Теперь, без "Хроники", нам, может быть, не сразу придётся узнать о последующих жертвах тюремно-лагерного режима, убивающего одною своей жестокостью, растянутой во времени, как убил он больного Галанскова, старого Талантова, старика Якова Одобеску (голодовка против лагерных притеснений). О вторых и третьих осуждениях уже осуждённых людей, как были возвращены досиживать свои однажды "прощённые" 25-летние сроки Святослав Карананский, Степан Сорока (25 лет получивший за то, что учеником 10 класса прочёл несколько националистических брошюр), латышский пастор Ионас Штагерс; как Юрий Шухевич получил вторые 10 лет уже в пункте освобождения по показаниям человека, не знавшего его и суток, - а вот недавно взят и на третьи 10 лет; как за религию третий раз осуждён Борис Здоровец, но с первого разa получил 25 лет Пётp Токарь (и ныне сидит 24-й год!); или как ещё, подобно Зиновию Красивскому и Юрию Белову, по окончании срока будет переведён из Владимирской тюрьмы в Смоленскую психтюрьму на срок уже не считаемый. Скроются от нашего зрения и знания дальнейшие судьбы сидящих Светличного, Сверстюка, Огурцова, Бориса Быкова (Алма-атинская группа "Молодой рабочий"), Олега Воробьёва (Пермский Самиздат), Гершуни, Вячеслава Платонова, Евгения Вагина, Нины Строкатой, Стефании Шабатуры, Ирины Стасив и многих, многих, многих, не известных дальше своих семей, сослуживцев и соседей.
Именно благодаря сплошной закрытости почти всего, что у нас происходит, когда и выплыли на Западе свидетельства Марченко, они показались там "преувеличением". И мало кто вдумался в такое, например, его показание, что режим царского Владимирского централа в советское время по одному лишь свету ухудшен в 4 раза (заложены окна до 1/4), а в другом и ещё холодней, и ещё жесточе, чем в 4.
И уже привыкнув, что о нас всё равно никогда ничего не узнать, пренебрегает мир и самой явной открытой информацией: что в поразительной этой стране с самым передовым социальным строем за полвека не было ни одной амнистии для политических! Когда наши сроки были 25 лет и 10, когда 8 лет у нас без улыбки считались "детским сроком", - знаменитая сталинская амнистия (7 июля 1945) отпускала политических... до 3 лет, т. е. никого. И немногим более (до 5 лет) "ворошиловская" амнистия марта 1953 г., только наводнившая страну уголовниками. В сентябре 1955 г., отпуская Аденауэру немцев, отбывающих судебные сроки в СССР, Хрущёв вынужден был амнистировать и тех, кто сотрудничал с немцами. Но инакомыслящим не бывало амнистии никогда за полстолетия - кто укажет на планете другой пример государственного строя, столь уверенного в своей прочности? Любители сравнивать с Грецией пусть сравнивают.
Когда в конце 40-х годов мы были завалены 25-летними сроками, мы в газетах только и читали о небывалых преследованиях в Греции. И сегодня многие высказывания западной печати и западных деятелей, даже наиболее чутких к угнетениям и преследованиям, происходящим на Востоке, для искусственною равновесия перед "левыми" кругами обязательно продолжаются оговоркой: "впрочем, как и в Греции, Испании, Турции.. " И пока пристраивается этот искусственный ряд как и, сочувствие к нам теряет своё значение, свою глубину, даже оскорбляет нас, а сами сочувствователи не видят грозного предупреждения.
Осмелюсь выразить, что не как и! Осмелюсь заметить, что во всех тех странах насилие не достигает уровня сегодняшних газовых камер, т. е. тюремных психдомов. Что Греция не опоясана бетонной стеной и электронными убивателями на границе, и молодые греки не идут сотнями через смертную черту со слабой надеждой вырваться на свободу. И нигде восточнее Греции не может министр-изгнанник (Караманлис) напечатать в газетах свою антиправительственную программу. И в Турции не могут (как в Албании) расстрелять священника за то, что тот окрестил ребёнка. И из Турции не бросаются в море по 100 человек в день (как китайцы под Гонконгом), чтобы между акул испытать жребий "свобода или смерть". И в Испании не глушат радиопередач ни с Кубы, ни из Чили. И Португалия допустила иностранных корреспондентов расследовать возникшие подозрения, какого приглашения на другом конце Европы эти корреспонденты никогда не получали, никогда не получат - и останутся вполне довольны, не посмеют даже протестовать! - вот что самое типичное.
