– Нет уж, ленивый увалень, – сурово заявил Фабиан. – Каждый будет есть то, что заслужил.

Дион фыркнул, Квинт засмеялся. Последовала добродушная перебранка за более удобное место для сна, каждый понимал, что они шутят, чтобы не думать слишком много. Наконец, все трое улеглись на плаще Диона и укрылись плащом Фабиана.

Белые березы у входа в пещеру отбрасывали на спящих призрачные тени, а небо светлело по мере приближения зари.

Квинт спал крепко и ему грезился Рим. Это был удивительно прекрасный мир – его мать улыбалась Регане, одетой в роскошное платье, в точности такое же, как у любовницы Нерона Помпеи, из переливчатого атласа, и в золотом уборе, который каким-то образом добыл дли нее Квинт.

Он не знал, что за звук разбудил его, но вскочил, хватаясь за копье. Остальные проснулись при его рывке и, не задавая вопросов, единым движением метнулись к стене и схватили мечи.

В первый миг, еще полусонные, и при неверном свете, они ничего не увидели, но затем звук, пробудивший Квинта, повторился. Низкое рычание, от которого волосы вставали дыбом. Квинт никогда не слышал этого звука раньше, но понял, что это такое, прежде, чем Дион прошептал: – Волки.

Затем Квинт разглядел две большие тени, надвигающиеся из-за берез.

– Кричите! – завопил Фабиан. – Больше шума! Они уйдут, они не голодны и это время года!

Молодые люди орали и шумели так, что эхо заполнило пещеру, но две зловещие фигуры среди берез не исчезали. Они стояли и смотрели, в их жестких желтых глазах мерцала угроза.

– Юпитер Максимус… вдруг простонал Фабиан. – Я понял, в чем дело – это их логово, и в пещере мы слышали их волчат. Они хотят напасть на нас!

Огромный серый волк и его подруга снова двинулись с места. Они медленно приближались, и жуткое низкое рычанье становилось громче.

Рука Квинта стиснула копье. Но в пещере было слишком тесно. Он не мог здесь размахнуться. Квинт шагнул вперед из-под скального навеса.

– Не надо… – прошептал Фабиан. – Если промахнешься, мы лишимся копья. Держись рядом с нами, у нас мечи…

Квинт не слушал. Сердце его колотилось, но сознание было холодным и ясным. Он тщательно соразмерял расстояние между собой и надвигающимся волком. Квинт отвел руку и ждал. Он видел обнажившиеся белые клыки и красный язык, видел, как вздымается шерсть на загривке, как зверь готовится к прыжку.

Квинт набрал в грудь побольше воздуха и выждал еще секунду. Наконец волк прыгнул. Квинт метнул копье прямо в светлое пятно на груди. Фонтаном брызнула кровь – острие копья вонзилось волку в сердце. Зверь дергаясь рухнул на землю. Волчица ворча и тяжело дыша, остановилась, ее желтые глаза не отрывались от бьющегося в агонии самца, от крови, которая снова хлынула – и перестала.

– Браво, Квинт! – воскликнул Дион. Они с Фабианом кинулись на волчицу, но та оказалась слишком быстра для них. Она развернулась, и припав к земле, проскочила мимо их мечей прямо в пещеру.

– У! – выдохнул Квинт, глядя на мертвого волка. – Благодарение Диане, Фортуне, даже кельтским богам, что я наконец научился обращаться с этой штукой!

Он с усилием выдернул копье, с которого стекала кровь. Осмотрел кремневый наконечник – тот остался цел. Даже ремешки, крепившие наконечник к древку, не ослабли.

– Эй, быстрее, помогите мне! – проворчал Фабиан, опустившись на колени рядом с волком. Своим маленьким ножиком он пытался вырезать кусок волчьей ляжки. – Дайте палку.

Квинт нашел длинный заостренный прут, они с Дионом посадили на него мясо. Дион закинул палку на плечо.

– Любопытная замена в рационе, – сказал он. – Волк вместо бобра – кто бы мог догадаться…

– Никто не догадается, что сделает волчица, – прервал его Фабиан, бросив через плечо взгляд на пещеру.

– Разве она не останется с детенышами? – спросил Квинт.

– Возможно, или рядом с трупом самца, но…

– … но лучше нам уйти, – докончил Квинт предложение.

