- Поплакали бы,- сочувственно сказала хозяйка, видя и понимая состояние Веры Глебовны.
- Не могу...
* * *
Вера Глебовна сидела, вытянув ноги, прислонившись к стене, уставившись невидящим взглядом в угол избы, где тлела лампадка перед старой, потемневшей иконой божьей матери, а в голове толчками, причиняя боль, билось одно - опоздала, опоздала... и все напрасно... Напрасна эта дорога в Бородухино. Не увидела. Ничего не сказала. И Андрей ушел на фронт, не простившись с матерью, и она не знает, каким он ушел...
В избу без стука зашла закутанная в платок девушка и, остановившись, молча смотрела на Веру Глебовну большими, широко раскрытыми глазами.
- Вот приехала...- кивнула на гостью хозяйка.
- Мне сказали: кто-то городской в ваш дом вошел... Вот и прибежала,девушка продолжала смотреть на Веру Глебовну внимательно и немного смущенно. В руках у нее тихо покачивался какой-то узелок.
- Присаживайся, Танюша, в ногах правды нет,- предложила хозяйка дома.
- Спасибо, тетя Нюша,- девушка взяла табурет, поставила его около Веры Глебовны и села напротив нее.- Вера Глебовна,- начала она.- Я - Таня... Андрей наказал мне покормить вас и... вообще поговорить с вами,- она на минуту замолкла, а потом, смущаясь, добавила: - И поцеловать за него,- она приблизилась, прижалась губами к лицу Веры Глебовны и заплакала.
И Вера Глебовна, поняв, что эти девичьи губы, наверно, целовал Андрей перед своим уходом, тоже не выдержала и, обняв девушку и прижав ее к себе словно родную, тоже разрыдалась.
- Так-то оно лучше - поплакать-то,- сказала хозяйка и вышла.
- Спасибо вам, Таня...- прошептала Вера Глебовна, когда обе они выплакались.- Скажите, каким был Андрей эти дни?
- Веселым.
- Как - веселым?
- Да. Когда они оружие получили, ходил с нашими деревенскими ребятами ящики с патронами разыскивать, которые наши при отходе спрятали. Потом мишени из газет старых сделал, фрицев на них нарисовал, и всем взводом ходили этих фрицев стрелять. И меня из автомата учил. Переживал только, что вы приедете и вдруг уже не застанете его. Столько сил потратите, намучаетесь, а зазря... Да что я, Андрей ведь покормить вас велел,- она стала развертывать узелок.- Тут картошка у меня горячая, хлеба немного Давайте, пока не остыло.
- Ты что, Таня, разве у меня такого угощения нет? - сказала вошедшая хозяйка.- Вот только из печки картоху вынула. Садитесь за стол.
- Не знаю, смогу ли есть,- сказала Вера Глебовна.
- Танюша, может, дровишек мелких принесешь, кипяточку разогреем?
Когда Таня вышла, хозяйка подсела к Вере Глебовне и быстро заговорила:
- С Танюшей-то чуть беды при немцах не вышло. Приглянулась она одному, покоя ей не давал. Мы ее всей деревней прятали. То в одном доме ночевала, то в другом. А перед уходом ихним в лесу пряталась. Цельных две ночи в лесу провела. Страх-то какой. Грозился этот немец ее с собой увезти... А сынок ваш ей сразу понравился. Зашла ко мне ненароком, увидела его и зачастила. Но ничего, конечно, промеж их не было. Танюша - девушка с понятием, десятилетку окончила. Не какая-нибудь... Уж и ревела она вчера ночью, уж убивалась. Мать ее уговаривает: чего ты, дурочка, он же московский, если живым и останется, не к тебе вернется, а к своим городским подастся...
- Главное - вернуться,- вздохнула Вера Глебовна
- Это оно так. Далеко еще загадывать. Войне пока ни конца ни краю. От моих вот никаких известиев...
- Они воюют?
- А как же... И муж, и сын... И ни слуху ни духу.
Таня принесла охапку дров и стала растапливать печь.
- Таня, а больше ничего Андрей не просил вас передать мне? - спросила Вера Глебовна.
- Нет. Он говорил, правда, что ему так много надо сказать вам при встрече... Но чтоб передать? Нет,- помотала она головой.
- Странно... А о своем отце он вам ничего не говорил?
- Нет, Вера Глебовна, а что?
