- Семи не боюсь, а одной все равно не миновать!
Мартюхину понравился ответ Артемия. Он ласково потрепал его по плечу и начал расспрашивать о Кошкине и других знакомых. Юноша отвечал, соблюдая осторожность, и даже не сказал о болезни князя Юрия, боясь, не дошла бы эта весть раньше его в Москву.
Накормив и напоив гостя, старик дружески беседовал с ним, наказывая кланяться дядьям и его приятелям в Москве.
- Много нынче идут туда, - говорил старик, - что ни день, то видишь: и конного, и пешего. Потянулись!.. Известно, на солнышке потеплее, а только не по старине великий князь дело ведет...
- Под себя главную силу забирает! Удельным не по нраву...
В восклицании юноши прозвучала молодая отвага, и старик ясно почувствовал, что сын его приятеля уже заражен новшеством. Старый и молодой, отживающий и вступающий в жизнь, они не могли смотреть одинаково. Так было, есть и будет во все века, во всех странах.
Во время княжения Ивана III, когда Москва готовилась утвердить крепкое самодержавие, удельные князья, дружина, бояре, а за ними и другие сословия представляли разрозненные партии.
Старики находили хорошим прежний порядок, молодые проникались идеей, провозглашенной с высоты престола, и жадно рвались послужить ей.
- А ты знаешь ли, что теперь в Москве деется, - говорил Мартюхин. Старого обычая князь не держится и людей старых не жалует, не почитает. Обида великая идет. Прежняя дружина без дела скучает, а князь особо свою думу думает. Кого захочет, того и позовет, а то иногда - грех и вымолвить: запершись, сам, без свидетелей, у постели решения принимает!..
Последние слова Мартюхин произнес почти шепотом.
- Кто же в милости государя великого князя? - спросил Артемий, которого интересовало не порицание существующего порядка, а сам порядок.
Но Онисим не слыхал или не хотел отвечать на вопросы юноши.
- Которая земля меняет свои обычаи, та земля не долго стоит, продолжал он сумрачным тоном. - Как жили деды, так и нам велели. Как пришла "римлянка", так и замешалась наша земля. Начались настроения великие, а до тех пор жили мы в тишине...
- Будто в тишине, Онисим Петрович? - возразил Артемий, не имея сил сдержаться. - Мало ли крови пролито и городов да сел пожжено, мало ль народу погублено, когда брат на брата из-за удела шел?
Мартюхин нахмурился.
- Начетником, я вижу, стал ты, Артемий! Только... яйца курицу не учат. Кому бы говорить, да не тебе! Княжеского ты роду, Артемий, потомком Федора Ростиславовича Смоленского считаешься, а за свою, за вольность, постоять не хочешь! Да, закрыл глаза старик отец, не видит, какие думы у сыночка в голове ходят. Не такой он был! Он бы рудою* истек, кабы знал, что отнимают вольность Новгорода да младшего брата его, Пскова-города, а вам все с полагоря**.
_______________
* Р у д а - кровь.
** П о л а г о р я - полбеды.
Артемий молчал. Уважение к возрасту собеседника заставляло его сдерживаться, и он даже сожалел, что вообще позволил себе возражать Мартюхину.
- Прежде как было... не знаешь ведь - так стариков послушай, продолжал Онисим, принимая молчание юноши за согласие. - Если задумал что князь - дружине скажет, совет держит. Ум хорошо, а десяток - лучше! Не одобрят думы княжьей и скажут: "Ты, батюшка-князь, сам собою это замыслил, так не едем за тобою, мы об этом ничего не знали". И кончено! Ничего поделать нельзя! Начнет гневаться князь, дружина себе на уме. Молодцы были не нонешние... - с горькой усмешкой вставил старик, памятуя свою удаль. Возьмут и отъедут к другому князю. Да. А теперь что сталось? Уничтожили московские князья отделенные волости, позабрали под себя другие уделы и, словно в темницу, засадили и бояр, и дружину. Служи, услуживай, как я, значит, хочу, своей волюшки нет у тебя!..
- У хорошего господина и служить не обидно, - вымолвил Артемий.
