- Нож дайте... Я сам, - поднимается он на локтях, смотрит умоляющим взглядом.

Рядом со мной сидит на фанерном ящике боец. У него черные, с узким разрезом глаза, тонкие губы и крупный нос. Где-то видел его. Наконец вспоминаю: Али Мухтаров - повар штабной кухни. Он несколько дней провел в нашей роте, потом его забрали в штаб дивизии - поваром.

Али медленно расстегивает шинель. Вижу: на поясном ремне висит большой кухонный нож, отливающий блеском стали. Замечает и Чупрахин. Он подходит к Мухтарову:

- Погоди, поищу врача. Говорят, Крылова где-то здесь. - И, наклонившись ко мне, шепотом: - Бурса, присмотри за ним, а то рубанет без всякого соображения. Я сейчас, - бежит Иван в соседнюю галерею.

Рядом с Али замечаю заведующего дивизионным продскладом Панова. При нем и был наш малыш. По совету политрука Геннадия определил на склад Шатров,

Панов дрожит, пугливо тараща глаза.

- Чего он так? Противно смотреть! И без оружия! - обращаюсь к Мухтарову.

Али спрашивает Григория:

- Гриша, малярией заболел?

- А? Что такое? - вскрикивает сиплым голосом Панов.

- Говорю, где твоя винтовка? - наклоняется к нему Мухтаров. - Потерял?

- А зачем она?.. Попали в капкан... Командиры, гляди, все переправились на Тамань...

Вспоминаю Замкова, командира дивизии. Хочется громко возразить, но лишь шепчу:

- Как он может так о командирах..,

- А ты, Самбуров, не слушай. Когда я приходил получать продукты, он всегда встречал вопросом: "Не знаешь, скоро ли отведут на отдых?" Пришел на фронт отдыхать! Эх ты, возьми себя в руки! - хлопает Мухтаров по плечу Григория Михайловича.

Тот ежится:

- Подохнем, как крысы... Не хочу так, уйду отсюда.

- Сиди и не паникуй! Ты кто есть? - Али смотрит в одутловатое лицо Панова. - Забыл?.. Напоминаю: боец Красной Армии. Понял? Молчишь! Или уже слова не можешь выговорить?

Григорий, поджав под себя ноги, что-то беззвучно шепчет пухлыми губами. Неподалеку раздается пистолетный выстрел. И когда звук замирает, приглушенный тяжелыми сводами катакомб, Панов кричит:

- Вот, слышали? К черту! Не могу!..

- Не можешь! - кричит Мухин. - Али, дай ему нож, пусть он перережет себе горло.

- Дай, - поддерживают Алексея со всех сторон,

- Пусть сделает себе харакири, самурай.

- На, бери, - воспламеняется Мухтаров. - Бери, чего смотришь? - Али сует рукоятку ножа в трясущиеся руки Панова.

Откуда-то появляется Генка. Он подбегает к Григорию, воинственно пытается защитить его. Но тот пятится назад и грузно падает. Спрягав голову под шинель, Панов стонет долго и тоскливо. Гена по-взрослому сокрушается:

- Вот беда, совсем Григорий Михайлович пал духом.

Очажки паники вспыхивают и в других местах, но тут же гаснут, словно зажженная спичка от сильного ветра. Уже многие знают, что погиб Шатров. Мухин сокрушается:

- Отчего так в жизни происходит, - говорит он. - Хорошие люди погибают в тот момент, когда они очень нужны... И Правдин вышел из строя...

- Война, - одним словом отзывается Чупрахин. Помолчав, Иван добавляет: - Место погибших займут другие, Алеша.

Я советовал Кувалдину взять руководство обороной в свои руки. Егор докладывал Правдину. Что тот сказал - не знаю. Сейчас, в изголовье у Правдива, держит в руках исписанные листки бумаги. "Нельзя медлить, Кувалдин!" - хочется сказать ему. После гибели Шатрова и выхода из строя Правдива в катакомбах наступило оцепенение. Что-то надо делать. Неужто Кувалдин не думает об этом?

- Готов? - заметив Егора, спрашивает политрук.

Напряженно вслушиваюсь в голос Кувалдина. Читает медленно, с расстановкой, словно боится, что Правдин устанет слушать.

