В августе Смугляк держал вступительные экзамены в политехнический институт. Не прошли даром дни, проведенные на госпитальной койке. Сильная воля, не раз закаленная в горниле боев, и глубокая вера в достижение заветной цели помогли ему подготовиться и поступить в высшее учебное заведение. Он стоял перед приемной комиссией, свободно и содержательно отвечая на вопросы. На груди его кителя в два ряда висели ордена и медали. Их было двенадцать. А над ними - три позолоченных нашивки, свидетельствовавшие о тяжелых ранениях. Вопросы и ответы были уже исчерпаны. Убеленный сединами профессор вышел из-за стола, твердым шагом подошел к Смугляку и крепко пожал ему руку.
- Поздравляю вас! - проговорил он не по возрасту энергично и отчетливо. - Вы победили и здесь. Желаю вам успехов!
- Большое спасибо, профессор! - с благодарностью ответил Смугляк, чуть отступив в сторону. - Теперь мой передний край - в институте. На фронте приходилось штурмовать разные крепости и высоты. Тяжело было - не отступали. Настала пора завоевать хотя бы одну из высот науки.
- Правильно мыслите, молодой человек!
И вот он - студент. В первый день занятий лекционный зал был переполнен. Смугляк видел вокруг себя разного цвета платья и костюмы, красивые девичьи и мужские прически, сосредоточенные лица и быстрые, бесхитростные улыбки. Он сидел за средним столом, с проседью в черном зачесе волос, одетый во фронтовой китель, с четырьмя орденскими планками на груди. На вид Смугляк казался солиднее и старше других, но это его не смущало. "Учиться никому и никогда не поздно", - думал он, слушая лекцию.
Проходили учебные дни, как близнецы, похожие один на другой. С утра Смугляк обычно слушал лекции, во второй половине дня обедал, затем уходил в городскую библиотеку и просиживал там до закрытия, читая дополнительную литературу. В расходах он ограничил себя до предела: раз в неделю ходил в кино, покупал только необходимые книги, остальные деньги его военной пенсии шли на питание, в уплату за квартиру и на приобретение нужных вещей. Хозяйка говорила о нем соседке:
- Дюже хороший человек, тихий, такой скромный.
- Он что же, одинокий? - спрашивала та.
- Одинокий, говорит, - делилась с соседкой Марья Ивановна. - Отца и мать не помнит, маленьким был, когда они умерли. А на баяне как играет! Душа плачет. Наверно, тоскует.
- Сколько же лет-то ему?
- Больше тридцати, говорит.
- И все не женится?
- На ком? - прищуривала глаза Марья Ивановна. - Хорошую невесту сразу не подыщешь, они ведь не растут в огороде, а пустая баба зачем ему? На каникулы в Смоленск поехать собирается. Может, там у него кто есть. Ладно, пойду я, заговорилась с тобой.
Полюбили Смугляка и в институте. Вел он себя скромно, серьезно. В помощи никому и никогда не отказывал, учился прилежно, много помогал товарищам в военной подготовке. Студенты и преподаватели относились к нему с большим уважением.
В первые месяцы занятий Смугляк завязал письменную связь с Колей Громовым, Степаном Ковальчуком, летчиком-истребителем Аркадием Осадчим и с партизаном Иваном Андреевичем Шугаем. Коля третий год уже учился в военной академии, Ковальчук работал в шахтоуправлении в Донбассе, а летчик Осадчий служил в Белоруссии. Он стал подполковником и командовал теперь авиационным полком. В своих шутливых письмах Осадчий настойчиво приглашал Смугляка в гости. В ответных письмах Михаил благодарил его за внимание, ссылался на большую занятость в институте, но от будущей поездки не отказывался.
Особенно часто приходили письма от Ивана Андреевича. Этот усатый "запорожский казак", как его называли в партизанском отряде, подробно описывал всю свою жизнь и работу, рассказывал о Максиме, который не очень прилежно учится в школе, а возмечтал о самостоятельной работе, решил быть шофером. Сестра его, Палаша, сразу же после войны вернулась из Германии на родину, вышла замуж и теперь живет в Витебске, работает на прядильной фабрике. Иван Андреевич убедительно просил Смугляка приехать в Смоленск, серьезно поговорить с Максимом, которому он твердо решил дать высшее образование.