- То-то хороший! Послужи, узнаешь... На проезжей дороге живу, слышу, что люди толкуют. Небось сам-то у князя Юрия на службе стоишь, да и отъезжать не ладишься... Не, Артемий, нет тебе моего слова! Верея, да Тверь, да Рязань постоят за себя. Бог даст веку князю Юрию, и он не отдаст своего удела. А пошлет Господь смертный час, братья, Андрей да Борис, постоят против Москвы. Им и Новгород и Псков поддержку дадут. Они и в Литве помощь найдут...
Совершенно неожиданно для себя Артемию удалось узнать такие тайны, которые имели громадную важность в настоящую минуту, и он жадно слушал речь Мартюхина.
Оказывалось, что против Ивана III, великого собирателя земли русской, создался заговор и Москве грозит опасность.
Значит, не ради наследства налетели князья Андрей и Борис в хоромы больного брата. Они думали, что Юрий здоров, и желали увлечь его вместе с собою и с другими уделами, стремившимися отстоять свою вольность перед Москвой.
Новгород, Псков, даже Литва обещают им свою помощь, и, кто знает, может и вправду, соберется их великая сила.
Ведал ли Кошкин, посылая молодого гонца, какая туча собирается над Москвою, и написал ли все это в своей грамоте, крепко зашитой в шапке Артемия?
Может быть, знал, но боялся поверить в такую тайну.
И пока Онисим, вполне уверенный, что перед ним сидит сторонник задуманного предприятия, рассказывал различные подробности плана, юноша убеждался, что Кошкин не мог знать всего этого и только счастливая звезда привела его к Мартюхину, а крепкий пенник* кстати развязал язык старика.
_______________
* П е н н и к - напиток.
- Хвалю я тебя, молодец, - заметил Онисим, успевший высказать гостю сокровенные тайны. - Надежный ты слуга... Спросил я тебя, зачем в Москву идешь, - не выдал. А ведь я знаю... знаю... Еще намедни проезжали князья, Андрей да Борис, так сказывали: "Пошлем гонца в Москву, попытай его. Молчит, значит, наш. Сам расскажи ему, что есть в запасе". Ловкий ты, Артема...
Юноше было невыразимо совестно.
Волей-неволей он являлся вероломным другом. Мартюхин ошибся и принял его за союзника, а он, враг их замысла, посланный в Москву предупредить Ивана III, благодаря случайности оказался посвященным в самую сущность заговора...
Одно мгновение Артемий готов был сбросить личину и сознаться, объяснить всю правду. Он не считал себя виновным, так как только воспользовался оплошностью врага, но ему было стыдно, что за радушие, за хлеб, за соль приходится платить изменой...
Душа юноши возмущалась, но разум шептал, что следует пользоваться выгодою положения, что он может оказать великую помощь Москве и заслужить вечную благодарность боярина Кошкина.
Образ Любушки встал перед мысленным взором Артемия, с колебаниями было покончено.
Мартюхин, ставший особенно мягкосердечным, продолжал нахваливать гостя, но его искренние речи больнее ножа терзали юношу.
Помимо смущения, испытываемого от этого незаслуженного одобрения, у Артемия возникли опасения.
Если его приняли за гонца от князей Андрея и Бориса, значит, такой гонец вот-вот может явиться и Мартюхин поймет, какую змею пригрел на груди.
Нужно было действовать решительно и энергично.
Оставаться здесь, в Карзеневе, значило подвергать опасности не только себя, но и, главное, дело, которому он желал служить всей душой.
Приедет гонец от князей, и Онисим, осознав свою ошибку, выместит весь гнев на изменнике. Он забудет былую приязнь к старику Львову, он не поймет, что идеи молодежи не могут зависеть от кровного родства, он не сумеет смириться с мыслью, что не подкуп, а сердечное влечение заставили Артемия перейти на сторону Москвы, он отнесется к юному другу, как к предателю, и убьет его, как ядовитую гадину.
Грамотка Михайлы Ивановича попадет в руки врагов, и, кто знает, может, бедный старик головою поплатится за свою смелость!
А великий князь московский никогда и ведать не станет, ради кого погибли старик и юноша, стремившиеся послужить великой идее.
Удельные князья могут казнить и миловать свой народ, и никто спрашивать не смеет, за что погубили или пожаловали.