Нет, дело не только в этом. Что за странный, вызывающий, неестественный жест – она баюкает шарф...
«Наша мать – нерожденная мать».
Снова смех.
Ее уход не был похож на бегство; она как будто не допускала и мысли, что Клавдий станет ее преследовать. Шарф, переставший исполнять роль младенца в жутковатой игре, упал на паркет рядом с неподвижным Костой.
– Стоять!
Он не произнес ни звука, но она отчетливо слышала его окрик. Полуобернулась, обнажила в усмешке зубы.
Он ударил.
Удар способен был свалить с ног пол десятка ведьм – но эта лишь улыбнулась шире; только секунду спустя он понял, что прорвал ее защитную завесу и теперь может чуять ее.
Но не может классифицировать.
Щит? Флаг? Воин-ведьма?
– Стоять, тварь!..
Сквозная дыра. Колодец без дна.
Был рассвет.
Она бежала, едва касаясь асфальта босыми белыми ступнями; Клавдий кинулся к машине, где растерянный бледный водитель пытался и не мог завести безотказный прежде мотор. Клавдий вытолкнул его из-за руля, упал на сидение сам, сжал зубы, напряг мышцы, вырывая тупое железо из-под чужой воли; двое парней Косты на заднем сидении, похожие, как близнецы, одинаковым движением вывели в воздухе каждый по знаку Пса. Он ощутил их слабую, но помощь.
Ведьма бежала по пустынной утренней улице, по самой середине, по осевой, но ступни ее все не утрачивали младенческой, снежной белизны; он собьет ее. Если не удастся схватить – он собьет ее, бросит под колеса...
Машина не желала повиноваться. Несмотря на его усилия, на знаки Пса и специальную маркировку, нанесенную, как положено, на днище; Клавдий дергал рулем, уходя от столбов и бетонных оград, а ведьма бежала легко, играючи, и расстояние между ними не сокращалось.
«Тогда придет она, чудовищное порождение враждебных человеку сил... Она придет, и стадо кусачих мух сделается смертоносной армией безжалостных ос...»
Неужели?!
Сбить на асфальт танцующую на бегу фигурку профессиональной стриптизерши – прихлопнуть поднимающуюся гадючью голову, оборвать весь этот кошмар, кошмар последних недель?..
Всплеск его воли на мгновение высвободил машину – так, что очертания улицы размазались, а парни на заднем сидении опрокинулись на спинку; инквизиция предпочитает мощные моторы. Расстояние между Клавдием и ведьмой за эти несколько секунд сократилось вдвое; стриптизерша обернулась, в ее глазах стоял смех. Если бы руки Клавдия не прикипели намертво к рулю – заткнул бы уши.
В следующее мгновение в машине потемнело – лобовое стекло покрылось трещинами, сделалось мутным и непрозрачным. Клавдий инстинктивно нажал на тормоза; тренированные парни на заднем сидении сумели не вылететь ему на голову, а он, тоже тренированный, но слишком «давно и неправда», ударился о руль и помог бывшему стеклу градом осыпаться наружу.
«Тут головой надо работать, головой!..»
Ну, боль-то он еще почувствует. Потом.
– Патрон?..
Он снова видел улицу. Красный полукруг восходящего солнца над крышами, босая женщина, выбегающая на перекресток... Розовыми прожилками сверкают на асфальте подсвеченные солнцем трамвайные рельсы. Синим контуром встало в конце широкой улицы далекое здание вокзала. Как безмятежно, как красиво...
Он упускает ее ?!
Ярость помогла ему собраться с силами; его воля рванулась вслед за ней, дотянулась из машины, навесила на босые ноги пудовые, неподъемные гири... Или нет?!
Да. Вот она споткнулась, замедлила шаг... Пытается вырваться, и вырвется наверняка, но на это потребуется несколько секунд, тех самых, вот этих...
Улица снова размазалась по сторонам от машины – и в лицо ударил ветер, и запоздало осыпался последний островок недобитого лобового стекла. Солнце вставало, солнце, испуганно притормозила возвращающаяся с работы, опустевшая поливальная машина... Ведьма хромала, с каждым шагом все более избавляясь от невидимого, подаренного Клавдием груза, но расстояние до нее становилось все меньше, меньше, меньше... Вот Клавдий различает прореху на подоле тонкого светлого платья, защитный узор на кожаном поясе, длинную царапину на обнажившейся голени и розовое ухо, пробившееся сквозь пелену темных блестящих волос.
Он напрягся, готовясь к поединку. Возможно, самому важному. Возможно, главному в его жизни. Может быть, последнему, как у инквизитора Атрика Оля...
Ведьма остановилась в самом центре перекрестка. Под сплетением черных проводов; остановилась и обернулась, и Клавдий встретился с ней глазами.
Она тоже знала о судьбе Атрика Оля. И о судьбе убивших его ведьм знала тоже. И теперь неподвижно стояла и смотрела, как несется прямо на нее черная машина с выбитым лобовым стеклом...
Нет, теперь она смотрела в сторону.
Откуда-то сбоку, с узкой булыжной улицы на перекресток выползал медлительный синий трамвай. Первый трамвай сегодняшнего дня, еще сонный, еще пустой – ползущий к вокзалу трамвай номер два. В квадратных окнах отражалось низкое солнце.
Еще мгновение назад ведьма была здесь – а теперь уже висела на подножке, обеими руками вцепившись в переднюю водительскую дверь; еще мгновение – синяя гармошка открылась, пропуская ведьму внутрь.
Клавдий зарычал, посылая ей вслед удар – слишком слабый, потому что надо было еще и совладать с машиной; ребята на заднем сидении выхватили каждый по пистолету. Это зря; стрелять по ведьме – себе дороже...
Трамвай дрогнул. Дернулся, как от боли – и пошел вперед, попер через перекресток, игнорируя все правила движения и свой собственный честный маршрут. Играючи перескочил через стрелку – Клавдий увидел запрыгавшие под колесами искры. Трамвай рванул, въезжая на огромную улицу Индустрии, поддал ходу, покатился под уклон...
Поворот руля. Педаль, вдавленная в пол. Ветер, выедающий глаза.
Невообразимо длинная улица Индустрии на всем своем протяжении еле заметно уклонялась под гору. Трамвай, набравший скорость курьерского поезда, грохотал, раскачиваясь из стороны в сторону, поднимая за собой шлейф коричневой пыли; Клавдий, щуривший воспаленные глаза, сквозь стекло различал оцепеневшую фигурку вагоновожатого. И гордо выпрямившуюся, прямо-таки монументально воздвигшуюся рядом женщину. Клавдию хотелось стрелять. Если бы он не знал, что всякая пущенная в ведьму пуля почти наверняка убивает стоящего рядом свидетеля – а то и самого стрелка...