Они со всей возможной скоростью припустили вниз по холму, продираясь сквозь кусты, пока не достигли вновь кургана и протоптанной вокруг него тропинки. Они уже успели немного пройти по ней на восток, когда Дион, перекидывая палку с подвешенным мясом с одного плеча на другое, заметил:

– Знаешь, Фабиан, я только что сообразил, что мы оставили свои плащи и шлемы в пещере. А также, – продолжал он, – что меня вовсе не тянет за ними возвращаться. Госпожа волчица в своих владениях и думаю, она созовет на помощь всю родню.

Как бы в ответ они услышали со стороны холма долгий ужасный волчий вой.

Все трое замерли, прислушались, затем молча пошли.

– Итак, мы оказались в одной лодке с Квинтом, – через некоторое время заключил Дион. У нас нет ничего, явно подтверждающего, что мы римляне, кроме знака Четырнадцатого легиона, а его можно прикрыть.

– И ваших мечей, – сказал Квинт с легкой завистью, но не так, как мог бы сказать это вчера. Сейчас он уверенно сжимал копье.

– И наших мечей, – согласился Дион. – Хотя, надеюсь, нам не придется пускать их в ход – до самого сражения. Я понял, что приключения последних двух недель… как бы это выразиться… поубавили во мне тягу к острым ощущениям. Я обнаружил, что постыдным образом тоскую о мягкой постели, о теплом неаполитанском солнце, о музыке, о нежных веселых девушках… а главным образом о спокойной жизни.

– Тоскуй, да не отставай, – сухо сказал и Фабиан. Он размашисто шагал впереди, надвинув капюшон безрукавки, поскольку поднялся холодный сырой ветер.

Но в душе Квинта болтовня Диона пробудила пугающие воспоминания.

– У меня был… друг, в Девятом, который часто так говорил, – неуверенно произнес он, хотя сразу понял, как мало в действительности общего было между Дионом и Луцием. Нарочито жалобные сетования Диона не могли восприниматься всерьез. При всем видимом легкомыслии Дион обладал исключительной верностью долгу и высоким чувством ответственности, в то время, как Луций…

– С твоим другом что-то случилось? – спросил Дион. – Голос у тебя стал такой странный…

Квинту хотелось разделить с кем-нибудь боль и разочарование, которые он испытал из-за Луция, но он не мог заставить себя сказать: «Я очень любил его, и считал его другом, но он меня предал, и, что гораздо хуже, когда всех наших товарищей убивали, он сбежал». Поэтому он просто кивнул и уставился в спину Фабиана.

– Это плохо, – мягко сказал Дион. Он решил, что друг Квинта погиб при уничтожении Девятого легиона, и сменил тему: – Фабиан! Долго мы еще собираемся тянуть этот проклятый кусок волчьего окорока? Я так голоден, что готов съесть его сырым.

Старший гонец оглянулся.

– Надеюсь, до этого не дойдет. Здесь, в долине есть крестьянская хижина. Может они пустят нас к своему очагу.

Они взглянули вниз на одинокую британскую ферму. За частоколом виднелась круглая мазанка, крытая камышом. Над отверстием в крыше кудрявился дым. Они спустились с холма и приблизились к плетню, окружавшему двор. Внутри яростно залаяла собака, заблеяла коза, испуганно захрюкали свиньи. Римляне остановились у запертых ворот.

– Позвольте мне, – сказал Квинт. – Я достаточно знаю язык, – он закричал: – Привет! Привет! Мы друзья! Ответьте нам.

Собака рыча и гавкая, кидалась на ворота, однако иного ответа не последовало.

– Держи лучше, Квинт, копье наготове, – съязвил Дион. – Собака такая же злая как волк.

– Я уверен, что в доме кто-то есть, – сообщил Фабиан. – Разве это не ребенок плачет?

Квинт кивнул и снова закричал:

– Привет, друзья! Все, что нам нужно – немного огня из вашего очага! Мы заплатим!

При этих словах из-за оленьей шкуры, служившей дверью, высунулась старуха. У нее были длинные спутанные седые космы и тупое толстое лицо. Она обозрела пришельцев и прикрикнула на собаку, прекратившую бешено лаять.

– Чего вам надо? – буркнула она.

Квинт снова, объяснил. Старуха исчезла в доме, но через миг выкатилась во двор.

– Вы заплатите? Когда Квинт подтвердил, ее отвислые губы расплылись в глупой, довольной ухмылке. Она отперла ворота.