Фриц Диц посмотрел на часы:

— Но вам повезло, через два часа у меня самолет во Франкфурт. Дозвольте я задам вам один единственный вопрос напоследок.

— Да, пожалуйста.

— Я давно работаю с музейными ценностями и неплохо разбираюсь в сигнализации. Я досконально изучил систему электронной охраны алмаза «Всевидящее око» и понял одну вещь, которая буквально привела меня в смятение. Отключить сигнализацию снаружи — невозможно; спрятаться внутри до закрытия — тоже полностью исключено. Отбросив мистику, я остался наедине с очевидной нелепостью.

— И что же это? — насторожился Яблочкин.

— Нет, нет, вы будете смеяться.

— Даю вам честное слово, что не буду.

— Ну хорошо, только никому не рассказывайте, обещаете?

Яблочкин нетерпеливо кивнул. Немец огляделся, понизил голос и произнес:

— Это было очень маленькое и чертовски умное животное.

— Животное?!

— Посудите сами: не более двух дюймов. Не мог же это быть человек, на самом деле…

— Но, может быть, механизм?

— Нет, исключено. Скорее, что-то вроде крошечной обезьянки, способной лазать по шнурам, занавескам и карнизам, обладающей острыми загнутыми когтями.

— Но разве такое возможно?

— При нынешнем развитии генной техники возможно все, поверьте мне, молодой человек. А теперь мне все-таки пора, ауфвидерзеен. Был искренне рад с вами познакомиться.

— До свидания, господин… — у Яблочкин вылетело из головы имя иностранца.

— Диц. Фриц Диц.

И немец, улыбнувшись, скрылся в толчее.

Петя увидел, что белокурый незнакомец идет к окну, и спрятался за чемоданчиком. Диц зашел за штору, пискнул висящим на ключах брелоком, замки щелкнули, металлическая крышка плавно отворилась. Что-то нащупывая в карманах своего кейса, он обернулся в сторону зала.

«Что это он роется в чужом чемоданчике! — подумал Петя с возмущением. Он был уверен, что чемоданчик принадлежит Яблочкину. — Вот сейчас я туда и влезу!»

Незнакомец нащупал деньги и авиабилеты, запихивая их во внутренний карман смокинга снова оглянулся в зал, с кем-то попрощался, и в этот момент Петя перемахнул через борт, заполз в полупустую пачку сигарет и затаился.

Кейс захлопнулся, стало темно и заложило уши. Потом Петю прижало к дну, словно резко тронулся вверх скоростной лифт, затем его качнуло и куда-то понесло…

«Балда! — Петя изо всех сил треснул себя по лбу. — Это же его, немца этого, кейс, а не Яблочкина! Куда же меня теперь?..» Но и теперь, как и раньше, он мог пенять лишь на собственную неосмотрительность.

Фриц Диц сел в ожидавший его у входа автомобиль и приказал шоферу ехать в аэропорт.

В огромном зале было прохладно и немноголюдно. До вылета самолета во Франкфурт оставалось более часа, однако Диц явно поторапливался. Он подошел к окошку регистрации и протянул билет. «Поспешите, господин Диц, — сказала ему по-немецки молодая служащая. — Ваш самолет в Боготу вылетает через семнадцать с половиной минут. Надеюсь, что полет будет приятным.» «Данке шон, — отвечал Диц, в шутку путая русский с немецким, — я тоже на это надеюсь, фройляйн.» И уже на ходу он улыбнулся девушке так, что она еще долго путала рейсы и страны в своем общении с другими пассажирами.

Ровно через семнадцать с половиной минут красавец-лайнер плавно оторвался от взлетного поля, и его мигающие огоньки скрылись в темноте, оставляя позади туманный Санкт-Петербург.

В банкетном зале становилось все более шумно и душно. Официанты едва успевали бегать туда-сюда с подносами, оркестр все чаще сбивался с латиноамериканских ритмов на разухабистые ресторанные шлягеры, чему публика, в большинстве своем русская, была только рада.

К одиноко стоящему у стойки бара Яблочкину подошла Мушкина.

— Знаете, на кого вы похожи?

— На кого? — встрепенулся Яблочкин, выходя из задумчивости.

