- И настойчиво, - с ухмылкой сказал Мэтисон, не выпуская её локоть. Я хочу быть уверен, что вы не вывихнете себе лодыжку на этих булыжниках. Между прочим, вы уверены, что мы идем в правильном направлении?

- В правильном - в каком смысле?

- Чтобы выпить по глоточку в каком-нибудь ресторане. Я видел поблизости один.

- Около станции подвесной дороги, - сказала она и наградила его такой же теплой и чарующей улыбкой. - Мне кажется, выпить было бы кстати. Мы произнесем тост - за благополучное возвращение в Зальцбург. Вы собираетесь домой, правда?

- Надеюсь. Вы говорите так, словно вы местная.

- Я из Чикаго. Я приехала сюда весной. А теперь...она откровенно вздохнула. - Ну, в общем, деньги кончились. А отец отказывается прислать еще, пока я не возвращусь домой. Завтра я на две-три недели поеду в Цюрих погостить у бабушки. Тоже отцовский приказ, - она снова рассмеялась.

- Цюрих? Мне тоже предстоит заехать туда на недельку.

- Это просто фантастика! - радостно воскликнула она и снова так резко остановилась, что едва не упала, повиснув у него на руке.

- Какое потрясающее чувство долга, - весело сказал Мэтисон. - Вы во всем слушаетесь отца?

- Это называется - экономическая необходимость, - сердито ответила она.

- А как насчет работы? Если вам так нравится Зальцбург...

- О, я заработала немножко летом - как переводчик, гид для туристических групп, все в таком духе. Но сезон кончился, и теперь иностранцу в Зальбурге работу не найти. Так что мне предстоит поездка в Цюрих. По крайней мере, это ещё две недели за границей. Любой предлог годится, чтобы попутешествовать, правда? Ну, а вы? Вы тут по делу или на отдыхе?

- Бизнес, - коротко ответил Мэтисон и вспомнил человека, бизнесом которого было следить за ним. Он оглянулся, но дорога была пуста, и фортификации тоже. Человек в сером дождевике исчез. - Смеркается, - сказал он. - Нам стоит поспешить.

Девушку это отчего-то позабавило.

- Все будет в порядке. Смотрите!

Она указала на двор, обрамленный домами. Там росло огромное дерево, вокруг которого бегали дети. Окна домов были освещены, слышались звонкие женские голоса.

- А главный вход за углом в другом конце двора.

Неужели здесь живут люди? Он осмотрелся в поисках человека, так настойчиво преследовавшего его на пути к замку, но увидел только с полдюжины мужчин, похожих скорее на гидов, или спасателей, или художников... Девушка с любопытством покосилась на Мэтисона, словно заметила его интерес к местным обитателям. Он беспечным тоном произнес:

- Наверное, это те самые парни, которые построили все деревянные помосты и ограждения? А вот тот, кто наверняка служит испытателем, - он указал на крупного парня, несущего большую кружку пива по мощеной булыжником дорожке. - Его работа - трижды в день подпрыгнуть на каждой ступеньке, чтобы убедиться, что туристы не свернут себе шеи.

- Он, между прочим, художник, - тихо хихикнула девушка. - Тут, знаете ли, много художников - здесь работает международная школа искусств; я сама посещала занятия весной.

- Вы просто полны неожиданностей.

- Привет, Ян! - крикнула она художнику и помахала рукой.

- Привет! - по-немецки отозвался тот. - Не забудь про танцы на следующей неделе!

- Он поляк, - сказала она Мэтисону, когда они прошли мимо.

- Беженец или преданный член партии?

- Беженец, - она вырвала свой локоть.

- Если вы хотите сказать ему, что уезжаете, я подожду вас у ворот.

- Ненавижу прощания, - резко сказала она. - Кроме того, художники вообще не замечают, ходите вы на их вечеринки или нет. Пока вокруг толпа, они счастливы.

Мэтисон с недоумением гадал, чем он рассердил свою спутницу. Возможно, ей нравятся вечеринки с танцами гораздо больше, чем она согласна признать?

- Ну, так как насчет тоста за Зальцбург и скорое возвращение? осведомился он.

- Как только вернемся в город, - её голос снова был спокойным. Она взглянула на часы:

- Да, это отличная идея. Здесь становится так мрачно, когда стемнеет.

Или попадается навстречу слишком много приятелей-художников, подумал Мэтисон. А она терпеть не может прощаться.

