Взнузданные Кутеповым войска подобрались. Возмущаться "игрой в солдатики" перестали. Вместо ропота была уже общая дума - армия мы или нет в глазах союзников.

Сидевшие на "губе" в полуразвалившейся генуэзской башне, как-то раз, развлекаясь, решили произвести выборы "комкора" прямым и тайным голосованием. Единогласно избрали генерала Кутепова.

"Кутеппашой" величали турки А. П.

Потянулись первые дни Русской армии на чужбине. Кончились походы, ушло боевое напряжение. Их сменила неподвижность бесцельность сидения. Было тягостно, голодно и холодно.

Французы отпускали однообразный скудный паек, командование помогало жалованьем от одной до двух турецких лир в месяц.

Генералу Кутепову как командиру корпуса, было предложено большее содержание, но он решительно отказался от такой, привилегии. Считал, что должен разделять все невзгоды со своими войсками. Сделал это просто и незаметно.

Как и все в Галлиполи, А. П. нуждался в самом необходимом особенно после сыпного тифа, которым заразился, обходя каждый день госпитали.

Однажды, А. П. попросил офицера; ехавшего по командировке в Константинополь, обменять на лиры все скопленные им сбережения за свою службу при Деникина и Врангеле. А П. все еще считал свои сбережения богатством.

Офицер потом рассказывал:

- Уж очень мне не хотелось огорчать Комкора. В Крыму ломоть арбуза стоил тысячу рублей, а он, чудак, копил эти деньги. Ну, я продал кое какие свои вещи и привез ему несколько лир. Докладываю - больше никак не мог выручить за ваши деньги. Поверил. Поблагодарил и говорит - а то после тифа на одном пайке не скоро поправишься.

III.

Первый же приезд в Галлиполи генерала Врангеля вместе с командующим французской эскадрой адмиралом де Бон рассеял сомнения в вопросе об отношении союзников к Русской армии.

На параде Врангель заявил, что он только что получил известие о признании армии. Де Бон, казалось, подтвердил это. Он тоже держал речь перед войсками и, глядя на двуглавый орел, выложенный из цветных камней и раковин на клумбе перед лагерем, воскликнул:

- Я надеюсь, что этот орел, распластанный на земле, скоро взмахнет крыльями, как в те дни, когда он парил перед победоносной Императорской армией.

Войска в Галлиполи приободрились. Думали - отдохнем, соберемся с силами и в поход, в Россию!

Но вскоре в Париже произошло падение кабинета, что повлекло за собою смену французского командования в Константинополе. Отношение Франции к Русской армии резко изменилось.

На генерала Кутепова посыпались требования о сдаче им оружия. А. П. отвечал, что винтовки необходимы для обучения полков и юнкеров.

Тогда было потребовано сдать пулеметы или, по крайней мере, замки от них под охрану сенегальцев.

А. П. ответил, что охрана пулеметов вполне надежна в самом корпусе.

Французы, наконец, прислали категорическое требование сдать все оружие.

А. П. категорически ответил, что оружие у корпуса может быть отнято только силою.

Не запугали А. П. и назначенные французским командованием маневры сенегальцев при поддержке миноносцев. На полученное предупреждение об этих маневрах А. П. ответил:

- Какое совпадение ! У меня на этот день тоже назначены маневры в полном боевом снаряжении.

Разоружить силою Кутеповский корпус у союзников рука не поднялась. Было решено добиться рассеяния Русской армии иным путем.

Генерала Врангеля перестали пускать к своим войскам. В Галлиполи было вывешено объявление, что армии генерала Врангеля больше не существует. Ни Врангель, ни его начальники не имеют права отдавать приказания. Все вывезенные войска из Крыма объявлялись свободными беженцами и подчиненными в Галлиполи только французскому коменданту.

