Снова в путь. Пограничники идут сосредоточенные, суровые. Дорога пролегает вблизи бывших укрепленных районов. Ни души. Черными пустыми глазницами смотрят бойницы железобетонных дотов. Не видно ни орудий, ни пулеметов, ни тех, кто должен был, одетый в камень и железо, держать здесь под обстрелом каждый метр земли.

- Куда же все делось? - заметил кто-то из бойцов, служивших здесь до 1939 года.

- Вот тебе и старая граница, а говорили - дальше отступать не будем.

Сержант Смолянец успокаивает:

- Проскуров тоже старая граница. Может, там занята оборона.

Мы шли с политруком молча, не вмешиваясь в неожиданно вспыхнувший разговор. Полтора года назад, когда мы служили на старой границе, она казалась нам неприступной крепостью. Бойцы и командиры бывали в подразделениях укрепрайонов и многое видели своими глазами. Теперь ничего этого не было. После того как граница передвинулась на запад, укрепленные районы были демонтированы и законсервированы в связи со строительством их на новой границе. Вслед за вероломным вторжением гитлеровских войск старые укрепрайоны стали спешно приводиться в боевое состояние, но достигнуть былой их мощи, к сожалению, не удалось.

- Да, - сказал я Скляру, - картина невеселая, но надо подбодрить людей. Может, мы чего-то не знаем. Скляр пошел вдоль колонны.

- Что приуныли, орлы? - послышался его голос. - Доты пусты - не беда, был бы боевой дух крепок. А ну вспомним, как мы дрались у границы! Кто драпал: мы или они?

Темнело. Где-то на северо-востоке небо озаряли вспышки широких молний. Противник опять что-то бомбил. Но гул взрывов до нас не доходил. Слышался лишь скрип песка под колесами наших повозок да приглушенный разговор политрука с бойцами.

К 7 июля большинство подразделений отряда сосредоточилось в районе железнодорожной станции Проскуров. Предполагалось из Проскурова отряд перебросить железнодорожным транспортом через Староконстантинов на Казатин. Однако к этому времени немцы подошли к Бердичеву. Находившийся в Проскурове начальник штаба Украинского пограничного округа полковник Рогатин изменил первоначальный план и приказал отходить через Жмеринку, Винницу и Казатин до города Сквиры. Те, кто успел погрузиться в эшелоны, направлялись туда по железной дороге, другие, главным образом штаб отряда и штабные подразделения, перебрасывались автотранспортом. Отдельные заставы, для которых машин не хватило, шли в пункт сосредоточения проселочными дорогами.

К Проскурову мы подошли поздно вечером после очередной бомбежки. Железнодорожные пути были до отказа забиты переполненными воинскими эшелонами. Люди сидели на подножках, в тамбурах, на крышах вагонов. Остановив пограничников у станции, я со связными стал пробираться через железнодорожные пути. С трудом отыскал эшелон с пограничниками. Там увидел капитана Щербакова.

- Ну как, прибыли? - не дав мне доложить, спросил комендант. - Все в порядке?

- Так точно, - отозвался я и добавил: - Только вот повозка вышла из строя да тяжеловато нести пулемет на себе. Еще с десяток человек потерли ноги. Кроме того, с нами две матковские учительницы. В общем человек пятнадцать, как говорят, небоеспособных.

Не знаю, как Гавриил Иванович относился к другим начальникам застав, но ко мне - с большим доверием и отцовской добротой. Хоть и непродолжительна была наша совместная служба - Щербаков принял комендатуру лишь в начале 1941 года, - я верил в него, его командирский талант, спокойствие, рассудительность. Между нами было полное взаимопонимание. Вот и тогда комендант понял, что напрасно жаловаться я бы не стал.

- Давайте сюда тех, кому трудно идти, да побыстрей, а с остальными следуйте через Староконстантинов в Сквиру.

Я перебежал полотно железной дороги и быстро собрал людей, которых надо было отправить с эшелоном. Политрук Скляр повел их на станцию.

- Оставайся с ними! - крикнул я Максиму вслед.

Двинулись в путь и мы. Незаметно отмерили километров десять, возможно, больше. Неожиданно колонна остановилась.

- Начальника в голову! - передали по рядам.

Поперек дороги стоял мотоцикл с коляской, а возле прохаживались три человека. Один из патрульных, очевидно старший, нетерпеливо спросил:

- Ну где он, ваш начальник?

