Наконец, окно открылось. К нему с этой стороны продошел Наиф - турок, работающий в администрации лагеря. Его обязанности как администратора заключаются в первую очередь, естественно, в администрировании. Но конкретная задача выражается в контроле за раздачей пищи, точнее, за тем, кто и сколько ее получит. Всем известно, что, если вдруг какой-нибудь шустрый азюлянт умудрится ухватить лишний кусок мяса, то обороноспособности и благосостоянию Германии будет нанесен серьезный урон. Неупотребленные остатки пищи и ряд других материальных средств помощи беженцам по окончании рабочего дня смогут взять себе честные труженики местные служащие, ибо в этом случае ограбление государства иметьместа не будет. Ведь работники - немцы, и самих себя, как известно, ограбить невозможно.

Каждый же из нас - людей пятого сорта, имел магнитную карточку, служившую пропуском и талоном на еду. Наиф, вне зависимости от личных симпатий брал эту карточку у стоящего по очереди и проверял ее подлинность на специальном автомате: предусмотрительное правительство учло возможность, что хитрый на выдумку азюлянт придумает способ их тиражирования. После проверки он кивал головой: "Можно!" Счастливый обладатель долгожданного обеда получал причитающееся и отправлялся восвояси. Очередь медленно двигалась.

Еду раздавали двое. Одна - молодая девушка лет двадцати восьми типичный кухонный работник. Она не просто толстушка, а откровенно говоря толстая. Лицо ее светится благодушием. Она явно очень довольна тем, что может сделать счастливыми стольких людей, оделяя их порциями рыбы с рисом. Второй работник - высокий, седой мужчина, лет пятьдесяти. Этот только помогает и делает это нехотя. В его взгляде горит злоба и ненависть. Он прожил здесь, в своей стране всю жизнь и тяжело работал, но не смог даже скопить себе денег на старость, так как надо было кормить семью. А теперь стоит и раздает еду бездельникам, которые ничего не делают, а только воруют...

Получив причитающееся рыбное филе с гарниром в виде кучи полусырого отварного риса я, лавируя между толпами разноцветных детей, с громким криком носящимися по коридору, и пробрался мало-помалу к нам на второй этаж.

Еда принесла одни огорчения. Рис оказался ко всему прочему еще и пресным до безобразия. Моя щепитильность в еде усиливается по мере увеличения часов безделия. Здесь, в лагере, у меня возникли заочные разногласия с местным поваром. Сейчас, мрачно ковыряя вилкой в импровизированной тарелке, я оживлял в памяти свои познания по разделу "Приготовление рыбного филе", чтобы поделиться ими с поваром. Вдруг мои глубокие и несомненно ценные для общества размышления были прерваны появлением двух молодых людей.

- Ну, что делаем? - спросил Леня.

- Скушали рыбу, теперь философствуем, - я потер живот, урчавший под грузом только что принятого на переработку обеда, хоть и не очень сытного.

- И на какой предмет?

- В области способов приготовления жареного рыбного филе азюлянтом в тяжелых условиях немецкой иммиграции.

- Лично я знаю один способ! - бодро заявил Юра. - Берешь вилку и кладешь ею рыбу в рот. Впрочем, способ годится и для мяса и для других блюд, если они есть.

- Спасибо, я пополню свою кулинарную коллекцию еще одним рецептом, поблагодарил я его без особого энтузиазма.

- Что вы собираетесь делать? - этаким безразличным голоском влез в разговор все тот же Юра. При этом он пытался всеми силами своей души сделать вид, что дальше не будет никакого подвоха.

- Снимем штаны и будем бегать, пока не надоест.

- Скоро дают деньги... - таинственным голосом сообщил Леня, выдерживая совершенно глупое выражение лица, которое, в силу его природных качеств, даже не нужно строить.

- По мне лучше удостоверение личности, - я на него внимательно посмотрел и почувствовал этот подвох.

- Да, через недельку-полторы, - вторил ему Юра.

- Хорошо будет, - пришлось и мне их поддержать, но для нейтральности сладко потянуться, вроде и далеко еще до того.

- У нас к тебе абгемахт есть! - Леня пошел в наступление.

- Тогда давай его сюда! - примирительно согласился я.

- Ха-ха! Абгемахт - это слово такое. Договорились, мол.

- Ну и о чем вы со мной договорились?

- Значит так! - Юра изобразил физиономию начальника, но тут же ее заменил на подобострастную. - Ты даешь взаймы пять марок на сигареты, а мы тебе с карманных денег вернем.

Я почесал лоб, крякнул, но деваться некуда. Нам с ними еще рядом толкаться долго, да и я уверен, что отдадут (если и не отдадут, то не велика беда).

- Ну давай абгемахт твой.

- Ну давай пять марок! - Юра заметно повеселел и стряхнул со лба капли пота облегчения.

Я выдал монету. Леня отправился к югам, потом вернулся с пачкой Мальборо.

- Дурак! - закричал Юра страшным голосом, будто Леня вместо сигарет принес ему леденцы. - Зачем брал Мальборо? В нем только двадцать штук! Почеу не взял Гольден Американ? Там в пачке аж двадцать пять!

- Не было его, - виновато оправдывался тот.

- Так пошел бы к вьетнаму! Дурак! - видно, что школу хороших манер человек прошел в армии.

- У них тоже нету.

- Ладно! - Юра, хоть и остался недоволен, но нетерпелось покурить и дебаты он отложил. - Все сигареты пополам, и деньги пополам. Но ты мне две должен, так что тебе восемь.

- Почему я тебе должен? - надув губы, по-детски, обиделся Леня.

- Я для тебя у Филиппа стрелял, - Юра был безаппеляционен.

- Ну и что?

- А то, что должен!

Эта история повторялась каждый день. Они постоянно считают, кто кому и что должен, и тому нет конца.

- Ладно, - я встал, прискученный темой раздела моих денег. - Покатим в деревню! Кто покажет путь?

Товарищи мои по несчастью, а может и по будущему счастью, тут же согласились ехать, за неимением лучших предложений.

Напротив нашего лагеря светлеет белой стеной небольшая гостиница, закрытая на зиму. Рядом с ней стоянка машин. Вокруг томится зимний лес, сбросивший с себя траву и листву. Здесь же, гремя проносящимися в разные стороны машинами, пролегает шоссе, соединяющее два центральных пункта местного значения. Наш путь лежит в один из них. Вдоль дороги каждые пять метров стоят, ходят, прыгают, мерзнут от холода человек десять, таких же, как и мы, искателей сами не знаем чего. Все они ловят попутки, выставив большой палец наружу из зажатого кулака. Здесь - традиционное место автостопа. Пешком до деревни мало кто пойдет в такой холод. Азюлянт - тоже человек! Воровать и водку покупать только на чужом Мерседесе покатит. А коли не поймает, так и Бог с ними, с выпивкой и кражами.