- Семьсот... двадцать... четвертое...
Снизу и сверху слышатся негромкое звяканье, плеск, шарканье подошв и тяжелое дыхание. Вдоль редкой цепочки людей, вставших в полутемных отсеках, плывут и плывут вверх ведра, наскоро сделанные из всего, что нашлось на боевых постах.
Да, принять это решение было нелегко: перенести на руках из кормового отсека в центральный, вознесенный дифферентом на уровень чуть ли не третьего этажа, более десятка тонн вошедшей в лодку воды. Трудно, но нужно. Осушительный насос центрального - единственный, который мог бы сейчас откачать воду за борт, - из-за высоты не "брал". Спустить его к уровню воды невозможно. Значит, оставалось одно: вот этими ведрами поднять воду вверх, к насосу.
И она пошла. Измученные, усталые люди встали в цепь, и вот уже который час одно зи другим бесконечной чередой идут вдоль нее ведра: вверх - полные, вниз - пустые.
Где-то, в самом низу, у переборочной двери в кормовой отсек, первый в цепочке погружает ведро в холодную маслянистую воду. Здесь, в центральном, эта вода с шумом падает из ведра в трюм - тысяча первое... тысяча второе... тысяча третье...
Нколай замечает, что работать, стало чуть легче, - кажется, что палуба менее круто поднимается вверх. Он не успевает еще понять, почему это произошло, когда слышит тот же хрипловатый голос. Сейчас в нем звучит явное удовлетворение:
- Ну вот и дифферент уменьшился. Натаскали, значит, в центральный водички, ежели она уже свой вес показывает!
Вон в чем дело! Не зря, значит, вздулись на ладонях саднящие пузыри. Не зря подкашиваются от усталости ноги и испуганным кроликом мечется в груди сердце. Оказывается, можно было сделать это, казавшееся невозможным, осушить вот этими жалкими ведрами и собственными одеревевшими руками целый отсек...
Осушить? Ой нет еще: снизу опять тянутся к Николаю чьи-то руки с серой банкой из-под регенерации. Через дрожавщий ее край плещет на палубу мутная, с запахом топлива, вода...
- Тысяча... двадцать второе...
Холодно
...Инженер-механик подносит озябшие пальцы ко рту. Даже в тусклом свете двух лампочек видно, как окутывает руку облако пара.
Замерли всегда теплые от работы механизмы. Включены электрогрелки. В лодку просачивается вечный холод океанских глубин - промозглый, равнодушный. От плеска воды, падающей из очередного ведра в трюм, становится, кажется, еще холоднее.
Морякам лучше: им даже жарко от работы. А их - командира и инженера-механика-подводники деликатно, но твердо не пустили в цепочку "водопровода", как, усмехнуцшись, сказал кто-то.
- Вы извините, пожалуйста, - сказал инженеру дюжий старшина команды мотористов, бесцеремонно отбирая у него ведро.
- У нас рук хватит и силы - тоже. А вы... вы думайте, товарищ капитан-лейтенант! Мы же вас с командиром так верим! Придумайте что-нибудь! Ведь не может же быть, чтоб нам наш корабль - исправный же он! - бросать придется, если помощь не подоспеет. Всякое ж бывало, и у вас всегда все здорово получалось! Придумайте, а!
И вот сейчас механик сидит, привалившись к клапанам станции всплытия. Сидит и мучительно ищет выхода.
Хорошо, скоро будет осушена корма. В центральном взвоет насос, и вода из лодки уйдет туда, откуда пришла. Корма явно станет легче, да и весь корабль тоже. Но насколько? Конечно, мы сразу же попытаемся вырваться из вязкого капкана, но воздуха в баллонах осталось мало, и первая же неудача может оказаться вообще последней...
Помощь. Да, на помощь надеяться надо. Но ведь кто знает, что делается там, наверху? Конечно, океан уже давно прочесывают спасатели и все готово, чтобы вытащить нас из ловушки. Но если на море лег туман? Если, срывая пену, ревет наверху жестокий шторм и среди гигантских волн, словно иголка в сене, затерялся выпущенный с лодки аварийный буй? Нет, рассчитывать только лишь на помощь извне рискованно. Надо искать, искать, искать...
Ил... Тяжелый, липкий, словно непролазная весенняя грязь, в которой тонут самые могучие самосвалы. По илу ползают уже успокоившиеся крабы и незаметно для себя перебираются на косо торчащий корпус корабля. Они трогают клешнями леерные тросики, перебираются через трубопроводы, и самый шустрый уже устроился на постоянное жительство под вьюшкой швартового устройства... Только потом, когда водолазы, готовясь поднимать уже обезлюдевшую лодку, начнут промывать гидромониторами туннели, крабы... Стоп! В этом... в этом что-то есть - "промывать"... Да, ил не уберешь лопатой, его промывают струей воды... струей воды... Да ну, чушь какая - где же ее сейчас взять, струю воды? Не полезешь же в гидрокомбинезоне со шлангом за борт! Нет, это не то, совсем не то... Хотя... зачем же лезть? Что за трубопроводы выходят в корме наружу? Так - осушения. Нет, не пойдет - выходят в цистерну. Паровая - тоже ничего не выйдет: откуда сейчас взяться пару? Эта - тоже нет... Воздушная? Нет воздушной. А... к аппаратам? Воздух... Воздух и...торпедные аппараты. Воздух и кормовые торпедные аппараты!!! Вот же оно - решение!
Механик лихорадочно делает расчеты. Конечно! Как он не подумал об этом раньше? Да-да, открываются крышки - торпед там уже нет! - могучая волна воздуха высокого давления словно взрывом разбрасывает вокруг кормы илистую трясину. И вот уже свободны лопасти могучих винтов, и электродвигатели начинают тащить освобожденный корабль вверх...
- Товарищ командир, - стараясь говорить спокойно, обращается инженер-механик к командиру, - есть одна мысль. Я предлагаю...
Заглушая его, в отсеке вдруг резко звонит телефон. Звук идет из молчавшего до сих пор аппарата аварийной связи...
- Ну вот, - очень спокойно говорит командир, - и нашли нас спасатели.
Из переговорных труб доносится счастливное "ура"...
Их лодка не вышла на связь
В первый отсек - настоящее паломничество. Моряки приходят, садятся и, подняв кверху счастливо улыбающиеся лица, слушают, как лучшую музыку, грохот и скрежет металла - снаружи на корпусе работают водолазы.
То и дело звонит аварийный телефон. Тогда все замирают, прислушиваясь к разговору, который ведет командир или старпом со спасателями. Каждое слово, пришедшее сверху, мгновенно становится известным каждому и рождает в них огромную волну благодарности к ребятам, затянутым в тугую водолазную резину. Спасатели!