- С женой ссориться не люблю, без того нервотрепки хватает. Праздник и Харьков тоже не уйдут, вечером назад уеду. Понимаете, сосет предчувствие, что вы тут... Есть новости?
- Из-за новостей и не спим, Готовили вам подарок к празднику, товарищ следователь.
- Какой еще подарок?
- Ценный Задержанного. А уж насколько он ценный, гляди сам, Константин Васильевич, - Ушинский подал протокол.
Загаев бегло просмотрел его, потом еще раз прочел:
- Ах, молодцы! Вы понимаете, полуночники, что в ближайшее время будут раскрыты минимум два преступления: старое и новое!
- Но справка из колонии...
- Да что справка! У меня тоже есть справка. В Седлецкой ГАИ я выписал из архива все случаи угона транспортных средств с шестнадцатого по двадцатое сентября семидесятого года и попросил выяснить, "кто есть кто" из угонщиков. Так, на всякий случай! И представьте, фамилия Саманюка в этой справке фигурирует...
- Но он же отбывал срок!
- Да. Но в июне семидесятого освобождался "на химию", как принято выражаться у заключенных, то есть на стройку в городе Седлецке. А в сентябре возвращен в исправительно-трудовую колонию. За что, думаете? За угон автомашины. Правда, по данным ГАИ, угонщик, вернее, угонщики - их двое было - далеко не уехали.
Загаев вынул записную книжку.
- Вот. Машина ГАЗ-69, принадлежащая ремстройконторе, накануне похищения была неисправна - предстоял ремонт спидометра, поэтому и горючим была не заправлена. Шофер "газика" заявил, что бензина в баке оставалось не более ноль-пять литра. Пьяные угонщики пытались доехать от гаража до своего общежития, но не смогли - мотор заглох. Они бросили машину и ушли в общежитие спать. Той ночью на девятнадцатое сентября в Седлецке было зарегистрировано четыре угона, и этой истории с "газиком" большого значения не придали. Теперь предстоит разобраться, так ли все было, как записано в материалах тамошней ГАИ... Хотя подобные ребусы надо разгадывать на свежую голову. Пошли в гостиницу, Юрий Трифонович.
- И меня возьмите с собой, - попросил Хилькевич,
- Ты же местный.
- Возьмем его, - сказал Ушинский, - У него семейная конспирация. Правда, врать жене - аморально...
- Не по девчонкам же я бегал! У меня свидетели - вы.
- Подтверждаю: не по девчонкам, а у дома вдовы ночь провел. Пошли спать...
Ушинский разбудил Загаева около полудня.
- А? Что? Еще кого-нибудь поймали? - тер глаза Загаев,
- Днем и ночью ловить - преступников не хватит. Вставай, Константин Васильевич, тебе с вечерним поездом домой ехать... Конечно, если не хочешь Саманюка допрашивать, то спи...
- Обязательно надо посмотреть на него. Где Хилькевич?
- Спит в моем номере на диване... Жаль будить.
В буфете гостиницы позавтракали наскоро. Придя в прокуратуру, Загаев по телефону велел дежурному побрить Саманюка, сфотографировать и привести на допрос.
- По всему видно, Саманюк хитер, опытен, - рассуждал Загаев. - Так что с вопросами об убийстве спешить не будем. О взломе кассы в Малинихе тоже помолчим пока. Пусть сидит в полном неведении. Меру пресечения прокурор утвердит. Саманюк признался в покушении на кражу, не имеет постоянного места жительства. Донесение в прокуратуру отправь сегодня же. Сейчас на Саманюка только поглядим, послушаем про угон машины. А в среду я махну в колонию, где он отбывал наказание.
- Константин Васильевич, на машихинском огороде сержант нашел плащ.
- Зеленый, болоньевый? Пригодится. К сестре Машихина в Харькове заходил незнакомец в зеленом плаще, спрашивал старого друга Зиновия...
Саманюк вошел бодрый, свежевыбритый, при галстуке.
- Здрасте, граждане начальники, - поклонился галантно. - Очень вам благодарный, встретили как родного, - он провел рукой по выбритой щеке.
- Садитесь, - кивнул в ответ Ушинский. - Ваше дело будет вести следователь Константин Васильевич Загаев.
- Очень приятно. Гражданину следователю повезло со мной - во всем признался с первого допроса.