Первая черта по одной шкале может означать 10, а первая черта по другой шкале - 106, т. е. миллион. И только ли неграмотностью наблюдателей или свёрнутостью их головы можно объяснить их вывод: "и там и здесь перейдена первая черта"?
Тщетно я пытался год назад в своей нобелевской лекции сдержанно обратить внимание на эти две несравнимых шкалы оценки объёма и нравственного смысла событий. И что нельзя допустить считать "внутренними делами" события в странах, определяющих мировые судьбы.
Так же тщетно я указал там, что глушение западных передач на Востоке создаёт ситуацию накануне всеобщей катастрофы, сводит к нолю международные договоры и гарантии, ибо они таким образом не существуют в сознании половины человечества, их поверхностный след может быть легко стёрт в течение нескольких дней или даже часов. Я полагал тогда, что также и угрожаемое положение автора лекции, произносимой не с укреплённой трибуны, а с тех самых скал, откуда рождаются и ползут мировые ледники, несколько увеличит внимание развлечённого мира к его предупреждениям.
Я ошибся. Что сказано, что не сказано. И, может быть, так же бесполезно повторять это сегодня.
Что такое глушение радиопередач, нельзя объяснить тем, кто не испытывал его на себе, не жил под ним годами. Это - ежедневные плевки в уши и в глаза, это оскорбление и унижение человека до робота, глушат ли способом "полной немоты" диапазона, или способом "ржавой пилы", или пошлой музыкой. Это низведение взрослых до младенцев: глотай только пережёванное мамой. Даже самые благожелательные передачи во дни самых дружественных визитов глушатся так же сплошь, не должно быть ни малейших уклонений в оценке события, в оценках, в акцентах, все должны воспринять и запомнить событие 100%-но одинаково. А многие мировые факты и вообще не должны быть известны нашему населению. Москва и Ленинград парадоксально стали самыми неинформированными столицами мира: жители расспрашивают о новостях приезжих из сельских районов. Там для экономии (очень небесплатно обходятся нашему населению эти услуги по глушке) глушат слабей. Однако, по наблюдению жителей разных мест, именно за последние месяцы глушение расширилось, захватило новые районы, увеличилось в интенсивности. (Вспоминается судьба Cepгея Ханжёнкова, отсидевшего к 1973 году 7 лет за попытку - или даже только намерение - взорвать глушитель в Минске. А ведь исходя из общечеловеческих забот нельзя понять этого "преступника" иначе как борца за всеобщий мир.)
Общую цель нынешнего зажима мысли в нашей стране можно было бы назвать китаизацией, достижением китайского идеала, - если б этот идеал не существовал прежде того у нас в 30-е годы, да вот упущен. В 30-е годы много ли знали на Западе о Михаиле Булгакове, Платонове, Флоренском? Так и в Китае сегодня есть тысячи инакомыслящих, есть тайные писатели и философы, но мир узнает о них лишь целой эпохою позже, лет через 50-100, и то лишь о тех немногих, кто сумеет сохранить своё творчество между неумолимыми жерновами. К этому идеалу и хотят нас вернуть сейчас.
Однако я уверенно заявляю, что в нашей стране вернуться к такому режиму уже невозможно.
Первая причина тому международная информация, всё-таки просачивание и влияние идей, фактов и человеческих протестов. Надо понять, что Восток отнюдь не равнодушен к протестам западной общественности, наоборот - он смертельно боится их - и только их! - но когда это слитный мощный голос сотен выдающихся лиц, общественного мнения целого континента, от чего может зашататься авторитет передового строя. Когда же раздаются робкие единичные протесты безо всякой веры в успех и с обязательными реверансами "как впрочем и в Греции, Турции, Испании", то это вызывает только смех насильников когда расовый состав баскетбольной команды оказывается бoльшим мировым событием, чем ежедневные уколы узникам психтюрем, разрушающие мозг, - то что и можно испытать кроме презрения к эгоистической, недальновидной и беззащитной цивилизации?!