Пока выступал майор, Василий, весь пунцовый, стоял, опустив голову. Прав командир, тысячу раз прав. Но не в погоне за личной славой совершал лейтенант подобные поступки. Ненависть к врагу кипела в его жилах, звала отомстить за поруганную землю. Так и постарался он это объяснить. В торжественной тишине Василий Серогодский дал слово четко и неукоснительно выполнять боевые задания, повышать свой политический уровень, укреплять дисциплину.

Собрание единогласно проголосовало за то, чтобы лейтенанта Василия Серогодского принять в ряды Коммунистической партии.

Слово для доклада по второму вопросу - о поведении коммуниста в бою председательствующий предоставил командиру полка Шестакову.

Лев Львович развернул маленький блокнот, откашлялся.

- Ну, сейчас нам достанется... - прошептал сидевший рядом техник Сергей Холошенко.

Начал командир спокойно, но чувствовалось, что внутренне он напряжен, собран. Он говорил о наших упущениях, об ошибках, которых можно было бы избежать, критиковал тех, кто допускал хотя бы малейшее нарушение дисциплины.

- В нашем деле мелочей нет, - резко сказал он. - Анализ потерь позволяет сделать вывод, что их могло быть в два раза меньше, если бы летчики не "партизанили", а прикрывали друг друга. Есть случаи, когда, желая выделиться, летчики отрываются от группы, и это приводит к гибели пилота и машины.

Напомнив о недавнем выступлении в полку секретаря обкома партии Сосновского, Шестаков обрушился на нытиков, жалобщиков:

- Запасные части им, видишь ли, подавай! А где их взять? Запомните, товарищи! Время трудное, мирное население работает под пулями, бомбами, сидит на скудном пайке, но старается обеспечить нас всем необходимым. Так что у нас сейчас одна задача: беспощадно истреблять захватчиков, показывать пример организованности, дисциплины, четкого выполнения заданий. И еще: мы должны удвоить удары по врагу. На старой, изношенной технике выигрывать победы меньшими силами и без потерь!

Юрий Борисович Рыкачев в своем выступлении поддержал докладчика. Он тоже обрушился на "партизан", которые отрываются от командира, стараются во что бы то ни стало лично сбить противника. Такое поведение приносит не пользу, а вред.

Взволнованно прозвучали выступления парторга эскадрильи Лотыша, инженера полка Кобелькова. Они сказали доброе слово в адрес инженеров Бутова и Федорова, техников Карахана, Фитисова, Ботникова, Кацена, Касака, Пеньковского, Фата. Эти люди трудились, не покладая рук, спали по три часа в сутки, забывая о еде и отдыхе. Выступающие призывали всех следовать их примеру. Время было горячее.

Глава XIV.

Дни как годы

Первый осенний месяц оказался необыкновенно тяжелым для участников обороны Одессы. То в одном, то в другом секторе обороны противник предпринимал попытку сломить сопротивление наших войск и прорваться к городу. Гитлеровские генералы из кожи лезли вон, чтобы выполнить данное фюреру обещание: в ближайшие дни взять город.

Планы фашистских вояк лопались, как мыльный пузырь. Родина не забывала Одессу. Большая земля прислала на помощь 25 маршевых батальонов. 18 сентября в порту высадилась 157-я стрелковая дивизия и с ходу отправилась на боевые позиции. Большую помощь оказывали корабли Черноморского флота. Огнем своих пушек крейсер "Червона Україна" подавил фашистские батареи у села Новая Дофиновка.

А вот 69-й полк пополнялся далеко не достаточно. Официально мы именовались Военно-воздушными силами Одесского оборонительного района. Но какие там силы! Четыре-пять десятков потрепанных И-16... Черноморская эскадрилья была для нас большой поддержкой, летчики-моряки капитана Демченко дрались великолепно, но и у них вскоре начались потери. Что же касается эскадрильи майора Чебаника, то она к этому времени фактически перестала существовать: часть машин вышла из строя в результате значительных повреждений, несколько самолетов были сбиты зенитками противника.

Командующий Военно-воздушными силами оборонительного района комбриг Катров, начальник штаба Шанин и комиссар Мельшанов, приезжая к нам, собирали летчиков и задавали, как правило, вопрос: какие есть претензии или жалобы?

