- Я знаю, что не на радость еду... Но надо мне, надо...- опустив голову, сказала Вера Глебовна.
- Идут! - показала женщина рукой на приближающегося мужа и его начальника - молодого военврача с одной шпалой в петлицах длинной шинели.
Он поздоровался с ними, а Вере Глебовне сказал:
- Мне передали вашу просьбу. Только надо посоветоваться. Я ведь военный без году неделя,- улыбнулся он.- Вы, наверно, замерзли. Пойдемте в вагон.
Он помог Вере Глебовне взобраться в товарный вагон, где посредине стояла накаленная докрасна железная печурка, усадил ее, приказал кому-то разогреть воды, а потом обратился к пожилому старшему лейтенанту:
- Вот, Василий Кузьмин, не знаю, как быть? Надо помочь этой женщине добраться до Малоярославца. Ее сын там. Довезем?
- Вы москвичка? - спросил тот Веру Глебовну.
- Да... Вот паспорт и письмо сына,- передала она ему документ.
Старший лейтенант внимательно все проглядел и, вернув их Вере Глебовне, сказал:
- Вообще-то это против правил, товарищ военврач. Начальник эшелона узнает - будут неприятности.
- Ну, неприятности мы как-нибудь переживем,- улыбнулся военврач.
- Глядите, дело ваше... Нас могут бомбить,- повернулся он к Вере Глебовне.
- Я не боюсь этого,- быстро ответила она.- Я никогда не спускалась в бомбоубежище...
- В эшелоне эта штука пострашнее, чем в городе. И должен предупредить вас - мы не знаем, когда тронемся и сколько будем ехать.
- Мне лишь бы добраться и застать сына...- устало проговорила она, потянувшись руками к печке.
Ее сразу разморило от тепла и стало клонить в сон. Она кинула взгляд на нижние нары, где лежали только носилки и было свободное местечко,- ей нестерпимо захотелось прилечь.
- Сейчас мы угостим вас горячим чаем, и вы совсем согреетесь,- сказал военврач.
Котелок, поставленный бойцом на печку, уже вскипел, военврач колдовал с заваркой и спустя немного подал Вере Глебовне кружку крепко заваренного чая, в которую положил несколько кусков сахара и ложку сливочного масла.
- Не пробовали никогда? - спросил он.- Я тоже не знал такой комбинации, но знаете ли, очень вкусно.
Вера Глебовна маленькими глотками стала пить обжигающий горло чай, такой ароматный и вкусный - она же так давно не пила настоящего чая.
На нее смотрел военврач, смотрел еще один молодой командир с кубиками, смотрели бойцы - их было человек шесть, и она поняла, что сейчас все они вспоминают своих матерей, и как хочется им всем, наверно, чтобы вместо нее сидели здесь их матери. Она допила чай, поблагодарила и стала сворачивать цигарку, оставив папиросы (их было немного) на случай, когда надо будет закуривать на улице и замерзшие пальцы не смогут скрутить самокрутку. Но военврач сразу же предложил папиросу, которую она с наслаждением закурила, и у нее вырвалось:
- Мне так хорошо у вас...
И только она это сказала, как подошел кто-то к вагону, заглянул через приоткрытую дверь и крикнул:
- Командира санвзвода к начальнику эшелона!
Военврач застегнул шинель, поправил ремни и выскочил из вагона. Вера Глебовна почувствовала, что вызвали его из-за нее, сжалась и подвинулась к печке, стараясь вобрать в себя тепло, идущее от нее, перед тем как выйти опять на мороз и пронизывающий насквозь ветер.
Военврач вернулся не один. Тот, с кем он пришел, резко отодвинул дверь вагона и уставился на Веру Глебовну. Она тоже смотрела на него, и, видно, было в ее глазах такое, что тот отвернул взгляд и пробормотал:
- Простите, гражданка, военврач не имеет права взять вас в эшелон. Простите, но вам надо выйти.
- У меня сын в Малоярославце...- сказала она.
- Я знаю. Но, увы, не могу ничем помочь. Не положено,- отрезал тот.
- Товарищ майор,- сказал молодой лейтенант,- она же мать военнослужащего. Может, как исключение? У нас пустой вагон...
- Товарищ майор, мы все просим,- выступил один из бойцов.- Понимать же надо... К сынку едет, а ему-то на фронт...
- Отставить разговоры,- нерезко сказал майор.- Я понимаю ваши чувства, товарищи, но мы не можем нарушить инструкции. Не можем,- добавил он тихо и отошел от вагона.