- Заранее согласен. Не пора ли нам обзавестись именами? Я Билл - Билл Мэтисон.

Она изучающе взглянула на него:

- Что ж, вам это идет. А я - Элиза.

- Вам тоже очень идет ваше имя, - нежное, красивое, романтическое - и редкое. - Элиза - как дальше?

- Ланг. Элиза Ланг. Точнее говоря, Элиза-Эвелина, но я его сократила ещё в девять лет.

- Первый мятеж против семьи?

- И самый успешный до настоящего момента. Больше ни в чем мне не удалось добиться постоянного успеха.

- Ну, не так уж все и плохо, - поддразнил он. - Последняя ваша победа - шесть месяцев в Зальцбурге.

Мэтисон попробовал угадать, сколько ей лет, и решил, что где-нибудь двадцать с небольшим, хотя кое в чем она казалась старше; в наше время трудно угадать возраст женщины.

- И что теперь? Снова в колледж?

- Я уже покончила со всем этим, - негодующе заявила Элиза. - Это осталось в другой жизни.

- И больше никаких пикетов, демонстраций, вечеринок с ЛСД?

- Знаете что? Вы, кажется, не воспринимаете меня всерьез.

- Я бы с удовольствием попытался, - мягко сказал он. И сразу же инстинктивно отступил, демонстративно оглядывая окрестности, чтобы скрыть свои чувства. Они вышли из главных ворот замка и спустились на одну из нижних террас. Сумерки стремительно сгущались. Городские огни казались россыпью алмазов на черной бархатной подушке. В темной речной излучине бурунчики подводных течений блестками вскипали на воде. Горные пики на другом берегу реки врезались в темнеющее небо. И все казалось таким далеким - горы и город внизу.

Элиза пытливо всмотрелась в лицо Мэтисона. Он совсем другой, чем я ожидала, подумала она, подстраиваясь к его настроению.

- Давайте обойдемся без фуникулера и спустимся пешком, - предложила она. - Так забавно, когда дома и башни поднимаются к вам навстречу.

Как странно, снова с удивлением подумала она, этот человек вполне может оказаться тем, за кого себя выдает. Мне совсем не обязательно прикрывать свой интерес к нему болтовней об их высочествах и архиепископах, вершивших в этой крепости суд, или об их любовницах, или о других причудах истории. Я могу расслабиться и получить удовольствие. Он, определенно, очень привлекателен; настоящий романтик двадцатого века.

- Это вечер предназначен для прогулки, верно? - сказала она и просунула свою руку ему под локоть, и они двинулись вниз по крутому спуску.

- Мне придется очень быстро перехватить пару глотков, с сожалением сказала она, когда они вошли в бар-ресторан на узкой улочке у подножья башни, приткнувшийся между двумя домиками, позаимствованными из волшебных сказок братьев Гримм. Она украдкой бросила взгляд на часы и нахмурилась.

- Неужели вы не сможете пообедать со мной? - спросил Мэтисон, стараясь скрыть свое разочарование, и осмотрелся, выискивая тихий уголок. Заведение оказалось таким маленьким, что выбора почти не было. К счастью, немногочисленные посетители сгрудились у стойки, а освещение было таким продуманно приглушенным, что люди казались рядом силуэтов в облаке сигаретного дыма. Мэтисон снял плащ и повесил на крючок. Он выбрал самый удаленный от стойки столик.

- Мне очень жаль, Билл, - она протянула руку и коснулась его локтя, когда он сел рядом на узкую скамейку напротив грубо оштукатуренной стены. Это мой последний вечер в Зальцбурге. Я уже пообещала... Ох, если б я знала, что встречусь с вами сегодня... - она оборвала фразу. Вдруг её голос повеселел:

- У меня появилась отличная мысль. Пока вы будете заказывать напитки, я позвоню по телефону. Лучше берите скотч или пиво. И Боже упаси вас заказать мартини - бармен итальянец, он просто помешан на вермуте.

Мэтисон смотрел, как она идет к телефону у входа. Она накинула пальто на плечи, и у Мэтисона мелькнула пугающая мысль, что сейчас она оставит его, выскользнет из его жизни с такой же легкостью, с какой появилась... Но Элиза вернулась к столику вскоре после того, как подали напитки. Она шла медленно, и Мэтисон заметил, что она хмурится. Но гримаска раздражения исчезла, как только она увидела, что Мэтисон наблюдает за ней. Она села, сбросив с плеч пальто. Вид у неё был огорченный.