После обеда на остров Мун обрушилось целое нашествие. Наверно, с "Дельфина" были спущены все шлюпки. Они подходили одна за другой, подвозя доски, ящики, тюки, бочки и людей - молодых с бородами и пожилых, гладко выбритых. Первым долгом они бежали смотреть и фотографировать "Ассоль", гордо стоящую за добрый километр от кромки воды. Затем перетащили к "Ассоль" грузы и накрыли их брезентом. Потом принялись ставить для себя утепленные палатки, выбирая места повыше. Мальшет и Дружников уехали на одной из своих шлюпок, захватив с собой капитана Ичу и Барабаша. Иннокентий предложил мне пройтись.

С момента "приземления" на остров Мун впервые мне так просто предложили прогуляться, словно по Красной площади или по нашему Комсомольскому проспекту.

Мы спустились по штормтрапу и направились в сторону, противоположную кладбищу, где я еще не успела побывать.

Уходя, я оглянулась. На палубу вышел Сережа и расстроенно смотрел нам вслед. У меня невольно сжалось сердце. Теперь-то я понимала, каково ему. Я было хотела помахать рукой, но сообразила, что он может воспринять это как насмешку.

Й я была рада, что Иннокентий не взял меня под руку, пока мы не скрылись за скалами.

Теперь, когда я уже понимала, что останусь работать на острове Мун, я с каким-то острым и грустным любопытством смотрела вокруг.

Дикий и мрачный остров. Но было в нем что-то величественное. Скалы сложены серым мрамором, пронизанным черными полосами. Мыс, ограничивающий бухту с северо-запада, круто обрывался к синей воде. Мы шли террасой, по которой, журча, текли ручьи, прозрачные и холодные.

По скользким камням мы перешли ручей и увидели подъем к вершине острова, который можно было одолеть. Мы улыбнулись друг другу и, не сговариваясь, стали карабкаться вверх. Лезли мы больше часа, но зато какой вид! Остров действительно напоминал серп луны на огромном и глубоком, как небо, океане! А над нами громоздились к самым облакам уже совсем неприступные утесы. Каменные уступы сплошь пестрели черным и белым - чайки, кайры, топорки, бакланы. Птичье население при виде нас поднялось в воздух. Они так пронзительно кричали и хлопали крыльями, что чуть не оглушили нас. В глазах зарябило, замельтешило, я со смехом ухватилась за Иннокентия. Только кайры хладнокровно остались на своих местах. В черных сюртуках и ослепительно белых манишках, они походили на важных господ с торжественного банкета.

Это был птичий базар, который я так мечтала увидеть, живя в Москве. Мы спустились немного ниже, и потревоженные птицы постепенно успокоились.

Дул ветер с юга. Мне стало жарко, я сняла шерстяную косынку и расстегнула пальто. Иннокентий смотрел на меня и счастливо улыбался. Он тоже снял свою куртку и остался в пестром джемпере, а куртку расстелил на камень, и мы на нее сели.

- Как хорошо! - вздохнула я, оборачиваясь к нему.

Мы обнялись и некоторое время сидели молча... Собственно, не сидели, а целовались. Но я почувствовала, что он хочет мне что-то сказать и не знает, как начать. Не решается.

- Рассказывай же, пригласили тебя на "Дельфин"? - помогла я ему.

- Откуда ты знаешь?

- Они как будто умные люди. Какую же работу тебе предложили?

- Начальником гидрологического отряда. Отсюда "Дельфин" отправляется во Владивосток, запастись всем необходимым для долгого плавания. И затем будут самым подробным образом изучать наше Течение, а потом его аналог (или продолжение?) в южном полушарии. Плавание рассчитано года на два.

- Надеюсь, ты согласился?

- Я откровенно рассказал Мальшету о наших отношениях и просил работы для тебя, поскольку жену в экспедицию брать не полагается.

- Работы мне нет?

- Метеорологи у них с высшим образованием... Радистов полный состав. Есть только вакансия буфетчицы.

- А-а...

Теперь мы действительно долго молчали. Затем Иннокентий произнес упавшим голосом:

- Давай оба останемся на острове Мун. Согласна?

Я несколько раз поцеловала его и попросила выслушать меня спокойно.

- Насчет тебя, Кент, вопрос решен, ты должен принять это назначение. Я бы никогда себе не простила, допусти я такую жертву с твоей стороны. Я была бы глубоко несчастна. Ведь поиски течения - это твоя идея.

- И Мальшета тоже!

- Вы оба одновременно открыли его "на кончике пера". Как славно, что они признают это! Какой хороший человек Мальшет. Немедленно соглашайся, сегодня же, это - твоя радость, твое дело.

- Значит, ты согласна работать буфетчицей?

- Я останусь на острове Мун. Здесь мое дело.

- Марфенька!

- Выслушай меня, прошу! Ты знаешь, как я тебя люблю. Но даже ради самой большой любви нельзя перечеркивать самого себя... Иннокентий, как ты мог предложить мне работу буфетчицы?!

- Почему такое пренебрежение к труду буфетчицы?

- Пренебрежение? Не то... Но у меня есть моя профессия, любимая, к которой я готовилась столько лет. Здесь, на острове, я смогу полностью проявить себя, узнать, на что я способна.

- И спокойно расстаться со мной...

- Споко...- мне перехватило горло, и я отвернулась, чтобы скрыть подступившие слезы.

- Прости меня, Марфенька, я понимаю тебя. Он привлек меня к себе и дал выплакаться.

- Не плачь! Ты моя жена навеки. Пусть будет, как решишь ты. За это время я оформлю развод, и ты будешь моей женой.

- Если ты меня не забудешь.

Как волну забывает волна,

Ты мне мужем приветливым будешь,

А я буду твоя жена,

процитировала я, все еще сомневаясь в своем счастье.

- Это из "блистающего мира"?

- Да. Слушай, Иннокентий, если ты действительно хочешь, чтоб я была твоей женой... Не перебивай. Зачем же ждать развода?

- Ты, Марфенька, доверчива и щедра в своем чувстве. Но я не должен, не имею права пользоваться этим.

Возвратились мы с прогулки уже в сумерки. Дядя ждал нас на палубе.

- Как же вы решили? - обратился он к Иннокентию.

- Марфенька решила,- поправил его Иннокентий и рассказал о нашем решении.

- Марфенька - умница! - одобрил дядя и повернулся ко мне: - Значит, ты остаешься работать на острове?

- Да, дядя. А ты?

Дядя улыбнулся как бы самому себе. "В усы", сказала бы я, будь у него усы, но дядя всегда тщательно выбрит.