- Очень сожалею...- смущенно сказал военврач.
- Какая падла сообщила?! - в сердцах бросил боец, вступившийся за Веру Глебовну.
- Нашлись благодетели,- проворчал молодой лейтенант.
- Что же делать? - поднялась она.- Благодарю вас всех, что хотели мне помочь... И желаю всем вам... живыми и с победой.
- Посидите еще,- предложил врач.- Не согрелись еще.
- Нет, согрелась. Спасибо.
- Я провожу вас,- военврач помог ей вылезти из вагона и пошел вместе с ней.
- Вы, наверное, только из института? - спросила Вера Глебовна.
- Да... Очень боюсь, совсем нет опыта, умения... Вы извините, что не удалось вам помочь. Вы видели...
- Что вы! Обогрели меня... Ну, желаю вам счастья, доктор, и... возвращения.
- А вам - увидеть сына.
Они остановились... Вере Глебовне захотелось поцеловать этого милого, хорошего доктора, но она постеснялась и только крепко пожала ему руку.
Она шла между стоящими эшелонами, как по длинному, нескончаемому коридору, и уже не спрашивала никого, куда они едут, потому что поняла, что никто ее в эшелон не возьмет и надо поскорее выбраться к вокзалу, там немного передохнуть и ехать домой. Рюкзак, вроде бы совсем пустой, сейчас тянул плечи, и она усмехнулась своим словам, что пойдет в Малоярославец по шпалам, которые сказала Батушину,- ей не пройти и десятка километров.
Еще не дойдя до перрона, она увидела стоявшую около него девушку в военной форме, которая, притоптывая на месте ногами и потирая замерзшие руки, глядела на здание вокзала, видно, поджидая кого-то. Когда она поравнялась с ней и увидела посиневшее девчоночье лицо, показавшееся ей знакомым, она невольно приостановилась. Девушка тоже взглянула на нее и, обрадованно улыбнувшись, бросилась к ней:
- Вера Глебовна! Что вы здесь делаете? Не узнали меня? Я - Ирина. Мы с Андреем в одном классе учились. Вспомнили? Я заходила к вам несколько раз.
- Я помню вас, Ирина... А вы... вы что, в армии?
- Как видите... Смотрю на вокзал... прощаюсь с Москвой. Вы кого-нибудь провожали?
- Нет, Ирина... Андрей в Малоярославце, и я просилась в эшелон, но меня никто не берет. Говорят, не положено,- слабо улыбнулась Вера Глебовна.
- Да, это нельзя... Значит, Андрей уже здесь, на западе? - прошептала Ирина как-то странно, словно обрадовавшись. Потом, вскинув голову, спросила: - Вы сейчас домой, Вера Глебовна?
- Да... Ничего другого не остается... Ирина, а разве девушек призывают в армию?
- Нет, конечно,- засмеялась она.- Я добровольно.
- Зачем, Ирина?
- Так,- пожала плечами Ирина.- Ну а потом, все наши мальчики воюют... и я решила... Вера Глебовна, у меня к вам просьба. У нас выключен телефон. Не зайдете к моей маме, не скажете ей, что я здесь, на Киевском? Может, она успеет? Мы стоим тут уже полдня, возможно, и до вечера простоим. А?
- Конечно, зайду. Давайте адрес.
- Ой как здорово! А я стою и мучаюсь,- она сняла рукавичку и нацарапала адрес.- Это совсем недалеко от вас. От трамвая будете идти как раз мимо нашего дома.
- Я зайду,- сказала Вера Глебовна, беря бумажку.- А застану вашу маму?
- Почти наверняка, она же надомницей сейчас работает. Только скажите ей, чтоб сразу ехала... Значит, Андрей тоже на Западном будет воевать? Может, к нам в санбат раненый попадет? Может же это случиться? А?
- Наверное... Ну, я пойду, Ирина... Надо же поскорее сообщить вашей маме.
- Вдруг и увидимся? И придется мне за ним ухаживать...
- Я пойду, Ирина,- прервала ее мечтания Вера Глебовна.
- Да, да, конечно, идите... Если Андрея увидите, передавайте от меня большущий привет и скажите, что я тоже на Западном воюю. Может, помнит он меня?
- Разумеется, помнит, Ирина.
- Ну хорошо, прощайте. Скажите маме, что я здесь буду стоять. Мне отсюда и перрон и эшелон наш видно.