Мы погнули шверт. Лицо Подсохина стало в цвет его рыжей бороды, мои ноги уехали под лодку, и, лежа на спине, я увидел, как судно поползло вверх.

- Ein, zwei... - Норма держалась за ручку на носу швертбота. И мы втроем вытащили его. Славка стоял, свесив длинные жилистые руки, и пялился на женщину.

- Это ничего особенно, я раньше немного училась джиу-джитсу, - сказала она своим глуховатым голосом, отряхивая ладони. - Даже могу немного кружить.

Я выливал воду из калоши и зазевался. Норма подхватила меня на спину, держа за шею и за ногу, и подняла на воздух. Передо мной закружились камни, два раза мелькнули обшарпанный борт и калоша, которую я выронил, а потом меня опустили на землю. Норма блеснула глазами, медленно подняла с земли свою куртку, фотоаппарат и, расчехляя его на ходу, побрела к живописному скальничку над озером. А мы понесли парус и мотор к Костоцкому.

- Нет, Эрик, ты понимаешь, это такая женщина! Такая женщина... - чуткий Подсохин уже оправился от неудачного плавания и вытаскивания лодки. Он видел, как я, растопорщившись, болтался на спине пожилой худенькой немки. И он простил себе неудачу. - Очень даже неслабая женщина. Вот если бы она еще и не курила...

Норма три дня собирала грибы и терялась. Костоцкий ездил искать ее на Серке или посылал ребятишек. Собранные подберезовики, грузди и маслята она никому не давала чистить, уносила свое ведерко к ручью и сидела там на корточках, с сожалением разглядывая добычу. Самых ядреных и бравых красавцев Норма откладывала в сторонку и чистила их последними, да и то принималась за это только после того, как ее раза два или три торопили.

- Мне очень жалко их разрезать.

Подсохин несколько даже оставил свое обычное самолечение и озаботился здоровьем Нормы. Он приглашал ее в гости и поил разными травяными взварами, зачитывал куски из книги Порфирия Иванова, из брошюры под названием "Лечение лимонами", из каких-то своих тетрадок.

- Бросай, Норма, эту соску свою. У тебя ж, наверное, от дыма уже не легкие, а гнилье одно. Зубы опять же портятся. У тебя случается, что изо рта воняет? А между прочим, вот раз ты куришь, то очень хорошо по утрам уриночкой рот полоскать. Причем самое лучшее - не свежую брать, а выдержанную. Да не смотри ты на этих дураков, они свое же здоровье не берегут, а только ржут, как идиоты. Эрик, тебе неинтересно, - выдь.

Норма честно смотрела в холодные, убежденные Славкины глаза и кивала.

- Да, лучше маленько выдерживать. Утром поссышь, и оставь в баночке на сутки... Хотя и парная урина - тоже неплохо.

Подсохин знал, что полностью здоровых людей не бывает, и поэтому неустанно лечил себя, жену, детей, соседей, туристов. Если человек не хотел признавать себя больным, то приходилось лечить с расчетом на предполагаемые будущие недуги, то есть заниматься профилактикой. Он сломал ребро пожилому Мише Шестакову, прохрущивая позвонки. Дочке при первых симптомах простуды наложил на шею мочевой компресс и заставил носить его, пока по телу не пошли устрашающего вида прыщи. "Это не прыщи, это гадость из организма выходит".

Приведя в идеальный порядок свои грядки, отработав на покосе или в саду, он садился к столу и изучал новые брошюрки и журналы, посвященные народным средствам лечения. Это отвлекало его от всего, что происходило вокруг.

Он равнодушно отнесся к тому, что ребята спихнули старого директора, он не выдвигал на освободившееся место Валерку Синицына и не праздновал победу справедливости. А ведь поселок бурлил, жил впервые за долгое время не мелкими бытовыми страстями, а настоящей, активной жизнью. Наш Эрик как один из самых азартных перестройщиков постоянно находился в возбужденном состоянии. Он выступал за дальнейшие - резкие и красивые перемены, но пока еще не было понятно, что именно нужно менять дальше.

Синицын не пожалел казенного бензина и прокатил нас по заливу, показал водопад. Он поймал на блесну двух здоровых щук, и Норма, вооружившись сачком, помогала ему затаскивать их в лодку. Валерка подарил одну щуку иностранной гостье.

С воды был виден практически весь поселок, взбирающийся по склону вдоль двух маленьких ручейков. Самые новые дома стояли дальше всего от берега. Создавалось впечатление, что деревня из последних сил уползала от озера, по дороге разваливаясь на куски и теряя отмершие части - контору, пилораму, несколько сараев, какие-то цистерны, бочки, старые катера.