В первые же каникулы Смугляк выехал в Смоленск. Бывшего старого партизана он разыскал на окраине города, в маленьком, уютном домике. Шугай только что вернулся из мастерской и, пообедав, раскладывал пиленые дрова на просушку. Увидев Смугляка, он прослезился, крепко обнял товарища. Потом успокоился, показал гостю огород и сад. Была уже зима. Но погода стояла теплая, снег выпадал и сразу же таял. В огороде купались рябые, как одна, курицы, в закуте хрюкал огромный боров. Смугляк осмотрел хозяйство Шугая, сказал:
- Не плохо живешь, Иван Андреевич!
- Для существования все это нужно, - ответил бывший партизан, скручивая козью ножку. - В столярной-то мастерской я немного зарабатываю восемьсот рублей всего. На двоих мало. Но дирекция не отказывает в помощи: когда премию подкинет, когда топливо.
Максима дома не было. Пришел он только через два часа. Иван Андреевич спрятал Смугляка в горницу, а сам встретил Максима вопросом:
- Ну, какие у тебя успехи сегодня?
- Неплохие, отец, - ответил Максим, раздеваясь. - Завтра иду оформляться на курсы шоферов. Уже договорился.
- Вот как! - воскликнул Шугай, поднимаясь со скамьи. - А кто же это разрешил тебе - соседка, что ли?
- Не сердись, отец! Ну как ты не можешь понять, ведь у шоферов заманчивые перспективы. Пока машины существуют, водители всегда будут заняты. Мне не придется слонятся в поисках работы.
- А инженеры, по-твоему, безработными останутся?
- Не безработными, но... Короче, меня это мало интересует. Пять лет учиться - и тысячу рублей получать. Зачем мне это? Я без высшего образования тысячу всегда заработаю.
- Смотри-ка ты какой расчетливый! - Иван Андреевич не спеша подошел и открыл двери горницы. - Вы слышали, Михаил Петрович, что говорит этот юнец? Полюбуйтесь-ка на него.
- Слышал, слышал, Иван Андреевич, - заговорил Смугляк, выходя в переднюю комнату. - Напрасно ты так решил, Максим. Ну, здравствуй, разведчик!
Максим и рад был, и сконфужен.
- Подумать нужно, Максим, - продолжал Смугляк, - бросать школу - это не твой путь, Максим. Я вот почти в два раза старше тебя, а учусь. Ну, садись, поговорим. Конечно, шоферы тоже нужны стране, но у тебя есть возможность стать инженером или врачом. Правда?
Максим задумался. Непререкаемый авторитет Смугляка был для него выше всякого закона. Если бывший партизанский командир говорит о необходимости учиться в школе, значит, так надо. Иван Андреевич остался довольным. Он внимательно смотрел на приемного сына и улыбался: значит, дошло до парня, значит, все в порядке.
За четыре дня, проведенные у Шугая, Смугляк вместе с Максимом осмотрел древний русский город, побывал у памятника Кутузову, прошелся по берегу Днепра. Михаил несколько раз возвращался к разговору о занятиях Максима. Бывший юный разведчик, затаив дыхание, слушал его и мысленно прощался со своим шоферским увлечением. Вечером, на четвертый день, когда Иван Андреевич и Максим провожали Смугляка в Харьков, Михаил тепло распрощался с растроганным Шугаем и подал руку его приемному сыну.
- Скажи мне что-нибудь, Максим, на прощанье.
Максим поднял голову. Его голубые глаза улыбались.
- Пойду в институт! - сказал он.
*
В начале третьего курса Михаил близко познакомился со студенткой Любой Веселковой и ее родителями. Отец Любы занимал должность заведующего ресторанами, а мать работала закройщицей в ателье мод, в дамском отделении. Люба не знала трудностей, всегда жила в достатке, одевалась со вкусом, по последней моде, часто ходила в театр. Единственная дочь Веселковых не отказывала себе в удовольствиях, ежегодно с папой и мамой выезжала на южный берег Крыма. Она очень недурно рисовала пейзажи.
В семье Веселковых Смугляк был частым гостем. Родители Любы относились к нему доброжелательно. Иногда они коллективно читали романы Толстого, поэмы Пушкина и Твардовского. В выходные дни, обычно под вечер, Веселковы и Смугляк уходили в кино или в театр, а чаще всего прогуливались по аллеям каштанового парка. Врожденной вежливостью и тактичностью Михаил, словно намеренно, все больше и больше привораживал родителей Любы. Они уже начинали видеть в лице бывшего фронтовика порядочного избранника сердца дочери и всячески способствовали их сближению.