Лавка освещалась несколькими свечами. Старуха ретировалась в безопасное место, за стойку, откуда принялась высматривать признаки того, что он собирается убить ее в ее собственной постели.

Трио осторожно проследовало через лавку. Создавалось впечатление, что здесь скопились невыкупленные заклады за несколько столетий. Музыканты частенько бывают на мели; это одна из характеристик музыкантов. Здесь были военные горны, здесь были лютни, здесь были барабаны.

– Ну и хлам, – прбормотал Имп себе под нос.

Глод сдул пыль с крумгорна, поднес его к губам и извлек звук – как будто привидение переело бобов.

– Я думаю, в нем сдохла мышь, – заявил он, вглядываясь в глубину.

– С ним было все в порядке до того, как ты принялся дуть в него, – отрезала старуха.

На другом конце лавки с грохотом обрушились цимбалы.

– Извиняюсь, – сказал Лайас.

Глод поднял крышку инструмента, совершенно незнакомого Импу, обнаружив ряд клавиш. Гном пробежался по ним своими толстыми короткими пальцами, произведя последовательность печальных, тонких звуков.

– Что это такое? – прошептал Имп.

– Клавесин, – ответил Глод.

– Годится на что-нибудь?

– Не думаю.

Имп выпрямился. У него возникло чувство, что за ним наблюдают. За ним наблюдала старуха, но был еще кто-то кроме нее…

– Это бесполлезно. Тут ничего нет, – громко произнес он.

– Эй, что это такое? – спросил гном.

– Я сказалл – здесь ничего…

– Я что-то слышал.

– Что?

– Вот, вот опять…

Позади них раздался грохот и серия глухих ударов – Лайас освобождал двойной бас из под груды старых пюпитров, пытаясь при этом избежать острых углов.

– Был такой странный звук, пока ты говорил, – сказал Глод. – Ну-ка скажи что-нибудь.

Имп заколебался, как это всегда происходит с людьми, всю жизнь чешущими языками, когда их просят «что-нибудь сказать».

– Имп? – сказал он.

УУММ, Уумм, уумм…

– Это идет от…

УААА, Уааа, уааа…

Глод отвалил в сторону груду старых нот. Под ней обнаружилось музыкальное кладбище, включающее в себя освежеванный барабан, набор ланкрских волынок без труб и маракас, которым, возможно, пользовался танцор Дзен-фламенко. И что-то еще.

Гном вытащил это наружу. Оно смутно напоминало гитару, обработанную тупым каменным зубилом.

Несмотря на то, что гномы, как правило, не играют на струнных инструментах, Глод узнавал гитару с первого взгляда. Они напоминали формой женщин – если вы считаете, что женщины лишены ног и у них очень длинная шея и множество ушей.

– Имп? – сказал он.

– Да?

Уауауауауммм… Звук казался острым, как пила, и окаймленным бахромой. На инструмент были натянуты двенадцать струн, а корпус цельнодеревянным, безо всяких пустот, так что, казалось, нужен был только для того, чтоб было на что их натянуть.

– Оно отзывается на твой голос, – сказал гном.

– Как это?

Аамм эоу…

Глод прижал струны рукой, а другой подал знак подойти поближе.

– Это, верно, из-за соседства Университета, – прошептал он. – Он источает магию, это широко известный факт. Или какой-то волшебник заложил ее. Дареной крысе в зубы не смотрят. Ты умеешь играть на гитаре?

Имп побледнел.

– Ты имеешь в виду как… как фоллк-музыкант?

Он взял инструмент.

Фолк-музыка не приветствовалась в Лламедосе и исполнение ее сурово пресекалось; считалось, что если некто напоил коня и собирается приобнять жену, то он вправе расчитывать, что его дальнейшие шаги не будут запротоколированы и впоследствии исполнены под музыку. Гитары же отвергались из-за их, ну… чрезмерной простоты.

Он взял аккорд. Возник звук, подобного которому он не слышал никогда в жизни: резонанс и необычные отголоски, которые будто бы уносились прочь, пропадали в руинах инструментов и возвращались, обогащенные новыми гармониками.

От этого звука зазудел его спинной хребет.

Но вы не сможете быть даже самым распоследним музыкантом на свете, если у вас нет инструмента.

– Отлично, – сказал Глод. Он повернулся к старухе.

– Вы же не назовете это музыкальным инструментом, не так ли? – вопросил он. – Взгляните на него – от него тут не больше половины.

– Гллод, я не думаю… – начал Имп. Струны у него под рукой затрепетали.

Старуха посмотрела на эту штуковину.

– Десять долларов, – сказала она.

– Десять долларов? Десять долларов? – воскликнул Глод. – Да это не стоит и двух!

– Стоит, – сказала старуха. Она оживилась самым неприятным образом, как будто предвкушая схватку, в которой ничьим карманам пощады не будет.

– К тому же она старая, – сказал Глод.

– Антикварная.

– Вы слышали этот звук? Совершенно гиблый.

– Сочный. В наши дни уже не встретишь подобного мастерства.

– Только потому, что сейчас научились этого избегать!

Имп еще раз присмотрелся к штуковине. Струны резонировали сами по себе. Они слегка отблескивали синим и смазывались, как будто никогда не прекращали вибрировать.

Он поднес ее к губам и прошептал:

– Имп.

Струны умммнули.

Теперь он разглядел пометку мелом. Мел почти стерся, так что единственное, что можно было понять – это пометка. Просто меловой штрих.

Глода несло. Гномы считаются самыми энергичными дельцами, уступая в проницательности и наглости только маленьким пожилым леди.

Имп попытался сосредоточится на происходящем.

– Итак, – говорил Глод. – Мы догорились?

– Договорились, – отвечала маленькая пожилая леди. – И не пытайтесь плевать себе на руку, пока я не пожму ее. Подобное поведение негигиенично.

Глод повернулся к Импу.

– Думаю, я провернул дело просто замечательно, – сказал он.

– Хорошо. Посллушай, это очень…

– Есть двенадцать долларов?

– Что?

– Что-то вроде утешительного приза, я думаю.

Глухой удар донесся сзади. Катя перед собой здоровенный барабан и удерживая локтем стопку тарелок, появился Лайас.

– Я же говорилл, что у меня нет денег! – прошипел Имп.

– Да, но… слушай, люди всегда говорят, что у них нет денег. Это разумно. Ты же не будешь ходить повсюду и говорить, что у тебя полно денег. Значит, ты имел в виду, что у тебя их на самом деле нет?