"Склеилось у вас, и чудесно! - подумал о Сеничкиных-младших. - А у Инги, значит, расклеилось, и потому письмо шлет."

"В углу-то в углу, а на ЗИСе катишься, - вернулся Курчев к самоанализу. - Тогда уж пешком ходи! Два года армии от тебя было пользы, как сгущенки от козла. А тугриков перебрал сколько? А? - грыз себя. - Охота писать в стол? Пиши. Но обществу твое писание без разницы, раз оно его не прочтет."

За окнами машины стало совсем темно, и шофер то и дело переключал фары с ближнего света на дальний, пока они не выехали на отводное шоссе, на котором до самого "овощехранилища" им не встретилось ни одной машины.

- Спасибо. Дальше нельзя, - сказал Курчев и козырнул водителю.

Под зачарованным взглядом солдата роты охраны ЗИС, развернувшись рядом со шлагбаумом, с воем помчался в Москву, а Курчев пролез под полосатой перекладиной и снова очутился в полку, толком еще не зная, кто он теперь офицер или демобилизованный.

На слабо белевшей под тусклой луной бетонке мысли охватывали невеселые, и от того, что военный городок приближался с каждым шагом, на душе становилось холодней и безрадостней.

- Отвык, распустился... - бормотал Курчев.

Меньше всего хотелось сейчас столкнуться нос к носу с Ращупкиным. Да и особист был не сахар.

Вспомнив, что сапоги у него так и остались невычищенными, Курчев спустился в балку, надеясь, что там еще не подсохло. Свежая грязь на обуви всегда выглядит приличнее старой. Но в балке было сухо и тропинка была вполне утоптана.

- Здравия желаю, товарищ лейтенант, - раздался низкий знакомый голос.

Дневальный Черенков, отодвинув известные всему полку доски, сидел на нижнем бревне забора и рядом с ним приткнулась та самая девка, что приходила из ближайшей деревни стирать офицерам и убирать в их домике и однажды вытащила из кителей Курчева и Секачева по полусотенной.

- Черт, напугал, - сказал Борис. - Иди отсюда, а то хватятся.

- Да нет... У нас третий день подъем в пять и без мертвого отдыха. Так что давно давят.

- Все равно иди. Я тебя тут не видел, - раздайнул локтями, будто это были доски, девчонку и дневального и влез к себе во двор.

- Порядочки, - вздохнул, подходя к крыльцу и чувствуя, что встреча с разгильдяем-истопником, который два месяца назад отучивал от бабы почтальона Гордеева, а теперь сам тискает девку в ближней самоволке, несколько примиряет с действительностью.

Он оглянулся. Дневальный снова запахнул в свой стеганый бушлат девчонку. Фонарь над этой частью забора не горел. Весь городок выглядел как-то сонно, почти нигде не было света. В окне парторга Волкова было темно, а у Секачёва с Моревым чуть светилось. Видимо, свет горел в проходной комнате.

- Смотри, не запылился! - засмеялся Морев, едва Борис открыл дверь. Сходу вписывайся. Мы только начали.

За столом, кроме Морева, сидели Секачёв и Павлов и молча скидывали карты. Залетаев спал и второй летчик-связист, вернувшийся из отпуска, тоже спал, с отвычки к электричеству накрывшись с головой.

- Вписывайся, - сказал Федька.

- Если только до утра. А то спать не на чем, - пошутил Курчев, оглядывая две пустые койки без матрасов - свою и Гришки Новосельнова.

- Пехота в отпуске, - сказал Секачёв, имея в виду парторга. - Так что, вписывать?

- Четыре рубля всего, - усмехнулся Курчев, бросая на свою пустую кровать шинель и шапку.

- Поверю, - насупился Секачёв. - Вон кепор продашь, а то мой сперли.

- А я в чем?

- Лысым будешь, - засмеялся Морев.

- Тише нельзя? - буркнул из угла Залетаев, приподнял голову, но, увидев Курчева, тут же повернулся к стене.

- Женился? - кивнул в сторону летчика Борис.

- Да нет. Совсем присох, - улыбнулся Павлов.

- Я про Зинку спрашиваю, - сказал Борис.

- Ничего, обкрутит, - проворчал Секачёв.

Батя им уже комнату обещал. Забродин в госпиталь лег. Освободилась.

- Что, не женился?

- Кто?

- Кто, кто? Инженер, - рассердился Курчев.