- Ничего, просто так поинтересовалась...
Хозяйка вынула из печки кипящий чайник и пригласила к столу.
- Я привезла кое-что,- засуетилась Вера Глебовна, начав развязывать рюкзак.- Вот к чаю... Есть даже бутылка вина. Везла для Андрея, но теперь можно...
- Не надо вина, Вера Глебовна,- остановила ее Таня.- А вдруг...
- Что вдруг?
- Вдруг он вернется?..- сказала Таня.
- Разве это может случиться? - со вспыхнувшей надеждой спросила Вера Глебовна и затаила дыхание.
- А вдруг? - с упрямой ноткой повторила Таня.
Чай пили без заварки, простой кипяток, но зато с шоколадом. На каждую кружку - по квадратной дольке. Дымилась горячая картошка, лежали привезенные Верой Глебовной хлеб и галеты. Поставила она и бутылку вина, но ее никто не стал раскупоривать.
- Не все они, немцы, фашистами были,- сказала хозяйка.
- Что вы, тетя Нюша! - оборвала ее Таня.- Все они фашисты. Один, может, на тысячу - человек, а остальные...
- Знаете, по дороге сюда в лесу я встретила очень странного человека,только сейчас вспомнила Вера Глебовна о встрече.
- В полушубке? В ремнях? - быстро спросила Таня.
- Да.
- На лыжах?
- На лыжах,- подтвердила.она, с удивлением глядя на взволнованное Танино лицо.
- Это немец! Господи, это немец был, Вера Глебовна!
- Что вы, Таня! Каким образом могут быть тут немцы?
- Немец это! - повторила Таня.- Сейчас расскажу вам все...
И она стала рассказывать, как в одну из поездок их с Андреем для встречи Веры Глебовны наткнулись на этого военного на лыжах. Андрей поприветствовал его, а потом, глянув на лыжи, побледнел и спросил у того документы. Тот усмехнулся и сказал, что это он должен документы у Андрея спросить, а то прогуливается с девицей и без оружия. Сказал и поехал себе дальше. Андрей, все такой же бледный, оставив Таню на дороге, тихонько последовал за ним, но вскоре вернулся, сказав, что тот куда-то исчез. А догадался он по резинкам на лыжах. Рисунок не тот. Таких у нас резинок нет. Дня через два после этого получили они оружие, и Андрей с двумя бойцами поехал, и целый день они пропадали, но никого не нашли. А потом сообщение в часть прибыло, что задержан шпион немецкий на станции, который об эшелонах сообщал, и что скрывается где-то их целая группа...
- Я почувствовала, что это чужой... Но не могла поверить. Он очень чисто говорил по-русски,- сказала Вера Глебовна.
- Таня, надо завтра в город сходить, заявить. Только не тропкой этой, а большаком,.- она покачала головой и добавила: - Уехали-то наши, а в деревне-то одни бабы... Как бы чего...
- Я утром пойду...
- Нет, Танюша, это я наспех насоветовала. Мальчишек надо послать. Те мигом сбегают,- сказала хозяйка.
Немного помолчали. Потом Таня попросила рассказать Веру Глебовну о Москве, и та стала говорить о жизни в столице, о бомбежках, о том, как одиноко она живет... Тетя Нюша о немцах рассказала, которые не очень-то в их деревне лютовали, но в других - безобразничали, а Таня о том, как они с Андреем на току зерно собирали, варили его потом и в мясорубке провертывали - не хватало бойцам казенного питания, так как не поставили сразу их часть на довольствие и перебои случались.
А зимний день потихоньку уходил... Все синее и синее становилось за окнами, а в избе потемнели углы, и только лампадка трепетным светлячком мерцала у иконы, и они почти уже не видели друг друга, но Вера Глебовна ощущала около себя округлое девичье плечо, и не было в ее душе отчаяния от несостоявшейся встречи с сыном, а только какая-то тихая и торжественная почему-то грусть...
Так и сидели три эти женщины, вроде бы посторонние друг другу, но одинаково больно ударенные войной под самое сердце, сидели и сумерничали, ощущая себя близкими, почти родными, словно прожили бок о бок долгие годы.
И тут прокатился далекий, глухой гул, словно где-то очень далеко шла гроза. То неясным рокотом в тиши деревенского вечера дала о себе знать неблизкая передовая. Вера Глебовна вздрогнула и сдавленным шепотом спросила: