Когда песня кончилась, толпа затопала и завопила от восторга. И я знала, что и в мой адрес - тоже. Полетели монеты. Но эти звуки были где-то далеко. Мне хотелось продолжать, петь еще. Но Сильвер покачал головой. Толпа начала таять. А мне хотелось, чтобы он созвал их обратно.
Вперед пробилась женщина. Она сунула Сильверу в руку кружку, там что-то дымилось и пахло спиртным.
- Выпей, согреешься, - сказала она и посмотрела на меня. - Никак, та самая Блондинка. Надела свою куртку. - Мое верхнее пальто было распахнуто, а женщина была из магазина одежды. - Я и не знала, что ты здесь, а то бы принесла и тебе выпить.
- Мы поделимся, - сказал Сильвер, передавая мне кружку.
Я выпила. Это был кофин, разбавленный коньяком.
- Прекрасная куртка, - сказала женщина, давая понять присутствующим, где она куплена. Исполненная благодарности, я развела меховые полы в стороны, чтобы павлины засияли на весь рынок.
- Очень хорошая, - проговорила я громко и отчетливо. - И такая теплая...
- Даже чересчур теплая, - сказала женщина и потрогала мой лоб. - Тебе лучше пойти домой.
- Так всегда делала моя мать, - сказала я.
- Ее нужно уложить в постель, - сказала женщина Сильверу и подмигнула ему.
Сильвер запахнул мою меховую куртку.
- Я сегодня больше не работаю, - объявил он.
- Правильно, - согласилась она, - ты достаточно потрудился. Мне очень понравилась та песня. Песня про розу. Как там?..
Засунув деньги в толстую матерчатую сумку, он спел для нее эту песню.
- Дай розе ты любое имя, но свойствами своими она останется все та же - и поцелуя цвет и даже тень пламени.
Это была импровизация. Я была по-прежнему погружена в золотую ночь и стала подпевать своим странным новым голосом:
- Другое имя нужно дать ей, "любовь" ее зовите, братья, ее любовью буду звать я. Любовь же - море, что всечасно преображается напрасно всегда оно одно.
Женщина посмотрела на меня.
Сильвер сказал:
- Это стихи Джейн.
- Любовь - как море. Я люблю его, - сказала я женщине. Коньяк ударил мне в голову, а жар - в кровь.
- Что ж, идите домой и любите друг друга, - улыбнулась она.
Мы вышли с базарчика, и он закутал меня в фалду своего плаща, будто взял под свое крыло.
- С тобой все в порядке? - спросил он.
- Пустяковая человеческая болезнь, - сказала я. - Так, ничего особенного.
- Зачем ты сюда пришла?
- Я хотела быть с тобой.
- Почему ты запела?
- Разве я пела? Он сжал мою руку.
- Ты преодолела какой-то барьер в себе.
- Я знаю. Ну не смешно ли?
До дома мы дошли в один миг. Так мне показалось. Поднимаясь по цементным ступеням, Сильвер сказал:
- Половина квартплаты у нас уже есть. По-моему, можно рискнуть купить пончиков на завтрак.
Мы вошли в квартиру. Уходя, я оставила включенным радиатор и десять свечей, которые напрасно горели, да и пожар мог случиться. Впрочем, это все ерунда.
- Я хочу купить серебряный грим, - сказала я. - Чтобы кожа была, как у тебя. Это будет тебе неприятно?
- Нет.
Я прилегла на тахту. Странно, но я чувствовала, что у меня падает температура. Я выравнивалась, как флаер, когда он подходит к платформе. Я знала, что болезнь отступит и все будет хорошо.
Плащ и гитара Сильвера были небрежно брошены у стены, там плясали отблески свечей. Небрежная живописность. Сильвер сидел рядом со мной, пристально глядел на меня.
- Со мной все хорошо, - сказала я. - Но приятно, что тебя беспокоит мое здоровье.
- Не забывай, что только благодаря тебе я не заперт в кладовке для роботов у Египтии.
- Прости меня, - сказала я. - Я вольно и невольно стремилась вовлечь тебя в человеческие переживания.
Я думала, он засмеется. Он не засмеялся. Он держал мою руку и смотрел на нее. В комнате стало темнее, видимо, прогорела одна из свечей,
- У меня и так человеческие переживания, - сказал он наконец. - Иначе я не смог бы вести себя подобно человеку. Но тут дело в степени. Я знаю, что я машина. Машина, которая ведет себя, как человек и отчасти чувствую, как человек, только проявляет свои чувства не совсем так. Кроме того, возможно, к большому несчастью, я приобрел эмоциональные рефлексы, связанные с тобой.
- Правда? - сказала я мягко. Я поверила ему. Никаких сомнений во мне не было. Я чувствовала в себе удивительную кротость.
- Если подойти логически, - сказал он, - то я отвечаю на свой собственный ответ. Ты особенным эмоциональным образом реагируешь на меня. А я реагирую на твою реакцию. Если хочешь, я просто заполняю твою потребность.
- Нет, этого я не хочу. Я устала от того, что ты заполняешь мои потребности. Я хочу заполнять твои. В чем они, Сильвер?
Он поднял на меня глаза. Казалось, они проделали долгий путь, через огромные пространства и глубины...
- Понимаешь, - сказал он, - никто, черт побери, не спрашивает паршивого робота о его потребностях.
- Существует закон, который мне это запрещает?
- Закон человеческого превосходства.
- Ты превосходишь всех.
- Не во всем. Я - вещь, сделанная человеком. Сооружение. Без чувства времени. Без души.
- Я люблю тебя.
- И я люблю тебя, - сказал он и покачал головой. Он выглядел уставшим, а может, это мне казалось в мерцающем свете. - Не потому, что могу сделать тебя счастливой. Я просто чертовски тебя люблю.
- Я так рада, - прошептала я.
- Ты с ума сошла.
- Я сама хочу сделать тебя счастливым, - произнесла я. - Вот в чем твоя потребность. И моя тоже.
- Мне, как ты понимаешь, три года, - сказал он. - Можно еще расти и расти.
Мы поцеловались. Когда мы начали заниматься любовью, это было так же чудесно, как всегда. Но теперь я уже не сосредоточивалась на том, что происходит со мной. Через меня прокатывались волны изумительных ощущений, и я плыла по ним к манящему огоньку на горизонте, который все время отступал. Он был вне меня.
Возможно, я не ощутила бы ничего подобного, если бы не коньяк на пустой желудок, легкая лихорадка, отказ матери и не пение перед публикой. Даже сейчас мне это кажется невероятным. Я знаю, что вы мне не поверите, хотя понимаете, что я хочу сказать. Если вы когда-нибудь прочитаете, если я позволю когда-нибудь вам это прочитать.
Я не хочу, и не буду описывать каждое движение, каждый звук, я не Египтия. Прочтите ее рукопись - она изливает свою жизнь, как шампанское, через ваш видеофон.