Однажды патруль сенегальцев за пение в городе арестовал двух офицеров, избил одного прикладами до крови и отвел арестованных во французскую комендатуру. Начальник штаба тотчас пошел к коменданту и потребовал освобождения арестованных. Комендант отказал и вызвал караул под ружье. Начальник штаба вызвал две роты юнкеров. Сенегальский караул бежал, бросив два пулемета. Арестованные были освобождены, французы перестали высылать свои патрули по Галлиполи.

Перед домом французского коменданта русские устроили кошачий концерт. На принесенную жалобу А. П. выразил сожаление и только удивился, как могли допустить такое безобразие французские часовые.

- Быть может, там не стояли ваши часовые? - спросил А. П. Ему ответили, что стояли.

- В таком случае разрешите мне ставить к вам своих часовых, и я уверен, что больше таких историй не повторится.

Предложение А. П. было отклонено. Юнкера, проходившие строем мимо французской комендатуры пели:

"Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана"...

В Галлиполи появились агитаторы для пропаганды переселения в Бразилию и возвращения в Советскую Poccию. Вывешивались соответствующие объявления за печатью французского коменданта. В этих объявлениях указывалось, что вернувшихся в Советскую Россию встретят "радушный прием", а переселенцы в Бразилию получат в штате С. Паоло землю, инвентарь и денежную субсидию.

Охотников испытать на себе "радушный прием" большевиков нашлось немного, зато Бразилия внесла большой соблазн.

Во всех палатках начались ожесточенные споры. Решившихся уехать стали называть "бразильянцами". "Бразильянцы" говорили:

- Да. мы уезжаем в Бразилию. Вооруженная борьба с большевиками без помощи союзников теперь немыслима. Союзники об этом не думают, и всем нам пора становиться на собственные ноги... Не весь же свой век жевать обезьяньи консервы и чортову фасоль... Вырвемся отсюда, и нам повсюду широкая дорога.

Счастливый путь, - отвечали им, - становитесь бразильянскими подданными, изменяйте России и армии.

- Да что вы все кричите Россия, армия ! России нет, есть СССР, а Русская армия жива как волосы, что растут еще на коже мертвеца. Непременно приму бразильянское подданство..

Не я-изменил русскому народу а он вышвырнул меня. И не хочу больше знать нашего "богоносца". Ты не подашь руки предателю, убийце, растлителю. А чем лучше наш народ? Большевики предавали Poccию, мучили Царскую Семью, оскверняли все святыни, мощи, храмы, а что делал народ? Пусть; хоть бы безмолвствовал. Нет он сам помогал поджигать Россию со всех концов, а нас встречал пулеметами. Только когда большевики скрутили его в бараний рог, он стал безмолвствовать. Безмолвствует и лижет руки своего нового господина. Отечество, порабощенное, остается отечеством. но отечества приявшее рабство для меня не храм, а скотный двор...

Подымался шум, вопли. Каждый старался перекричать другого.

- Это кощунство, ложь... Так нельзя говорить о своей родине... Вон из нашей палатки... Уезжайте, хоть к чорту на кулички... Кто поневоле покорился, еще не значит, что он лижет руки своего господина... На поклон к татарам ездили Александр Невский и Дмитрий Донской... Большевики дождутся своего Куликова поля... Мы должны помочь нашему народу скинуть наваждение, а не возвращать своего билета...

Никого такие споры не переубеждали, каждый оставался при своем решении.

В Бразилию поехало около двух тысяч человек. Многие бросали армию и потому, что устали от войны, от всего, что напоминало ее. Уезжали также из за личных обид. Солдат тянуло сесть на землю.

Всех уехавших в Бразилию туда не довезли. Их высадили в Аячио на острове Корсике. Бразилия никаких обещаний на переселение в нее русских беженцев не давала.

Одновременно с пропагандой французы постоянно грозились, что скоро перестанут содержать русских беженцев, и время от времени сокращали свой паек.

В объявлениях говорилось, что Франция, изнуренная войной, не может "продолжать бесконечно приносить столь тяжелые жертвы". Каждый месяц ни питание русских беженцев она будто бы тратит сорок миллионов франков, тогда как гарантии Русской армии в судах и сырье не превышают всего тридцати миллионов.