- Габдрахманов, вы часто нарушаете режим, грубите. Курите в неположенном месте.

Глядит выжидающе: ну, чего дальше? Голова у Габдрахманова круглая, серая от короткой стрижки, лоб широкий и низкий. Глазки маленькие, колючие, злые: ты мне, начальник, хоть кол на голове теши, а я все равно тебя... это самое... понял?

- Как же так? - говорит оперуполномоченный с положенной по инструкции вежливостью. - Нарушать режим никому не дозволено.

Молчит, глядит: ну, нарушаю, и что? Срок кончится - все равно отпустите, и с нарушениями.

- Вам, Габдрахманов, предоставлена возможность честным трудом и поведением искупить вину, - скучновато внушает оперуполномоченный, - а вы не желаете встать на путь, ведете себя вызывающе. Так нельзя. Другие соблюдают режим, честно трудятся...

- Другие больше нарушают, да их не видят! Габдрахманов, Габдрахманов, всегда Габдрахманов, а другим можно, да?!

- Кто другие, например, нарушают?

- Не знаю, вы глядите - кто, вы на то поставлены,

- Вам оказали доверие, направили на стройку народного хозяйства. Вы доверия не оправдали. Как же так, а? Почему, находясь на стройке, допустили новое нарушение?

- Ничего не допускал, другие больше...

- Не о других, о вас разговор. Вот расскажите, почему вас вернули в колонию?

- Почему, почему... Пьяный был, машину брал...

- Точнее сказать, угнали чужую машину. С какой целью?

- Ни с какой ни с целью... Говорю, пьяный был, на вокзале спал. Проснулся, гляжу - время много, на поверку бежать надо. С вокзала выходил, машину брал... ну, угнал, по-вашему.

Габдрахманов смотрит на дверь: и чего начальник "резину тянет"?

- Сколько вас было, когда машину угоняли?

- Сколько, сколько... Ну, двое,

- Кто еще?

- Мишка. Фамилию не знаю.

- Саманюк?

- Не знаю.

Загаев разложил на столе четыре фотографии.

- Посмотрите, Габдрахманов, кто из них ваш соучастник?

Габдрахманов что-то заподозрил. Перестал торопиться, переключился на "ленивое равнодушие", вытянул шею к фотографиям.

- Вот, наверно.

- Как - наверно? Узнаете соучастника или нет?

- Ну, он. Дальше чего?

- Дальше вы сами расскажите.

- Про что?

Загаев перебирал бумаги в папке, с вопросами медлил. Габдрахманов еще раз, повнимательнее, пригляделся к снимку. Мишка Саманюк выглядел фраером: в костюмчике, при галстуке, морда сытая, довольная. Габдрахманов засопел, толстым пальцем отодвинул фотокарточку. В обезьяньих глазках - зависть.

Загаев нашел нужный лист и завел разговор с осужденным. На допрос это не походило.

- Я следователь из Харьковской областной прокуратуры, моя фамилия Загаев.

Осужденный пожал плечами: мол, мне-то что.

- Габдрахманов, меня интересуют кое-какие старые дела. Расскажите поподробнее, как там у вас получилось с угоном машины?

- Как получилось... Плохо получилось.

- А вы думали, что будет все прекрасно?

- Ничего не думали Пьяные были. В общежитие быстро ехать хотели. Бензин кончился, без горючего - как поедешь? Совсем мало горючего было. Машину бросали, пешком бежали.

Теперь Габдрахманов не торопился, не сердился, объяснял старательно, чтобы "гражданин следователь" понял: совсем мало бензину было, куда поедешь...

- Кто вел машину?

- Ну, я вел.

- Как автоинспекция догадалась, что машину именно вы угнали?

- Мимо магазина ехали, там большой фонарь, сторож узнал, на другой день милиции говорил.

Совсем другим стал Габдрахманов, смирным, осторожно-покладистым. Рассказывал охотно, гражданина следователя взглядом не кусал. Когда следователь поднял от бумаги голову и взглянул на него, Габдрахманов даже изобразил подобие улыбки на синих губах: спрашивайте, гражданин начальник, я честный, всю правду скажу... С минуту смотрели друг на друга два худощавых человека одного примерно возраста. У Загаева в волнистых волосах седина. В колючем ежике Габдрахманова тоже. От различных тревог седина, от противоположных тревог...

