— Спасибо! Ты классно танцуешь!

— Спасибо, ты тоже.

— Спасибо, я нет… — тихонечко засмеялся принц.

Было уже далеко за полночь. Молодой человек пошел провожать девушку. Марте о стольком нужно было подумать, о стольком помечтать, что не терпелось остаться одной. Она не сомневалась, что Крис задержится в Грет-Лоттском замке. Княжна уже видела наследника эсверского престола перед собой на коленях, объясняющегося в любви. Дальше ее фантазия не шла. А большего ей и не надо было.

16.

Утро после праздника было немного грустное. Проспав совсем немного, Марта отправилась готовить завтрак. Верный помощник Леон уже был на ногах и в одиночестве убирал в зале.

— Лео, ты герой, — Марта потирала висок.

— Как ты? — спросил юноша.

— Нормально.

Они стали вместе сдвигать стулья, перекрывать столы новыми скатертями и доставать новые приборы. Скоро подтянулись остальные. Пришли Настена с Денисом. На них смотрели, словно ожидая решительных перемен во внешности и характерах. Но все было как прежде. Настена принялась всем помогать, и остановить ее не смогли.

Вместе с Пьером появился Кристофер. Принц дружелюбно, но несколько отстраненно поздоровался с княжной. А другие молодые люди, на которых Марта во время свадьбы не успела обратить внимание, уже сейчас пылко приветствовали своих подруг. Тезка Дениса, Дэн Фокс, открыл объятия и больше не выпускал Николетту. И было видно, что они очень похожи. Большой серьезный Владимир, бывший всех старше лет на семь, молитвенно смотрел на хрупкую Джулию, которая время от времени делала вид, что не замечает его.

После завтрака наступило время прощаться. Молодые люди сносили вниз коробки с Настиными принадлежностями для батика, чемоданы с одеждой, связки книг, картины. Марта чувствовала, что вот-вот расплачется.

— Ну, как? — спросил Денис, поднявшийся в очередной раз.

— Все! — сказала его молодая жена.

Марта уже украдкой вытирала глаза. Вдруг она заметила, что к шкафу прислонен планшет. Судя по характерной вытянутой форме — это была лучшая Настина картина. Марта прямо вскрикнула:

— Ах! Ты чуть не забыла своих рыб!!!

Сестра, взяв планшет, подошла к Марте.

— Я не забыла. Я дарю это тебе.

— Но это же лучшая твоя картина, — прошептала княжна.

— Я знаю, — так же тихо сказала Настасья.

— Спасибо, — слезы неудержимым потоком полились из глаз Марты.

Тут расплакались все — понимали, что этого момента уже не вернуть!

— До свидания, дорогие! — Анастасия поцеловала каждого в щечку во дворе Грет-Лоттского замка.

Денис помог жене подняться в карету. Рядом на конях гарцевали его друзья. В том числе и Кристофер Ив, Марта почувствовала новую, дотоле не знакомую боль. Совсем не в области сердца, как предупреждали, а сразу во всем теле. Крис подъехал ближе:

— Марта, спасибо за великолепный прием! Когда будет время, приезжайте в Эсверию!

У ворот Крис обернулся и помахал ей рукой. Но девушке это было уже безразлично. Еще совсем недавно она чувствовала зарождение любви к этому человеку. Но его поведение живо напомнило, что любовь — это страдание. Марта не хотела мучаться, как Диана. И она отказалась от своего чувства. Ей это удалось. Возможно, потому что она не знала, от чего отказывается, а, может, из-за того, что в ее жилах текла кровь древних воительниц Греты и Лотты, чья сила воли была легендарной.

17.

Синея была ограничена с востока горами, а с запада Бодиярией, порабощенной Темными Силами. Нечисть совершала разорительные набеги и вглубь страны, основанной Магом Художником. Атакам присваивались наименования цветов радуги — последней, по предсказанию, должна была стать «фиолетовая».