— На человека, который никак не может понять, что он только что проглотил. Этот тип, с которым вы разговаривали, чем-то вас расстроил?

— Нет, не то чтобы расстроил, а как-то подозрительно. Он догадался о том, как произошла кража алмаза, что внутри было крошечное живое существо, которое отключило сигнализацию. Мне кажется, он не совсем тот, за кого себя выдает: «военный историк, профессор археолог»… Меня не отпускает чувство, что мы еще встретимся. А как ваши успехи? Кажется, вам без труда удалось подружиться с этой девочкой? Теперь мы, по крайней мере, будем в курсе ее контактов с Огоньковым.

— Вот именно поэтому я чувствую себя последней тварью.

— Что вы говорите!

— Да, да! Я чувствую себя повесой, который на спор с дружками соблазнил невинную девушку. А может быть, и надругался над нею…

— Тогда вы обязаны жениться.

— Не хохмите, я говорю вполне серьезно. Тем более, что мы с ней совершенно искренне друг дружке симпатизируем.

— Это делу не помеха.

— А вдруг ей придет в голову или кто-нибудь скажет, что я делаю все это по заданию?

— Ну так расскажите ей все как есть.

— Рассказать, что с самого начала я хотела втереться к ней в доверие?

— А почему бы и нет. Ведь она понимает, что сейчас вы не притворяетесь.

Мушкина задумалась.

— Знаете, — сказала она, — пожалуй, вы правы. Ваша бесхитростная прямота на деле изощреннее любого обмана. Я так и сделаю.

К Яблочкину приблизился охранник и попросил его подойти к телефону. Аппарат находился в коридорчике возле сцены, и было очень шумно.

— Да! — закричал Яблочкин, отвернувшись от оркестра и закрыв другое ухо ладонью. — Слушаю.

— Алешенька, — услышал он голос мамы, — извини, что отвлекаю, но Ты оставил дома свою трубку. А тебе все время звонит какой-то Юра из музея; говорит, что по очень срочному делу. Тебя уже наградили? Ужин готовить или ты уже?

— Да, мама, уже наградили, ужин не надо. Юра этот оставил свои координаты?

— Да, запиши номер…

— Алло, Юра? Это Яблочкин беспокоит из милиции… то есть, из передачи «Очевидное-невер»… что? Что вы говорите! А он здесь, в консульстве? Саксофон?

Яблочкин выглянул в зал и, не отнимая трубки от уха, стал пристально смотреть на Котова. Тот в конце концов тоже узнал Яблочкина, вспомнив свой сегодняшний сон, и выдал на саксофоне такого поганого петуха, что барабанщик сбился с ритма, и остальные начали делать им страшные лица.

— Да, я все понял! — крикнул Яблочкин. — Большое спасибо, вы очень помогли. Только, пожалуйста, больше никому об этом ни слова.

— Могила! — пообещал Юрик.

Поиски в квартире Котова продолжались до самого утра. Двое опытнейших оперативников просматривали, обшаривали и обстукивали сантиметр за сантиметром. Лучшая розыскная собака в наморднике из металлической сетки обнюхивала каждый предмет, каждую щелку. Бутылка, в которой хозяин видел «гномика» была направлена в лабораторию, где над ней колдовали поднятые из постелей эксперты.

Сам Яблочкин сидел за столом и постепенно, по мере поисков, приходил в отчаяние. Опустив глаза, он смотрел на захламленную поверхность стола и на маленькую бумажку, которая, он сам еще не понимал почему, привлекала его внимание. Наконец, он взял эту бумажку, величиной с почтовую марку, и поднес к лампе.

И тут его словно тряхнуло: поверхность была испещрена микроскопическими рукописными строчками.

— Лупу! — крикнул Яблочкин, и ему в руку немедленно сунули лупу.

Жадно проглатывая строчку за строчкой, Яблочкин ознакомился с содержанием записки.

Не будем приводить ее полностью; Петя обращался к родителям и просил у них прощения за то, что скрывается от них и от всех, что это связанно с чрезвычайными и невероятными обстоятельствами, о которых он пока не может ничего рассказать. Он надеется, что рано или поздно все благополучно разрешится, и он живой и невредимый вернется под родительский кров.