На переносице осужденного напряглись глубокие морщины - что сейчас спросит следователь?

- Вы ездили той ночью в поселок Малиниху?

Дрогнула улыбка на синих губах:

- Какой поселок, гражданин начальник! Говорю, совсем мало горючего было!

- В ту ночь в Малинихе совершена была крупная кража. Можете вы что-нибудь рассказать об этой краже?

- Никакой Малиниха не знаю! Никогда там не был!

Осужденный искренне усмехнулся. Какой чудак гражданин следователь, совсем глупый. Из Харькова приехал спрашивать Габдрахманова про кражу в Малинихе! Чудак!

- Можете идти, Габдрахманов.

- До свиданья, гражданин начальник.

Он встал, надел матерчатую фуражку, пошел. И на порог уж вступил, за дверную ручку взялся, но не вышел, медлил.

- Вы что, Габдрахманов? А хотите знать, сколько там, в малинихинском сейфе, денег было?

Осужденный проворчал:

- Мне какое дело...

- А было там около двенадцати тысяч.

Верхняя губа Габдрахманова приподнялась, открыв желтые от крепкого чая крупные зубы. Должно быть, здорово хотелось ругнуться Габдрахманову, а нельзя - при начальстве-то. Мотнул головой, опять изобразил ухмылку:

- Вы думаете, я их увел?

- Подозреваю, что были соучастником.

- Хо! Это еще доказать надо.

- Ну а как же! Обязательно надо доказать. Пока есть подозрения только. Вот я и подумал: может, Габдрахманов сам расскажет...

- Хо!..

Чудак следователь!

- До свиданья, граждане начальники.

- До свиданья, Габдрахманов. На днях еще вас приглашу, потолкуем.

- Ну... ваше дело такое, - кивнул и вышел.

Два дня Загаев изучал личное дело Габдрахманова, материалы автоинспекции по угону "газика", материалы следствия по давней малинихинской краже.

Через два дня состоялась еще одна беседа с подозреваемым.

Фаат Габдрахманов как мог старался изобразить любезность: поздоровался, даже поклонился чуть. Сел на стул, уперся ладонями в колени, вытянул шею к следователю.

- Меня интересуют некоторые детали, касающиеся угона, - сказал Загаев. Ваши ответы, Габдрахманов, будут зафиксированы в протоколе допроса. Да, сегодня допрос, а не беседа

Осужденный ничем не выразил своего отношения к сказанному. Только ладони крепче вцепились в колени.

- Расскажите подробнее, каким образом сторож мог опознать вас и Саманюка ночью, в кабине "газика", на ходу? Вы раньше были знакомы со сторожем?

- В магазине нас видел, наверно.

- Но ведь он сторожит ночью, а вы ходили в магазин днем?

- Зачем днем, вечером ходили. Днем работали, в столовой ели.

- Тот магазин от вашего общежития довольно далеко, есть ближе. Почему ходили именно в тот?

Низкий лоб осужденного сморщился.

- Почему, почему... Ходили, да и все. Мы ж там не под конвоем, куда хотим, туда идем.

- После работы, усталые - и за шесть кварталов, когда рядом с общежитием есть гастроном?

Габдрахманов подумал. Пояснил:

- За водкой к тому сторожу бегали. Пока с работы придем, уж семь часов, водку не продают. Сторож рано приходил, мало-мало спекулировал, гад такой. Деньги брал, сдачи не давал. Плохой человек. Дурной глаз имеет, дурной язык имеет. Нас в "газике" видел, сразу милиции говорил. Никто бы не узнал, что мы "газик" брали.

- Куда же вы ездили на "газике"?

- Куда, куда... В общежитие ехали! Один разговорил, другой раз говорил, сколько раз можно одно и то же!

- Ехали с вокзала в общежитие, очень торопились на вечернюю поверку, так?

Габдрахманов подумал хорошенько и сказал:

- Так.

- На вечерней поверке вас не было.

- Значит, не успели.

Загаев развернул па столе план Седлецка.

- Посмотрите, Габдрахманов. Видите этот квадрат? Здесь вокзал. А вот здесь общежитие. А магазин, где вас видел сторож, вот он, совсем в стороне. Если так спешили на поверку, то и ехать бы вам прямо по улице к общежитию. Как оказались в десяти кварталах от нужного направления?