Замок и титул были пожалованы предкам Марты за заслуги в дни «синей» атаки. В государственной хронике значились, что сестры Грета и Лотта «оказали неоценимую помощь командованию, вовремя передав стратегически важные сведения». Огласки не получило то, как это произошло. Синейское королевство было королевством изобразительного искусства — из эстетических соображений было решено умолчать, что выжившие после жуткой бойни девушки проползли тридцать километров в собственной крови. Сначала безрукая Лотта тащила на себе безногую Грету, а потом безногая Грета ползла, таща безрукую Грету…

Пожалованный сестрам замок находился у самых дальних границ королевства. Замуж они не вышли, но взяли на воспитание племянницу Джейн, чьи потомки и стали наследниками титула. Отец Марты князь Ульрик Грет-Лоттский был ее пра-пра-пра-внуком.

Каждое новое поколение грет-лоттцев отправлялось на учебу в столицу — но после основного курса молодые люди обычно возвращались; старшие иногда принимали участие в выставках — но информация приходила сюда с большим опозданием. Долгое время жители крошечного княжества не имели никакого значения в политической и культурной жизни страны. Все изменилось, когда на королевство обрушилась новая беда.

Во время традиционного осеннего пленэра ослеп синейский король. Никто не знал, как это произошло. Очевидцы рассказывали о яркой вспышке света, но терялись в догадках о ее происхождении. Вместе с бесценной способностью видеть монарх потерял имя, навсегда превратившись из Джошуа Колориста в Слепого короля. Это имело катастрофические последствия для всей страны. Занятия живописью и графикой были запрещены во всех образовательных центрах.

Король объявил поиск нового предназначения. Пока он продолжался, некоторые семьи бежали из столицы. Наиболее отчаянные добежали до северных границ и нашли прибежище в стенах Грет-Лоттского замка, где и ведать не ведали о новом указе. Жители княжества были слишком далеки от короля, а король был слишком далек от них. Поэтому когда по прошествии многих лет «доброжелатели» сообщили правителю, что где-то все-таки рисуют, Слепой король неожиданно легализовал деятельность грет-лоттцев, сохраняя последнюю Художественную школу как исторический раритет.

Лет через сто по Грет-Лоттскому замку могли бы водить экскурсии. Туристов подвели бы к строению из серого камня. В восточной башне, самой близкой к воротам, им предложили бы надеть мягкие безразмерные тапочки. И оттуда по синим бумажным стрелочкам, кривовато навешанным по стенам, группа отправились по продуманному музейными работниками маршруту.

Сначала туристов провели бы по длинным залитым солнцем коридорам второго, третьего и четвертого этажей и предложили бы зайти в классы. Там любознательные посетители обнаружили бы «мольберты», расставленные перед «натюрмортами». Кто-нибудь из детей обязательно попытался бы стянуть свежий огурец, лежащий на керамическом блюде, но с удивлением обнаружил бы, что это просто «восковой муляж».

Туристы заглянули бы в жилые комнаты в восточной, северной и южной башнях. Самыми последними экскурсовод показал бы покои, принадлежавшие некогда княжне Марте Грет-Лоттской и будущей королеве И-и Анастасии Нежной. Посетители увидели бы две кровати, камин, большой шкаф, который был наполовину платяным, а наполовину — книжным.

На стенах — картины. На портрет «Неизвестной в синем» экскурсовод не обратил бы особого внимания, мимоходом упомянув о парадной живописи времен Грегора Светотона. Так никто и не узнал бы, что хозяйки комнаты считали, что эта женщина все видит и понимает, поэтому иногда смотрит ободряюще, иногда иронично, иногда укоризненно. Но зато не остался бы без внимания совсем небольшой портрет. Извлеченный из девичьего тайника, оказался выставленным на всеобщее обозрение портрет юного князя Дэвида Джомрока.

Безусловный интерес у посетителей вызвала бы мастерская двух девушек. Туристов туда не пустили бы — бархатная ленточка изящно перекрывала вход. На полу здесь стояли гипсовые головы, вазы с засушенными цветами, лежали какие-то коряги. Сверху была натянута леска, к которой крепились сложенные пополам открытки, записки, фенечки.

Мастерская была сравнительно небольшой, но, зато, с двумя окнами. Одно выходило на центральные ворота, другое — на галерею, соединяющую восточную и южную башни. Перед окнами стояли два письменных стола. На них — баночки с красками; обломки палитр; мелки пастели; тщательно поточенные карандаши; успевшие окаменеть ластики.