- На Карпенке? Так ведь ты же на ней!

- Я?

- Говорили - ты. Она как взяла у летчика адрес, так сюда не возвращалась. Даже шматье какое-то оставила.

- Иди врать...

- Значит, перевелась просто на другой объект. Жалко. Девчонка ничего была.

- Я тебе, историк, на полку двести впишу, - зевнул Морев, - как раз среднее. Идет?

- Нам татарам, одна муть, - придвинул Борис табурет к столу. Он все еще не оправился от известия о Вальке-монтажнице.

- Сдавай, коммунист, - пододвинул Морев колоду Павлову.

- Сдай на мизер, чтоб больше трех не ловилось, - сказал Борис.

- Ну да! Разве Федя-большевик когда сдаст, - вздохнул Секачёв.

- Чего они тебя так окрестили? - спросил Курчев покрасневшего Павлова.

- Скажи, не зажимай, - подмигнул Морев.

- Да хватит вам, - отмахнулся Федька.

- В партию подал, - напуская важности, пробасил Секачёв.

- Врешь!

- Чего врать? Мы все со смеху чуть в штаны не наложили, а Колпиков ничего - принял. Покажи, чума, кандидатскую корочку.

- Правда, покажи, - попросил Курчев, все еще надеясь, что его разыгрывают.

- В сейфе, - мотнул головой Павлов. - Ну что, мизериться будешь? уткнулся в распущенные веером курчевские карты.

- Да нет, - Курчев сразу потерял интерес к игре.

Через полтора часа, почти все время пропасовав, он выиграл восемнадцать рублей и, притащив из волховской комнатенки его матрас и подушку без наволочки, скинул сапоги и накрылся шинелью.

- Спишь? - спросил в темноте Федька.

- Ага, - машинально ответил Борис, думая, как завтра встретит его Ращупкин.

- Батя тут чехвостил тебя.

- А тебя? - усмехнулся Борис.

- Меня - нет, меня теперь не укусишь.

- Ну, это как взяться. Ты пить бросил? - спросил младшего лейтенанта.

- Пить - нет, - засмеялся тот, но тут же посерьезнел: - Без корочки офецеру нельзя. Все равно, когда подавать, сейчас или через год. Уж если решил, так лучше сразу... А то ты отсюда выскочил, а мне что - пропадать?..

- За что Журавль ругал? - спросил Борис.

- А так... За все сразу. Трус, говорит. В воздух стрелял, а потом сразу дёру. Говорит, дня лишнего здесь не потерплю. Документы готовы. Как приедет, пусть к начфину идет и все.

7

Утром Борис на развод не вышел. Сидел на койке и меланхолически разглядывал свои сапоги. Волхов уехал в отпуск и чистить обувь было нечем.

Заметив, что пуговица на левом погоне шинели оторвалась, он сорвал погон, а для симметрии и второй. В мятом кителе и бриджах, в невычищенных сапогах спустился к штабу. Никто навстречу не попадался.

Круглолицый начфин сидел в своей комнатенке с каким-то незнакомым мордатым младшим лейтенантом.

- Вот он, - кивнул начфин на Бориса. - С него возьмешь и как раз будет. А ты, Курчев, сдавай удостоверение, бери справку и вот три косых. По вчера рассчитал. За "молчи-молчи" выходное не положено.

Курчев выложил удостоверение личности, взял справку, которая до получения паспорта оставалась его единственным документом, расписался на отдельном листе ведомости и пересчитал купюры. Все были пятидесятками и здорово оттопырили карман.

- Куда кладешь? - усмехнулся начфин. - А ему?

Курчев понял, что мордатый младший лейтенант - это присланный в часть новый комсорг.

- У меня все плачено, - сказал и вынул из нагрудного кармана билет. Ему жаль было разменивать новые купюры.

- За март уплачено,- поглядел комсорг в свою новенькую ведомость,- а за апрель - нет.

- А сколько?

- Полтора процента, - усмехнулся начфин.

- Фью, - присвистнул Курчев. - Не пойдет. Апрель только начался. В Москве заплачу. Да и с выходного не положено.

- Положено со всего, - помрачнел комсорг.

- А мне двадцать шесть стукнуло...

- Что? Продлеваться не будете?

- Нет, - покачал головой Курчев и положил билет на стол.

- Ох и жмот, - восторженно засмеялся начфин, но Курчев не ответил и вышел.