Мужчина сел.
Он поморщился и потер зачесавшуюся щеку.
- И она больна?..
- Нет... она здорова... - ответил кто-то.
- А почему ее нет?.. - спросил он, чувствуя, что здесь он, кажется, переборщил...
Гости снова стали растерянно переглядываться, пожимать плечами, кто-то опустил голову, другие, испугано глядя на него, отвечали:
- Не знаем...
...Вернувшись к себе, почувствовал странное головокружение. Такого давно не бывало. Еще в коридоре он отпустил помощника, не оборачиваясь, бросил через плечо:
- Спокойной ночи...
- И вам спокойной ночи, господин Генерал, завтра...
- Ровно в десять...
- Слушаюсь... До свидания, господин генерал.
... Телохранители - дюжие парни с телами атлетов - все еще беззвучно шли за ним по мягкому ковру. Так же, не оглядываясь, он бросил им:
- Спокойной ночи... - Но шаги, как тени, сопровождающие его, не стихали.
Он остановился, обернулся, телохранители от неожиданности оказались прямо перед ним, и, глядя в их разрумянившиеся от жары лица, сказал:
- Спокойной ночи, ребята...
- И вам спокойной ночи, господин Генерал...
Прошел в свою комнату. Из-за двери сначала доносились голоса телохранителей, что-то тихо обсуждавших между собой, потом все стихло.
Он переоделся в удобный, мягкий халат, прошел в ванную комнату, открыл воду.
Чувствуя, остужающие лицо, шею холодные струи, он вспомнил времена, когда морозными утрами уплывал в ледяной воде чуть ли не к горизонту, пока не краснела кожа и не перехватывало дыхание...
И вдруг тело его омыла сладкая волна тех, полных страстей и неистовства, опасностей и риска лет...
Потом, долго глядя в зеркало, встроенное в стену ванной, и зачесывая назад влажные волосы, всмотрелся в свое лицо, кажущееся в халате неуклюжим тело...
...В глубине глаз виднелся темный путь, ведущий в неприкосновенные, глубинные, тайные уголки...
...Пройдя в комнату, сел перед телевизором, включил его и раскрыл одну из газет, лежащих рядом на столике.
На первой полосе была его фотография на фоне знамени, на развороте его выступление. В первый раз в жизни собственное лицо на фотографии показалось ему бессмысленным... Отбросил газету...
...По телевизору шли новости... Диктор говорила о жертвах трагедии в казарме, затем на экране пошли лица погибших. А потом вдруг на лице диктора появилась какая-то кротость, или это только показалось ему. С едва различимой улыбкой диктор говорила:
- Сейчас вы увидите краткий репортаж со встречи с семьями погибших...
...Репортаж начался с кадров, где он широкими шагами входит в здание... Вот он говорит, не опираясь на трибуну, держится ровно, как перед присягой, за кадром слышался голос диктора.
И тут он вспомнил, о чем думал в ту минуту, когда, еще не увидев Ее, начал говорить о причинах трагедии... Он думал о том, как накануне вынужден был принимать хирурга-академика.
Утомленно думал о выражении вины на лице академика, о его еще не известных ему грехах, о воздухе в зале, где он выступал, о необходимости расследовать эту ужасную трагедию...
... Вот крупным планом его лицо... Затем крупные планы людей, слушающих его. Но они не столько слушали, сколько смотрели на него. Словно разглядывали небывалый экспонат, что-то пытались понять.
... И вдруг ему стало жаль этого человека, который в поселке вдали от города, из полуразрушенного здания театра, растущего среди глины, смотрел на него ясными серыми глазами на ни кого не похожем лице и говорил какой-то частью своего голоса - самого себя... Чего хочет этот человек?..
... В другой части выступления лицо его изменилось...
... Он придвинул кресло поближе, надел очки.
... Лицо его явно изменилось. Глаза напряглись, кожа как будто туго натянулась...
"...Сложные узоры положительных реакций организма порождаются сложнейшими химическими элементами. Это чудодейственный эликсир молодости, продлевающий жизнь человека..."
...Эти слова, кажется, сказала диктор за кадром... Или ему послышалось?!. Может, когда-то где-то прочитанный текст, как и другие цитаты, всплывавшие в памяти, пришли на помощь?!.
... После его беззвучного выступления пошли кадры встречи с родными жертв трагедии. Затем эпизод внезапно оборвался, и пошли кадры, на которых он подходил к машинам, стоящим перед зданием, и репортаж на этом закончился. На экране появилось довольное лицо диктора.
...Он откинулся на спинку кресла и потер ладони. Одна была горячей, другая - холодной...
... Старый повелитель с холодными, ничего не выражающими глазами на утомленном лице, тяжелыми усталыми шагами входивший в здание театра, за каких-нибудь два часа преобразился в бодрого человека средних лет с сиявшей в глазах радостью жизни...
Сейчас он знал лишь одно - он хотел видеть Ее, надолго погрузиться в глубину ее родных, теплых глаз, снова услышать этот голос...
...На экране показывали виноградники, глотая окончания слов, диктор говорила:
- ...Из-за войны в этом году, как и в прошлом, вновь ожидается низкий процент производства продукции виноградарства и виноделия...
...Раздраженно стал перебирать в памяти все, что предстояло сделать на этой неделе: куда должен поехать, с кем говорить, о чем вступать... Зачем ему все это?!. Что это, усталость?.. Или что-то, долгие годы прочно укреплявшее его тело, дела, дух, ослабло и стало распускаться, как нитка на чулке?!. Ему хотелось покоя. Точнее, он только теперь ощутил, как нужен ему покой...
И вдруг возникло ощущение, что об этом он уже кому-то говорил...
...Раздался осторожный стук в дверь.
- Войдите... - сказал он и подумал. что если это опять телохранители...
- Простите... господин Генерал...
- Кто ты такой?
- Я... - Вошел военный и, застыв у дверей, не мигая, смотрел на него: - Ваш селектор не отвечал... я подумал... Я - начальник вечерней смены.
- Вечерней смены? Чего?..
- Караула, господин Генерал... Начальник смены вечернего караула.
- Что тебе надо?..
- Какая-то женщина... Хочет вас видеть...
- Женщина?.. Что за женщина?!. - переспросил и почувствовал, что смутился.
Словно приободренный вопросом, начальник караула шагнул вперед:
- Ее фамилия Сеидова, господин Генерал. У нее есть документы. Я проверил. Говорит, вы приглашали... она, говорит, опоздала... Говорит, на прием опоздала, просит простить ее...