Курс на льдину

13 февраля 1934 года в Чукотском море затонул раздавленный льдами пароход "Семен Челюскин". Научная экспедиция академика О. Ю. Шмидта прошла на этом корабле по Северному Ледовитому океану за одну навигацию путь от Белого моря до Берингова пролива. На последнем участке своего движения пароход находился в плену у дрейфующего ледяного поля, то уносившего его от чукотского побережья, то приближавшего к нему. Когда этот беспримерный героический рейс был почти завершен и "Челюскин" уже входил в Берингов пролив, грозный тайфун, внезапно налетевший с южных морей, отбросил корабль назад, в полярные льды. Огромная льдина, в которую был впаян пароход, отнесла его в океан на 150 миль к северу от побережья Чукотки, а через некоторое время он был раздавлен и исчез в глубокой трещине.

Более ста человек - весь состав экспедиции - успели высадиться на дрейфующее поле. Теперь это был лагерь Шмидта, весть о котором мгновенно облетела весь мир. В Москве на следующий же день была создана правительственная комиссия по организации спасения челюскинцев, возглавляемая заместителем Председателя Совнаркома СССР В. В. Куйбышевым.

Обо всем этом я узнал в Игарке, вернувшись туда из Усть-Порта. Меня ждала телеграмма следующего содержания: "Немедленно возвращайтесь в Красноярск". Догадываюсь: это связано с "Челюскиным". Срочно вылетаю в Красноярск. На аэродроме меня встретил начальник нашей авиабазы Виктор Алексеевич Прилуцкий и передал мне приказ из Москвы: немедленно отправиться во Владивосток, в распоряжение краевой комиссии по спасению челюскинцев. В тот же день я выехал туда поездом. Шесть томительных суток пути, шесть суток тревожного ожидания. В голове одна мысль: "Чем я смогу быть полезен, если не дадут самолет?"

В день моего приезда во Владивосток там до глубокой ночи шло заседание комиссии. На Чукотку было решено отправить звено из пяти военных летчиков, возглавляемое Н. П. Каманиным. Для меня машины не оказалось. Посоветовали попытаться достать на месте. Но я понимал, что сделать это вряд ли удастся. Какой же полярный летчик отдаст свой самолет? Сообщаю телеграммой о создавшемся положении в Москву В. В. Куйбышеву. Появившееся свободное время использую для того, чтобы рассказать летчикам каманинского звена об условиях полетов в Арктике. Ведь ребята в звене, молодые, не летавшие еще на Крайнем Севере, могут недооценить тех опасностей, которые готовит для каждого суровая полярная стихия. Толковали долго. Кто внимательно прислушивался, а кто считал, что я напрасно преувеличиваю трудности.

На следующий день провожали каманинцев. Пароход "Смоленск" должен был доставить их к самой северной точке Чукотки - поселку Уэлен на мысе Дежнева. А мне пришлось остаться на берегу. Ответа на телеграмму еще не было. Возвращаюсь в гостиницу, укладываю свои пожитки, чтобы отправиться обратно в Красноярск. И вдруг ко мне в номер вбегает посланец комиссии. Пришел ответ из Москвы: мне предлагают отправиться с пароходом, обещают дать самолет! Буквально в несколько минут собрался в дорогу. Времени терять нельзя, надо догонять "Смоленск".

У подъезда гостиницы уже ждала автомашина. Она доставила меня на пристань к катеру. Через два часа бешеной гонки по волнам я Поднялся на борт "Смоленска". Меня на пароходе, конечно, не ждали. Хожу по палубе как неприкаянный. Подружился с механиками, ведь у нас общая любовь к машинам.

Наконец в пути получили телеграмму на имя Каманина: "Выделить Молокову самолет". Николаю Петровичу пришлось передать мне один из своих самолетов. Молодой механик Петр Пилютов повел меня в трюм показать предоставленную машину. Это был самолет Р-5 под номером два, выведенным голубой краской.

Предназначенная мне голубая "двойка" оказалась старенькой, уже изрядно послужившей машиной. Мотор ее три раза капитально ремонтировался и после этого имел уже более ста часов работы. "Да... тут потребуется большое внимание и осторожность, - подумал я. - Но хорошо хоть такую дали. Все, что будет зависеть от меня, сделаю и долечу". Позднее я прямо-таки влюбился в свою "двойку". Легкая, послушная, она ни разу в полете и при посадках не подвела меня. Моим бортмехаником стал Летя Пилютов, чему я очень обрадовался. За время ожидания я уже познакомился с ним. Паренек был толковый, старательный, хорошо знал свое дело.