Саманюк выглядел благодушно настроенным - предвидится недолгая отсидка за неудавшуюся кражу, да ведь не в первый раз сидеть-то.
Загаев задавал обычные протокольные вопросы: в какой исправительно-трудовой колонии отбывал наказание, сколько судимостей, по каким статьям?
- А что вы делали в Лозовой? - и опять начались вопросы-ответы. - Так, гулял. С кем? Как ее, этой Верки, фамилия? Да, конечно, на что она, фамилия. Ну а адрес? И адрес не запомнил? Это уже хуже. Ага, в пригороде, значит? Рядом с баней?
- Посочувствуйте, гражданин следователь, - взмолился Саманюк, - четыре года бабы путем не видел!
- Что так?
- Ха! Колония-то мужская. Вот если б смешанная была...
- Но вас же освобождали на стройку народного хозяйства.
Усмешка Саманюка застыла. Но он быстро сориентировался, опять улыбнулся простецки:
- Э, я уж забыл про то. Как миг единый пронеслась моя "химия".
- В каком году?
- Кажется, в семьдесят первом. Или в семидесятом. Да что, пару месяцев повкалывал как проклятый и возвернулся. Добро еще, что без "раскрутки".
- То есть не добавили срок?
- Да за что?!
- И верно, за что вас вернули в колонию?
- По пьянке вышло... Эх, неохота и вспоминать...
- Но все ж вспомните, пожалуйста. Так за что?
- Там строгости, гражданин следователь, там следили - будь здоров! Чуть какая малость, за шкирку и в ИТК.
- Это где такие ужасы? В каком городе?
- Туфтовый такой городишко, название вроде рыбного. Или лошадиного. А, Седлецк! Вспомнил,
- Худо у вас с памятью, Саманюк.
- Мне ни к чему память-то. Не в институт поступать.
- Не в институт, в другое место. Так за что вернули "с химии"?
- Говорю, по пьянке. С получки выпили с корешем, уснули на вокзале, Просыпаемся вечером. Башка трещит, время позднее, в общежитие на поверку надо, там у нас строго. Что делать? Ну, поперлись домой. Мимо гаража идем, кореш и говорит: давай, говорит, возьмем машину для скорости, чего пёхом эку даль топать. Вот, с гаража сдернули мы серьгу... то есть замочек сняли, "газик" завели и поехали. Ну, думаем, теперь порядок, успеем к поверке. Улицы три-четыре проехали - бац, бензин кончился. Н-не повезло! Так и ушли в общежитие пёхом. Думали - сойдет. Оно и сошло бы, да нас сторож. У магазина приметил. Я ж говорю, за ерунду пострадал.
- Как фамилия вашего соучастника?
- Не помню. Вы правильно заметили, память у меня паршивая. Звать Федькой, а фамилия мне ни к чему.
- Вам все ни к чему.
- Молодой еще, перевоспитаюсь. Я, гражданин следователь, политзанятия всегда посещал...
- А толку?
Можно было отправлять его в камеру.
Пятого мая Загаев приехал в исправительно-трудовую колонию. Два дня изучал дела, беседовал с оперуполномоченным, начальником отряда. Оказалось, что в этой же колонии был в заключении Машихин-Чирьев. Здесь же досиживал срок "кореш" Саманюка по угону машины Фаат Габдрахманов. Все зовут его Федькой. Срок у него пять лет. По словам начальника отряда, Габдрахманов в обращении резок, нарушает режим, завистлив, характер неуравновешенный.
- Вечно он чем-нибудь недоволен, всюду мерещится несправедливость. Повара ругает - мяса в суп мало положил, другим больше. Бригадира - дешево смену расценил, другие деньги гребут. На завхоза рычит, почему заставляет в бараке уборку делать, когда другие "койки давят".
- Что с "химии" несправедливо вернули, не жалуется?
- Нет, не слышал.
- Он где сейчас?
- На работе. Только что мастер звонил - курит Габдрахманов в неположенном месте, грубит.
- Вызовите его к оперуполномоченному для беседы о нарушениях.
Габдрахманов вошел с видом человека, которого побеспокоили по пустякам. Встал боком, держась за ручку двери. Казалось, сейчас выругается и уйдет. Сказал: "Вызывали?" - и глянул исподлобья. Велели сесть - не сел, а присел на стул: дескать, говори, начальник, да я пойду.