Акация держала его всеми себлями; она даже уползла от фонаря.

- Спасибо, - сказал мальчик, - теперь можешь отпустить. Я уже не пойду туда, обещаю.

Хватка акации стала ослабевать. Мальчик отодвинул от себя стебли и положил их поближе к фонарю. Потом он встал и пошел к наружной двери, оставив фонарь акации. Немного хотелось плакать, совсем немного. Он не так уж сильно любил Весточку. Хотелось плакать от того, что чуть не погиб сам. Крысы шелестели у ног, но не трогали. Здесь у них не было перевеса в живой силе. Основная живая сила доедала Весточку.

Он услышал, как остановился автомобиль. Старушачьи шаги поспешили к подвалу. Дверь открылась и он упал в обьяния, такие же крепкие, как и обьятия акации. Старуха целовала его мокрыми губами.

- Они сьели Весту, - сказал мальчик.

- Кто? - удивилась Старуха.

- Крысы.

Старуха ещё не вполне оправилась от поэтического и любовного бреда. Она провела мальчика в комнату и налила два бокала.

- За мой успех!

И выпила. Мальчик стоял с опущенной головой. Старуха налила ещё бокал.

- За нашу любовь!.. Ты не будешь пить?

- Крысы, - сказал мальчик.

- Какие крысы?

- Из подвала. Они сьели Весту.

Старуха выронила бокал.

- Господи, они же могли сьесть и тебя!

Она обмерла, представив, что могла бы снова остаться одна в этом доме.

- Могли. Но меня спасла акация.

- Не говори глупостей.

- Она схватила меня и держала, пока они ели Весту. Если бы я побежал на помощь, они сьели бы и меня.

Он положил томик Верлена у зеркала.

- Ну и Бог с ней, - сказала Старуха, све равно она была старой, скоро бы сама умерла. Пойдем в спальню.

В спальне они повторили утреннюю процедуру с некоторыми приятными вариациями. Старуха легла на спину и смотрела в темный потолок.

- Я тебя люблю, - сказала она, - ты знаешь, что я тебя люблю?

- Я тоже, - ответил мальчик.

- Нет, - сказала Старуха, - ты не знаешь, что это. Ты не знаешь, как я тебя люблю. Как любит жизнь приговоренный к смерти. Как любят свободу сто тысяч джинов, запертых в одной бутылке. Как любят свет сто тысяч ослепленных. Ты не знаешь, что это такое.

- Она меня тоже любит, - сказал мальчик.

- Кто?

- Акация. Она меня тоже любит, иначе бы она меня не спасала.

Поэитческие сравнения замерзли у Старухи на языке.

- Ты говоришь - тоже?

- Да.

- Ты сравниваешь меня с деревом?

- Да, - сказал мальчик, - она совсем такая же как ты. Она тоже меня любит. И она такая же худая и длинная.

- А кого из нас ты любишь больше?

- Одинаково, - ответил мальчик, - потому что вы одинаковые.

Он скоро уснул.

Старуха долго лежала, глядя в потолок. Потом она осторожно встала, не разбудив мальчика, и пошла в чулан. Там она нашла две бутылки какой-то горючей жидкости, которая осталась ещё со времен отца. Если акацию нельзя срезать или выкопать, то сжечь её уж точно можно.

Она спустилась в подвал. Акация росла в той подземной коробке, которая была как раз под спальней. Старуха несла в руке большую свечу, потому что фонарик так и остался в подвале. Фонарик уже не горел, его батарейка кончилась.

Старуха поставила свечу на пол. Чернильно-черные тени заметались в углах. Акация лежала, обнимая умерший фонарь, обвиваясь вокруг него совсем по-женски.

"Потому что вы одинаковые", - вспомнила Старуха. Она была в тяжелом ночном халате без пуговиц, только с пояском. Она развязала пояс и халат упал на влажную землю. Длинная шея, длинные ноги, длинные пальцы - то, чем она всегда гордилась.

Она посмотрела на свою ладонь и пошевелила длинными пальцами.

- Да, мы действительно одинаковы, - сказала она вслух и посмотрела на акацию. Акация обнимала мертвый фонарь. Ей не было дела до Старухи.

Старуха вернулась в спальню, легла и скоро уснула. В эту ночь ей не снилось ничего.

- Сегодня ты можешь пойти на улицу понгулять, - сказала она мальчику утром.

- Ты меня отпускаешь?

- Да. Делай что хочешь.

И мальчик ушел. Она набрала номер, вычитанный в рекламной газетке, и вызвала рабочих. Рабочие приехали часа через два.

- Эй, хозяйка, что прикажешь? - спросил тот, что постарше, и подмигнул.

Она не удивилась этому.

- Не зови меня хозяйкой, у меня имя есть.

- И как же тебя зовут? - спросил рабочий.

- Нина.

Имя лопнуло на языке, как пузырек.

Она уже на чувствовала себя Старухой. Сейчас ей подмигнул мужчина. И впереди было ещё немало жизни.

- А по батюшке?

- Просто Нина.

- А что, просто Нина, нальешь?

- Налью.

Она налила и рабочие взялись за дело. Они сняли замки и прололбил пол в спальне. Нина помогала им отворачивать ковер. Тот, что постарше, толкнул её плечом и она токнула его в ответ.

Потом подмигунла и рассмеялась.

- Зачем тебе долбить пол? - спросил рабочий.

- Пойдем, покажу.

Она провела его в подвал и вдруг уронила фонарь. Рабочий сжал её так, что затрещали кости.

- Ты не то, что моя старуха, - прошептал он.

- А что, твоя так плоха?

- Толста стала очень и ленива.

- Сколько ей?

- Моложе тебя.

- А я, значит, лучше?

- А ты лучше, - сказал рабочий и сжал её ещё силнее.

Темноту прорезал лучик и штукатурка посыпалась на их головы.

- Ах, чтоб тебя, - сказал рабочий и очень складно выругался.

В подвал вошел свет. Акация лежала на полу. Нина заметила, что на её стеблях все же есть маленькие листочки.

Рабочие продолбили небольшую дырку и аккуратно обмазали её цементом. В цемент они вмазали резиновую трубочку для полива. Нина снова застелила ковер и без сожаления прорезала в нем дыру.

Она ждала вечера, но мальчик не вернулся. Еще через два дня из отверстия показался стебель. На нем были почки. Еще через неделю почки выбросили листья и подземное чудовище превратилось в обычное маленькое деревце.

Обыкновенная акация росла в теплой комнате всю зиму. Впрочем, не совсем обыкновенная. На ней совсем не было шипов. Наверное, шипы остались внизу.

Следующий вечер в честь себя самой Нина уже не првоводила. Ей было не до стихов. В начале лета у неё родилась дочь. Первые месяцы девочка много болела, но потом окрепла.

Прошло ещё полтора года. Нина вспомнила о почитателях своего таланта и разослала им письма. Был канун Нового Года.