Мама указывает на стоящего рядом со мной здоровенного детину.
- Как его фамилия?
Человек в кепи, надвинутом на самые глаза, устало усмехается:
- Чувиха, у нас нет книги скарг та пропозиций. Потерпи... тебе же объясняют, что мы из подземки, все... Жили бы как люди, не рыпались бы - и отношение к вам было бы людское, а так...
Здоровенный детина слышит весь этот разговор и, искоса глянув на маму, с силой лупит меня по затылку, швыряет одежду на пол:
- Ты что, к девке на именины? К бабушке на блины? Собирайся!
Дрянь... Жирная дрянь... Ох, как бы я ему врезал... А что мне мешает ему врезать? Видимо, кое-что мешает, потому что едва лишь я занес руку для удара, как тут же полетел в угол, сшибленный тяжеленным кулаком. Из носа у меня полилась кровь.
Очевидно, я отрубился, отвалился на время, на короткое время меня не было в этом мире, стиснутом четырьмя стенками комнаты и залитом ровным белым светом глаза успокоившегося, блаженствующего дракона.
Детина поднял-подтянул меня за руку вверх, встряхнул как следует:
- Ну ты, тля! Ты будешь, мать твою, одеваться или будешь козики строить?
Он толкнул меня другому охраннику, тот дал мне ногой пинка - я откатился к следующему; следующий долбанул меня в грудь кулаком - слезы бессилия и обиды лились у меня из глаз. Я хрипел и даже пытался сопротивляться, но это только смешило и подзадоривало пинающих, бьющих меня.
Мама вошла в комнату.
Человек в кепи, развалясь, сидел на стуле.
- Чувиха, ну ты дозвонилась до самого "своего"? Ага? И он сказал тебе все, что он думает по поводу твоего звонка? И объяснил тебе, что такое тайная полиция? и подземка?
- Я сама знаю, что такое подземка, - огрызнулась мама.
- Ах ты господи, - человек в кепи хмыкнул, - мы причастны к сферам... Какой-нибудь из секторских боссов насладился горячим пышным телом?..
Мама резко и сильно въехала человеку в кепи по щеке, да так, что кепи слетело у него с головы, и я, избиваемый, увидел, что верхняя половина черепа у бедняги снесена начисто, так что можно было видеть студенистую вздрагивающую массу мозга, похожую на грецкий орех.
Меня перестали бить. Охранники смотрели на мою мать. Человек поднялся со стула, поднял кепи, встряхнул и водрузил на прежнее место.
- Ччувиха, - начал он заикаться, - ты чего-то нне дддопоняла... ззато я ппонял, ккак же тты ссына-тто своего ттак воспитнула... Ммужик с ночной смены ввернется - ни сына, нни жжены... Вместо жжены ддогадываешься что? Ты, б..., сейчас узнаешь, что ттакое "тта скудная земная жжалость, чтто дикой страстью тты зовешь..."
Я стер солоноватую кровь, текущую из носа и рта. Я сделал всего один шаг, меня качнуло - и охранники зареготали.
В этот самый момент мы все услышали голос... Откуда он шел? Откуда обрушивался на наши головы?
Охранники вздрогнули. Все - разом. И было в их вздроге что-то, что заставляло вспомнить команду "смирнаа" на плацу лихого полковника.
Голос устало выговаривал:
- Сидоров, что там у тебя за бардак? Докладывай.
Человек в кепи нервно расстегнул зеленый комбинезон, извлек оттуда черный продоговатый ящичек и заговорил чуть искательно, но не теряя достоинства:
- Коллега координатор, выполняем распоряжение, изолируем нарушителя, зверь успокаивается.
- Ты мне дурака не валяй, по уставу он, понимаешь, взялся отбарматывать... Зверя он успокаивает. Успокоитель. Дрессировщик.
Мама села на стул и с удовольствием рассматривала перекошенные лица охранников.
Я стоял, чуть пошатываясь.
Мама подмигнула мне и сделала рукой знак, мол, стой, держись...
Детина поднял с пола мою одежду и протянул мне:
- Парень, - тихо сказал он, - ну давай, это, побыстрее... Мы ж на службе...
- Ваше дело, - продолжал сонно выговаривать голос, - изолировать. Быстро, оперативно, вежливо. Бесшумно, по возможности.
- Не прерывая сна, - видимо, не выдержав, буркнул человек в кепи.
- Сидоров, - голос не взвился в ярости, но как-то по-особенному окреп, - ты что, почитаешь за знак особой милости то, что я запомнил твою фамилию? Ну вот тебе для начала: все отделение лишается увольнительных на год. И никаких выездов! Понимаешь, вламываются, как банда хулиганов... Зверя они успокаивают. Сами и есть звери...
Человек в кепи стоял и часто моргал.
Я одевался. Охранники переминались с ноги на ногу.
Мама подмигнула Сидорову, легко поднялась и выхватила из рук человека в кепи прямоугольный ящичек.
- Коллега координатор, - заговорила она, - во-первых, я прошу прощения, что потревожила тебя среди ночи...
- Ничего, коллега Рахиль, ничего, - умиротворяюще сказал координатор, тебя ведь тоже потревожили среди ночи?
- Но меня по совершенно законному поводу, - разливалась соловьем мама и делала мне жесты рукой, мол, быстрей, быстрей, не рассусоливай, - а тебя... Я ведь позвонила только начальнику куста...
- Не извиняйся, коллега Рахиль, - мне показалось, что невидимый координатор зевнул и, подавив зевок, продолжал, - форма исполнения самого жесткого закона должна быть неизменно корректной, и чем жестче законное решение, тем корректнее форма его исполнения - мы-то с тобой знаем эту диалектику.
Я натянул куртку, мама жестами показала: нет, нет, нужно теплее свитер, там холодно, а в коробку тем временем говорила горячо и убежденно:
- Именно поэтому, коллега координатор, я и спешу сообщить тебе, что действия тайной полиции в целом были корректны, за исключением некоторых эксцессов, в частности, - мама обвела взглядом чуть не в шеренгу выстроившихся охранников и остановилась на здоровенном детине, - поведение коллеги...
- Захарова, - подсказал шепотом небольшого роста кругленький веснушчатый охранник.
- ...Коллеги Захарова, - мама подмигнула кругленькому и потерла пальцами о пальцы, мол, твоя-то фамилия, воин?
- Быкадоров, - с готовностью отозвался кругленький.
- И коллеги Быкадорова, - четко закончила мама.
Кругленький покраснел и часто захлопал ресницами, кажется, даже слезы появились у него на глазах. Мама же чуть выпятила нижнюю губу и развела руками, и снова жест ее прочитывался без слов: извини, брат, но доносчику первый кнут.
Сидоров фыркнул и одобрительно кивнул.