- Видишь, Норма, как будто после авианалета, да? Сейчас нужно изыскивать средства, выбивать в Москве деньги и строиться, закупать снаряжение, компьютеры, лошадей, лодки с моторами. Ну, ничего, справимся!

- Федеральные деньги? Какая-то программа?

- Это у вас там программы, а у нас все самим выпрашивать надо. Вот, другое дело, я хотел тебя спросить... У вас, может, легче связаться с "Гринписом" или с какими-то такими организациями, которые могли бы помочь? Как-нибудь там узнать бы, смогут они хотя бы приехать посмотреть и убедиться, что нам нужны средства.

Немка внимательно слушала азартного, красивого, крепкого мужика. Она согласно кивала головой. Потом она пошла к нему в гости, где пробовала блины и копченую рыбу.

- Сергей, - сказала она вечером и протянула мне свою записную книжку, я обещала Валере узнать про "Green Peace" и, может, что-то другое. Мне надо его адрес.

И я написал Норме адрес.

Когда мы уплывали из Карлу на катере метеостанции, Норма стерла пальцем слезу из-под очков. Я случайно увидел, просто у меня зрение хорошее. У людей с серыми глазами, говорят, самое острое зрение. Когда мы с Синицыным как-то целый месяц шлялись по высокогорной тундре, он наблюдал за косулями в бинокль, а я так просто. Не было бинокля, но, вроде как, и не особо нужно было.

И еще у меня левый глаз ведущий, я даже стреляю с левого плеча. Вот левым глазом я и заметил, как она слезы вытирает, и, чтобы не смущать, перешел на другой борт. Женщины, конечно, все сентиментальны, даже немки, оказывается, но все-таки приятно. Такое чувство, как будто это мой личный Алтай со всеми подсохиными, костоцкими и синицыными, и я его показал ей. Так, по-дружески.

Лицо Нормы во все время этого путешествия было немного задумчивым. Увидит что-нибудь - и задумается, поговорит с кем-нибудь - взгляд опустит и затихнет ненадолго. В Аирташе на обратном пути у автобуса подвеска полетела. Водитель говорит: "Вы все стойте здесь пока, а я в заежку вернусь, может, исправлю. Если исправлю - поедем. Нет - нет".

- Я поняла. Это хорошо, что сломалось колесо. Это значит - есть автобус. Он приехал вчера из города. Значит, может быть, мы сегодня поедем на этом автобусе в город. Если бы не приехал, тогда, значит, мы точно сегодня никуда бы не поехали. Это шутка.

Мы довольно быстро добрались из Карлу до Новосибирска, купили билеты на фирменный поезд "Сибиряк", позвонили в Москву. До отхода поезда оставалось часа два.

Мы присели на рюкзаки рядом с окошком билетной кассы, и Норма пересчитала остаток денег. Два раза пересчитала, как всегда. Меня это всю дорогу нервировало, скорее даже раздражало, потому что своих денег в этой поездке у меня не было. И хоть ты десять раз подряд говори себе, что турист платит тебе деньги за свой интерес, а все равно погано, когда этот турист женщина.

Своим бесконечным пересчетом и отметками в блокнотике она как бы напоминала о моей некредитоспособности. Поэтому я у нее ничего не просил, даже пива не просил в жаркий день. И еще она казалась мне прижимистой.

- Сколько стоит белье в поезде? - Опять пишет в блокнотик и шевелит губами. - Сколько нам нужно денег платить за метро в Москве?

Откладывает несколько купюр в бумажник, перетягивает оставшуюся пачку резинкой, встает и улыбается.

- Четыре тысячи семьсот девяносто рублей. Эти все деньги мы можем теперь купить еды или что угодно. Это фш-ш! - она взмахивает рукой, как будто хочет выбросить пачку.

Я нес рюкзаки и тяжелевшую сумку с продуктами, а Норма шла впереди по привокзальному рынку и, по-моему, даже немного дурачилась. Она держала пачку денег в руке. И мы покупали арбуз, и дыню, и персики, дорогую колбасу и конфеты, семечки, пирожки, копченых кур, сыр, деревянные ложки, журналы, печенье, какие-то старые, несъедобные пряники, самые пижонские сигареты - в общем, все, что попадало на глаза. Было очень весело. Эта бешеная, почти бесполезная трата денег как-то завораживала. Все равно ведь все попутчикам скормим. И я не выдержал.