На четвертый день плавания радист "Смоленска" принял радиограмму О. Ю. Шмидта, принесшую нам первую радостную весть: летчик А. В. Ляпидевский, вылетевший из Уэлена, 5 марта достиг лагеря Шмидта и вывез на своем вместительном АНТ-4 двенадцать человек - десять женщин и двух детей.

Я особенно был рад за Анатолия. Ведь это мой бывший ученик, отличавшийся большим упорством и смелостью. Став летчиком, Ляпидевский отправился работать на далекую и особенно тяжелую Сахалинскую авиатрассу, а затем выбрал себе путь еще более трудный - на Крайний Север. И вот сейчас мы узнаем о его замечательном рейсе на льдину. Впервые вздыхаем облегченно. Начало положено. Ведь у каждого из нас только одно на уме, одна тревога: как там держатся люди в океане? Не опоздать бы!

В условиях штормовой погоды "Смоленск" лишь на седьмые сутки вошел в бухту Петропавловска-Камчатского, где мы пробыли два дня, занимаясь погрузкой запасов горючего и продовольствия. В Петропавловске нам сообщили, что главную базу спасательной экспедиции из Уэлена неревели на 500 километров западней, поближе к лагерю Шмидта - на мыс Ванкарем.

В эти дни широко развернулась организация помощи челюскинцам. Вслед за нами из Хабаровска вылетели известные своим мастерством летчики В. Л. Галышев, М. В. Водопьянов, И. В. Доронин. Пилоты М. Т. Слепнев и С. А. Леваневский во главе с уполномоченным правительственной комиссии полярным исследователем Г. А. Ушаковым были направлены в Америку для покупки самолетов. Предполагалось лететь к Уэлену с Аляски. Готовились к отправке на кораблях дирижабли. В Ленинграде спешно, сверхударными темпами ремонтировался ледокол "Красин", которому предстояло пробиться к лагерю Шмидта в том случае, если этого не смогут сделать самолеты. На Чукотке, в тундре, мобилизовывались собачьи упряжки - требовалось подвезти на создающиеся авиабазы бензин и масло для моторов. Круглосуточное дежурство несли радио - и метеослужбы, чтобы не пропустить ни одного сигнала Кренкеля со льдины, а также регулярно сообщать самолетам сводки погоды. К сожалению, таких станций было слишком мало.

А наш "Смоленск" продолжал свой путь, упорно борясь со штормами, бушевавшими в Беринговом море. Только 14 марта мы достигли мыса Олюторского. Идти дальше, как намечалось, к Уэлену оказалось невозможным. Путь на Север кораблю преграждали сплошные льды. Значит, надо добираться до Уэлена по воздуху. Выгрузили на берег самолеты, собрали их, поставили на лыжи.

На корабле, готовившемся к отплытию, тем временем была получена крайне тревожная радиограмма. В ней сообщалось, что самолет Ляпидевского при полете к Ванкарему потерпел аварию и был вынужден идти на посадку.

Как потом мы узнали, Ляпидевский после первого полета на льдину неоднократно вылетал из Уэлена к лагерю Шмидта, но из-за погоды не мог к нему пробиться. И вот в очередной рейс на пути к Ванкарему в его машине сломался коленчатый вал двигателя. Летчику пришлось идти на посадку близ мыса Сердце-Камень. Самолет, получив еще ряд повреждений, выбыл из строя.

Понимаем - теперь надо особенно торопиться. Однако почти неделя ушла у нас на сборку машин и подготовку их к полету. Работа велась в тяжелых условиях: при сильном морозе и резком ветре. Со мной должны были лететь бортмеханик П. Пилютов и техник по приборам И. Девятников. Наконец самолет был поставлен на лыжи. Тут же я опробовал свою "двойку" в воздухе. Она оказалась очень легкой и послушной в управлении. Мотор работал тоже прилично. Готовы были и остальные машины, но теперь все зависело от погоды. Только 21 марта мы смогли вылететь из Олюторки.

От мыса Олюторского до Уэлена - 1900 километров. С обычными остановками туда можно долететь за сутки. А мы потратили на этот перелет две недели! Неистовая сила циклонов с юга захлестнула весь Чукотский полуостров. Сталкиваясь с холодными потоками воздуха с севера, циклоны разражались шквальными ветрами, снегопадами, туманами. На земле бушевала пурга. Арктика ставила нам грозные заслоны. Мы летели над отрогами Корякского хребта. Внизу медленно проплывали острые, как пики, сверкающие снегами скалы, темные ущелья. Ветер швырял самолет то вверх, то вниз. Если пришлось бы идти на вынужденную посадку - верная смерть. Впервые мы приземлились через 450 километров в поселке Мейныпильгын, до которого пробивались против ветра более пяти часов.