Я представился.

- В Староконстантинов нельзя - там немцы, - сказал он, - направляйтесь в Казатин.

- А как туда попасть?

- Возвращайтесь назад, доберетесь до Хмельника, а там спросите.

Чтобы сократить путь, мы свернули с дороги на гороховое поле и взяли нужный азимут по компасу. Так шли около часу, пока не оказались на каком-то проселке. Двигаться дальше было рискованно. Компас компасом, а кто мог сказать, где сейчас противник. Да и люди устали, буквально засыпали на ходу. И я решил переждать ночь в поле. Выставили часовых, и вскоре все заснули мертвецким сном. Только мне не спалось. Лежа на спине, я всматривался в усеянное звездами почти дегтярное небо и размышлял о том, как далеко мы оказались от границы не по-своей воле. Не прошло и получаса, как послышался знакомый гул немецких бомбардировщиков. Над Проскуровом повисли спущенные с самолетов парашюты с осветительными ракетами. Захлопали зенитки. Но их слабый звук заглушили бомбовые разрывы. К небу вскинулись огненные столбы. Все вокруг осветилось слабым сумеречным светом. Ухающие глухие раскаты доносились довольно долго. Под этот гул я незаметно уснул.

Проснувшись, понял, что давно рассвело. Стояла поразительная тишина. Пограничники лежали неподвижно, даже часовые уткнулись лицом в землю. Неприятный холодок кольнул сердце: неужели что-то случилось? Я стал тормошить Вершинина, который ближе всех лежал ко мне/ Михаил что-то пробормотал и тяжело разомкнул веки У меня отлегло от сердца: подкосила людей усталость.

Нужно скорее уходить с открытого места, не дай бог налетят самолеты. Но кони с трудом становятся на ноги. Вершинин делает соломенные жгуты, и кавалеристы начинают растирать мускулы наших лошадей.

Проселок вывел нас к берегу тихой, заросшей осокой речки. По ней мы добрались до города Хмельника - зеленого курортного местечка. Здесь располагался какой-то армейский штаб. На одной из улиц нас задержали и, спросив, как мы тут оказались, посоветовали убраться поскорее. Кроме полевого караула, войск в Хмельнике не было.

Где-то на полпути к Казатину, идя вдалеке от основных дорог, мы набрели на тихое село. Я решил дать отдохнуть людям. Жители радушно встретили нас: накормили, напоили, а женщины принялись стирать белье и портянки. Впервые после отхода от границы я прикоснулся бритвой к лицу и сбрил уже довольно сильно отросшую бороду. К вечеру председатель колхоза, пятидесятилетний крепкий мужчина, распорядился забить барана. Прямо под деревьями были накрыты столы. Нас угощали мясом, жареной картошкой, квасом, молоком, ряженкой. Вместе с нами за столом сидели старики, женщины, дети. Всех интересовало, как дела на фронте, где немцы. Мы отвечали, что идем от самой границы, что делается в мире, не знаем, вчера немцы были в Староконстантинове и Бердичеве, в Хмельнике пока наши.

- А как, пустят германца дальше? - спросил совсем древний старик. - И много там наших супротив него?

Ответил председатель колхоза. Он сказал, что немцев мы били еще в 1918 году и если они придут сюда, то пойдем партизанить, как и тогда, в революцию.

Поздним вечером мы покинули наше пристанище и всю ночь шли то полем, то дорогой, то оврагами, пока наконец не увидели очертания города. По всей окраине его тянулись траншеи. Тут же были установлены орудия. Кое-где зарытые в землю по башню виднелись танки. Перед нами был Казатин. Нас остановили патрульные и, проверив документы, рассказали, как добраться до Сквиры.

Утром 11 июля застава прибыла в Сквиру. Небольшой городок буквально утопал в садах. У огромного пруда мы отыскали свою комендатуру. Группа бойцов вместе со Скляром, следовавшая из Проскурова эшелоном, была уже здесь. Тут же находились наши санитарки - матковские учительницы. Максим доложил мне, что капитан Гладких приказал отправить девушек с попутными машинами в Киев. Но возникло затруднение: во время бомбежки эшелона в Проскурове сгорели их документы вместе с другими вещами. Кто поверит в Киеве, что они учительницы? Время-то военное.