Какие могут быть жалобы? Война. Этим все сказано. А вот просьбы просьбы были: подбросить самолетов.

- Летчику - что... Летчик выдержит, - рассуждал капитан Елохин. - А вот машины трещат по всем швам, не под силу им такая нагрузка, товарищ комбриг...

Катров понимающе кивнул головой:

- Да, просите вы действительно немного, - он улыбнулся. - Верховное главнокомандование крепко поддерживает Одессу, пехоту присылает, артиллерию. А вот насчет авиации туговато, придется еще немного потерпеть. Но при первой же возможности учтем.

К Василию Петровичу мы относились с большим уважением. Старый, заслуженный авиатор, человек разносторонних знаний, высокой культуры, он, конечно, и сам прекрасно понимал нужды полка, но в тех невероятно трудных условиях, когда обнаглевший враг рвался к Москве, Ленинграду, выполнить наши требования не мог.

Как раз в это время наша четверка улетала на задание и командующему представили летчиков Дубковского, Топольского, Серогодского и Егоркина. Комбриг принял участие в инструктаже, дал летчикам несколько практических советов и предупредил, чтобы избегали ненужного риска.

- А вы, товарищ старший лейтенант, - обратился он к Василию Серогодскому, - выглядите так, словно на парад собрались... То есть, это, конечно, похвально, - Катров поспешил объяснить свою мысль. - В любой обстановке надо быть аккуратным, подтянутым... Я вот как-то в первые дни войны был в 67-м полку, так у них, знаете, не все следили за собой. Некоторые заросли бородами, с виду старики, а им по двадцать два года...

Серогодский смущенно улыбался:

- Так меня недавно в партию приняли, товарищ комбриг...

- Тогда разрешите от души поздравить вас, - Катров крепко пожал Василию руку. - Желаю всему звену успешно выполнить боевую задачу. А вас я помню, обратился Василий Петрович к Топольскому. - Ведь это вы сбили в одном бою двух "Хейнкелей"? Ну, желаю удачи и на сей раз...

Четверка уходила на штурмовку войск противника в район хутора Красная Поляна, ставший для нас печально известным. Мы потеряли здесь Николая Жедаева. Там был тяжело ранен комиссар второй эскадрильи Иван Павлович Маковенко.

И на этот раз нас не миновала беда. Комбриг Катров еще беседовал с командиром полка и комиссаром, когда прибежал техник Стреколовский. Он был явно чем-то встревожен. Все тотчас поднялись и пошли встречать Дубковского. Он-то и рассказал, что произошло.

Четверка штурмовала колонну вражеских танков. Набирая высоту для нового удара, наши летчики неожиданно увидели "мессеров". Они, очевидно, маскируясь за облаками1 ждали удобного момента, чтобы атаковать внезапно. Сразу был подбит самолет Топольского. Видимо, сражен был и летчик, потому что машина стала беспорядочно падать. Катров и Шестаков допытывались у Серогодского и Егоркина, не видели ли они белого купола. Нет, парашюта никто из них не заметил. Они увидели полыхающий костер в открытом поле - все, что осталось от самолета, - и сделали над ним прощальный круг, помахав крыльями...

За что нам так жестоко мстит Красная Поляна? - спрашивали мы друг у друга. Нет, предрассудки здесь ни при чем. Прав был Лев Львович, когда на партийном собрании говорил о дисциплине в воздухе, об осмотрительности. Увлекшись боем, нельзя забывать, что рядом враг, коварный и изворотливый, что он может появиться там, где ты его не ждешь,

В полку траур. Топольский был всеобщим любимцем. Кто хоть раз видел этого замечательного парня, общался с ним, тот уже не мог его забыть. Летать для Виталия было все равно, что дышать, жить. Казалось, он родился в сорочке летчика и самой судьбой ему предначертано стать отважным воздушным бойцом. Перед войной Топольский, будучи летчиком, исполнял еще и обязанности адъютанта эскадрильи. Деятельная его натура не мирилась с этой второй должностью, и он настоятельно просил: "Хочу больше летать!" Комэску Капустину, комиссару Дубковскому пришелся по душе молодой, энергичный летчик, и они стали чаще брать его ведомым. Присмотрелись и разгадали в нем сокола. Ему уже часто и самому поручали водить группы на боевое задание.