Рама была намертво заперта. А стекло оказалось непробиваемым. Кого боялась Хелена Торка – воров? Снайперов?!
Ивга ударила тяжелым письменным прибором. Потом – с натугой подняла тяжелый стул и швырнула им в окно; запах дыма подползал под дверь, вытекал из вентиляционных щелей, и уже не надо было тонкого Ивгиного обоняния, чтобы ощутить его – удушливый запах пожара.
На площадь, разгоняя толпу, вкатились по очереди три красных машины. Потом еще две. Театры горят стремительно и страшно...
Ивга метнулась к двери. Подергала ручку; добротные створки, кажется, даже красного дерева. Мощный замок; нет, у Хелены Торки явно мания преследования...
Ивга глянула в замочную скважину – глаз заслезился. Приемная полна была дыма.
Тогда она наконец испугалась.
Последние дни страх был ее вечным спутником – но не такой . От страха, подобного этому, человеческое тело готово выдать какую угодно реакцию – даже самую недостойную, самую постыдную; Ивга скрючилась от острой боли внизу живота.
Вот он, костер. Огромный шикарный костер в виде горящего театра. Двести лет простояло на площади массивное здание – все, хватит... Ивга прожила свои восемнадцать – видать, срок истек...
Но не так же гадко – вокруг люди, а она взаперти... Как крыса... Живьем...
Она ударилась в дверь. Еще. Еще; «закончим же обряд, как повелевает нам наша нерожденная мать»...
Бред?
Ивга посмотрела на свои ладони. Левая была в крови – всего лишь сломанный ноготь. Что это, «закончим же обряд, как велит нам наша...»
«Свора не вечна. Возьмите свечи...»
Огромный темный зал. Спиральная лестница, горящий огонь, кажется, стен нету... есть уходящая во все концы равнина, с красными горами, маячащими на горизонте... Столько красных гор, которые ярче темно-серого неба, но все равно в дымке... Горы нарисованы на...
– Помогите!.. Назар! Назар, спаси меня, я...
«Свора отступает. Лучше пожарище, чем костер. Сестры, сцепим наши руки...»
Хохот. Такой, что затыкай уши.
– Назар! Спасите... Меня... Кто-нибудь...
Грохот двери, отлетающей к стене. И вместе с вошедшим – клубы дыма. Как будто явилось привидение, как будто недоматериализовавшийся призрак Назара снизошел-таки...
И сразу же – боль. Так ощущается присутствие разъяренного инквизитора.
– Ивга?..
Жесткие руки, хватающие ее под мышки. Головокружение.
– За мной, бегом!..
– Они под сценой, – она не узнала своего голоса.
– Что?!
– Под сценой... Там... большая... репетиционная. Вторая... Они... инициируют. Там... сейчас...
Ругательство. Еще одно – изощреннее и крепче. Ивга закашлялась, пытаясь выбросить из легких едкий дым.
Человек с плоским желтым лицом. Он тоже инквизитор, и тоже злой... Люди в масках-респираторах...
– Где они? Где теперь они, Ивга?
– Не знаю.
Желтолицый обернулся:
– Мы возьмем их сами, патрон...
– Театр горит, вы не заметили?!
– Операцией распоряжаюсь я... патрон! Берите девчонку и уходите...
Секундная пауза; два инквизитора глядят друг на друга, и тот, что старше чином, в конце концов уступает:
– Ивга... Пойдем. Ты что, ты в обморок не падай, ты не балерина, таскать тебя...
Коридоры, заполненные дымом. Кашель, раздирающий грудь. Она споткнулась на скомканном ковре – инквизитор подхватил ее на руки. Лестница, лестница, вниз... Дверь...
Инквизитор встал, как вкопанный. Ивга ощутила, как держащие ее руки впиваются ей в ребра.
– Ивга... Стань у меня за спиной. Между лопатками.
Дверь распахнулась.
Дверь распахнулась.
Не пять. Не шесть. Восемь; две, правда, «свежих». Только что прошедших обряд инициации, потрясенных... Фанатичных. Неумелых, но вполне боеспособных.
– Здравствуй, инквизитор. Мы хотим здесь пройти.
Не нападают. У них такое внушительно преимущество, что они даже не спешат напасть. Щит-ведьма, четыре воин-ведьмы, три рабочих...
– Привет, девочки. Вы арестованы.
Слишком долгая фраза. Непростительная оплошность. Пока он говорит, он уязвим... Не дать втянуть себя в диалог.
– Твое время прошло, инквизитор. Пойми это, и останешься жить... Знаешь, инквизиторы тоже горят.
Любопытно, что предводительствует у них не щит, а самая мощная из воинов. Необычный расклад.
– Уйди с дороги, инквизитор.
Он выругался. Так цинично и зло, как не ругался никогда в жизни.
Ивга отпрянула.
Пять из стоящих перед инквизитором женщин одновременно шагнули вперед, и Ивга увидела – не глазами! – как пять белых иголок разом вонзились в голову Клавдия Старжа. Ивга скорчилась – ее тоже задело, ее будто хлестанули тугим жгутом, свитым из ненависти, тоски и стыда; ведьмы шагнули снова. Старж упал.
Сознание Ивги раздвоилось.
Она видела, как они наваливаются на инквизитора, сливаются в одно темное тяжелое нечто, давя и удушая – и в то же время они же, пять нападающих ведьм, не сошли со своих мест, остались стоять, всей своей волей подавшись вперед. Ивга пятилась, отползала; натиск нападающих ведьм краем задевал и ее. Ее товарки, ее возможные сестры...
Силы слишком не равны. Ивгиным метаниям конец; ведьмы сообща прикончат инквизитора и заберут ее с собой.
Из темного клубка над упавшим инквизитором выбралась скрюченная рука. Слепо чиркнула по воздуху – на первый взгляд слепо. Натиск ведьм удвоился, рука дернулась – но закончила свое дело, чиркнула по воздуху снова, и Ивга опять-таки не глазами успела увидеть расплывающиеся контуры сложного знака, и, разглядев его, откинулась назад, будто от удара в челюсть.
Ведьмы отшатнулись тоже. Черный клубок расплелся.
«Ой, Ивга. Мне бы твои проблемы...»
Клавдий Старж поднимался.
«Вчера я целый день занимался тем, что пытал женщин.»
Он поднимался, поднимался, преодолевая возобновившийся напор, поднимался, как мертвец из могилы.
«Почему на ветчине рисуют улыбающихся свиней?..»
Старж выпрямился.
Ивга опять-таки не глазами увидела, как его локти раздвигают тугую, будто резиновое кольцо, преграду. Как новая серия из пяти иголок вонзается в дымчатый защитный пояс – и отлетают обратно, и следом летит веер ярко-желтых жгучих искр...
Одна из страшных женщин молча осела на пол. Другая схватилась за лицо, будто желая выцарапать себе глаза; три оставшихся застыли, выбросив руки в защитном жесте, и тогда одна из тех трех, что с самого начала не ввязывались в схватку...