"Товарищи арьергардники, все, кто сейчас находится в катакомбах! Мы попали в сложную и очень тяжелую обстановку. Но это не значит, что мы лишены возможности сражаться с гитлеровскими захватчиками. Все мы тут - советские люди, многие из нас коммунисты, комсомольцы. А это значит, что мы и под землей, испытывая невероятные трудности, обязаны найти в себе силы и умение беспощадно мстить врагу, всеми доступными средствами наносить ему урон.

Именем Родины, партии большевиков, Советского правительства приказываю:

Параграф первый

Из всех оставшихся сил и средств сформировать две роты, которые свести в особый батальон подземной обороны Аджимушкайских катакомб.

Параграф второй

Командирами назначить: первой роты - лейтенанта Донцова Захара Ивановича; второй роты - старшего лейтенанта Запорожца Никиту Петровича.

Командирам немедленно приступить к формированию подразделений и ожидать дальнейших указаний.

Параграф третий

Создается взвод разведки в составе двадцати человек. Командиром взвода назначается боец Чупрахин,

Параграф четвертый

Создается из восьми человек хозяйственный взвод во главе с бойцом Али Мухтаровым. Командиру взвода немедленно ПРИСТУПИТЬ к выявлению продовольствия, водных источников, боеприпасов, медикаментов, медицинского персонала.

Параграф пятый

Для поддержания особо строгого порядка и дисциплины, диктуемых трудностями обстановки, учреждается военный трибунал. При разборе дел о нарушивших порядок и воинскую дисциплину трибуналу руководствоваться советскими воинскими законами, требованиями обстановки, честью и совестью бойца Красной Армии.

Установить для провинившихся следующие меры наказания:

1) За трусость и неповиновение командиру - расстрел.

2) За менее тяжелые преступления - 15 лет строгого тюремного заключения. Срок заключения осужденный отбывает немедленно по выходе из катакомб.

Члены трибунала не освобождаются от своих служебных обязанностей и разбирают дела провинившихся в порядке общественного поручения, исходящего от комиссара полка.

Приказ вступает в силу немедленно.

Приказ подписали:

Командир батальона лейтенант Кувалдин

Комиссар батальона политрук Правдин

Егор передает приказ политруку.

- С людьми, которые упоминаются здесь, разговаривал? Они согласны? спрашивает Правдин.

Политрук тыльной стороной руки вытирает лицо. Ему трудно говорить. Он то и дело облизывает пересохшие губы. Под раненой ногой не скатка шинели, а бурый холмик, набухший кровью.

- А другие как? - продолжает интересоваться он.

- По-разному смотрят. Есть и зайчонки. Сегодня один такой руку на себя поднял.

- Плохо... Надо наводить порядок. Ведь мы можем это сделать, лейтенант Кувалдин?

- Наведем, Василий Иванович.

- Обезножил я, - закрывая глаза, говорит политрук. - А приказ немного суров... Пусть будет таким... шатровским приказом. Но батальоном ты будешь командовать, а под всеми приказами ставь имя Шатрова... Полегчает мне поговорим подробнее. - Чтобы скрыть боль, отворачивается в сторону.

- Приказ хороший, - шепчу я Егору. - Созывай бойцов.

- Поддерживаешь?

Кувалдин медленно поднимает голову и в упор смотрит па меня. Не знаю, что он видит на моем лице, только вдруг протягивает руку:

- Спасибо, находись при мне.

Возвращается Чупрахин. Он приводит с собой девушку. У нее черные, с прищуром глаза, на щеках веснушки, из-под шапки выглядывают короткие пучки светлых волос. Через плечо - пухлая медицинская сумка.

Иван докладывает:

- Привел, Егорка. Чистый хирург. Не узнаешь? Маша Крылова. А как он? взглядом показывает на политрука.

Маша разбинтовывает ногу. Осмотрев стопу, она по-книжному заявляет:

- В учебнике полевой хирургии подобные случаи не описаны, и я не могу рисковать вашей жизнью...

- В учебнике? - произносит Правдин. - Режь, сию минуту освободи меня от этого груза. Стопу не спасешь.

- Вы шутите! - продолжает возражать Крылова, ища взглядом сочувствующих.

Мы все отворачиваемся. Только один Чупрахин не отвел глаз: он так повелительно глядит на хирурга, что девушка чуть вздрагивает, молча опускается и вновь начинает осматривать раненую ногу.