд ли найдется человек, который знал бы латынь.

– Tempora mutantur, etnos mutamurin illis, – с выражением произнес Хамфри. Как будто его специально об этом попросили.

Возникла невольная пауза, во время которой Хэкер молча и тупо смотрел на него, видимо, не в состоянии произнести ни слова. А затем, затем ему снова пришлось поставить себя в унизительное положение, попросив помочь ему с переводом.

– Времена меняются, и мы меняемся с ними, – помог я.

– Вот именно, – сказал премьер-министр таким тоном, как если бы это изречение целиком и полностью подтверждало его точку зрения, хотя на самом деле любому дураку было ясно, что все было с точностью до наоборот.

А сэр Хамфри, будто нарочно, тут же процитировал еще одно:

– Si tacuisses, philosophus mansisses.

Премьер-министр сразу же насторожился. И подозрительно спросил, что значит это. Сэр Хамфри, не скрывая удовольствия, перевел:

– Если бы вы не открывали рта, вас можно было бы принять за умного. (На самом деле более точный перевод этого изречения был бы: „Если бы ты молчал, сошел бы за философа“. – Ред.)

Хэкера, казалось, вот-вот хватит апоплексический удар. Прямо здесь и сейчас. Поэтому Хамфри торопливо добавил:

– Не вы, господин премьер-министр, не вы. Это ведь всего-навсего перевод.

Несколько успокоившись, ПМ раздраженно отчитал Хамфри за отрицание ценности академического образования, на что сэр Хамфри ответил, на мой взгляд, довольно оскорбительно, что не видит в нем никакого практического смысла, поскольку даже он, секретарь Кабинета, не может использовать его в своих разговорах с премьер-министром Великобритании.

У меня нет ни малейших сомнений, что сэр Хамфри с его высокомерием и решимостью победить в споре ради самого спора забыл о своих главных целях. Провоцируя и унижая премьер-министра, он добился только того, что теперь Хэкер ни за что не отступится от своих намерений».

Хамфри категорически отказывался признавать катастрофическое состояние нашей системы школьного образования. Даже когда я сказал ему, что из детей делают ниспровергателей, учат их подрывной чепухе. В классах полностью отсутствует дисциплина…

Он упрямо не желал смотреть правде в лицо. Предпочитая отделываться дешевыми замечаниями, вроде: «Если в классах полностью отсутствует дисциплина, они даже не поймут, что их учат подрывной чепухе. И, значит, ничему такому не научатся. К тому же ни один уважающий себя ребенок в любом случае не верит ни одному обращенному к нему слову учителя».

Честно говоря, его якобы шутливые ответы мне уже порядком надоели.

– Предполагается, что мы должны готовить наших детей к трудовой жизни, а они три четверти учебного времени умирают от скуки.

– Лично мне всегда казалось, что умение неподвижно скучать три четверти рабочего времени – прекрасная подготовка к трудовой жизни, – был его, на мой взгляд, довольно дерзкий ответ.

– Хамфри, – твердо сказал я, – мы специально подняли возраст школьных выпускников до шестнадцати лет, чтобы у них была возможность большему научиться. А они получают все меньше и меньше знаний…

Как ни странно, но его ответ прозвучал вполне серьезно:

– Мы поднимали выпускной возраст совсем не для того, чтобы дать им возможность большему научиться. Мы поднимали его, чтобы подростков не было на рынке труда, чтобы не дать подскочить статистике безработицы.

В принципе он, конечно, прав, но мне все равно не хотелось влезать во все это, поэтому я предпочел вернуться к прежнему вопросу. В очередной раз спросил его, уж не собирается ли он уверять меня в том, что с нашей системой школьного образования все в порядке.

– Конечно, нет, господин премьер-министр. Это же всего лишь шутка и всегда было шуткой. И до тех пор, пока школьное образование остается в руках членов местных советов, оно так и будет оставаться не более чем шуткой. Причем учтите: половина из них в любом случае ваши личные враги, а вторая половина такие друзья, которые вынуждают вас предпочитать ваших врагов.

Мне наконец-то стала ясна его исходная точка зрения в нашем споре. Хамфри полагает, что до тех пор, пока школьное образование будет оставаться в руках этих клоунов из городских советов, оно никогда не станет лучше. При этом он совершенно справедливо – надо отдать ему должное – заметил, что мы никогда и ни за что на свете не доверим им любой мало-мальски важный вопрос. Скажем, такой, как национальная оборона – если мы, допустим, раздали бы по 100 миллионов фунтов каждому Совету, чтобы они сами себя защищали, то не позже чем через три недели у нас отпала бы необходимость беспокоиться о русских, так как в стране разразилась бы гражданская война.

По мнению Хамфри, именно так мы и поступили со школьным образованием, поскольку его никто не считает таким же серьезным, как оборона.

Да, гражданскую оборону действительно никто не воспринимает всерьез, именно поэтому-то ее и передали на усмотрение местных Советов. А вот что касается школьного образования, то лично я принимаю его весьма и весьма серьезно – оно вполне может стоить мне победы на следующих выборах!

– Ах, вон оно что! – Секретарь Кабинета усмехнулся. С выражением явного превосходства на лице. – А я-то наивно полагал, что вас прежде всего волнует будущее наших детей.

Естественно, волнует. Не вижу в этом никакого противоречия. Ведь рано или поздно все они достигают восемнадцати лет и становятся избирателями.

Оказалось, у секретаря Кабинета имелся на редкость простой рецепт для решения проблемы школьного образования – централизация!

– Заберите у местных Советов ответственность и передайте ее министерству образования и науки. Тогда вам с этим, может быть, и удастся что-нибудь сделать.

Я неуверенно пожал плечами.

– Хамфри, вы действительно думаете, что мне удастся? Взяться за почти невозможное дело и взять быка за рога…