Чужеземный посланник не разобрался в том, что видел собственными глазами, и не понял, что Тимур, сохранив ислам как официальную религию и подавив волю своих сановных сеидов, обязал их признать наряду с лояльными суфиями и хуруфитов в своей державе и принял их символ вселенной - Землю, Солнце, Луну "Три круга", замеченных де Клавихо.

Спустя несколько лет после казни Фазла ни для кого в царстве Тимура не было тайной, что "подле змира Тимура сидит хуруфит", когда же стали говорить, что трон змира во дворце Полистан в Самарканде стоит на синем камне и что даже воспитание своих младших внуков Тимур доверил окаянным еретикам азербайджанцам, Кыбла которых - синий камень Мусы, и что все поборники "лаилахаиллаллаха" в ожидании коренных перемен в правлении Тимура, который склоняется к принятию "анал-хакка", погружены в глубокий траур. Такой же синий камень, какой лежал под тропом повелителя, позже привез из Монголии внук его Улугбек, будучи правителем Самарканда, и, как известно, посвятил свою жизнь изучению тайн вселенной.

Но неожиданно все круто изменилось.

В индийском походе в тысяча триста девяносто девятом году эмиру Тимуру донесли, что в запасных наступательных полках объявилось множество смутьянов, подбивающих воинов на восстание. Тимур, охваченный страхом, не раздумывая, приказал предать всех мечу, и когда сосчитали число убитых, их оказалось сто тысяч, но кто они были и откуда явились, осталось нераспознанной тайной, ибо на лицо они были схожи кто с тюрками, кто с персами, кто с индусами, иных же отличительных примет не имели. Тимура одолевало страшное сомнение: не были ли эти дервиши, не убоявшиеся идти в его армию, теми свободными от страха мюридами Фазлуллаха? И если так, то выходит, что хуруфиты обманули его и единственное истинное оружие - символический меч, и правда Хакка, и царство Хакка на земле - ложь?! И свободные от страха хуруфиты вовсе не отреклись от мысли о восстании? Расположившись во всех мечетях, у тронов его сыновей и всех правителей его обширного царства, они решили дотянуться до армии?!

Ни в Индии, когда он предал мечу всех смутьянов, ни позже, вернувшись В.Самарканд, эмир Тимур не поделился ни с кем мучившими его сомнениями. Он очень верил мовлане Махмуду, сидящему обычно подле него на уголке синего камня, нового основания его трона, и знал, что тот с помощью своих поверенных во всех очагах Хакка объединяет ремесленное сословие Мавераннахра на основе учения Фазла и поддерживает связь с дервишами Фазла в Азербайджане, Руме, Иране и Ираке. Кроме того, если и имелись неподвластные мовлане Махмуду хуруфиты-батиниты, поставившие себе целью восстание, то было опасно открыто предпринимать какие-то меры против них, ибо это вызвало бы их сближение с Кара Юсифом Каракоюнлу и султаном Ахмедом Джелаири, чего он весьма остерегался. Поэтому эмир Тимур отправил письмо Ильдрыму Баязиду с требованием разыскать Кара Юсифа Каракоюнлу и султана Ахмеда Джелаири, укрывавшихся на территории Рума, и, арестовав, отправить их под стражей в Самарканд. Если Ильдрым Баязид выполнит требование, говорилось в письме, то Тимур, в свою очередь, дает обещание никогда не нападать на Рум, как, впрочем, поступал и доныне.

Вместо ответа на письмо Тимур ежедневно получал донесения гонцов, одно другого тревожнее, с границ Рума и Армении, из Багдада, куда к султану Фараджу был отправлен Ми-раншах, лишенный своего улуса. Ремесленное сословие Ирака подняло восстание под предводительством Кара Юсифа Каракоюнлу и султана Ахмеда Джелаири и вступило в переговоры с султаном Фараджем; из крепостей вдоль границы Рума, даже из Ерзингана тимуридов прогнали с криками "Анал-Хакк!" Баязид, объездив подвластные Руму соседние христианские земли, заключал договора с их правителями и полководцами; ходят слухи, что всеми этими делами руководит чья-то тайная десница, и Мираншах просил передать отцу, который лишил его наследства и всех прав и держался хуруфитов, что по мнению "почтенных суфиев Багдада та тайная десница есть рука Хакка". Этими колючими и двусмысленными словами несостоявшийся наследник мстил отцу.

Первой жертвой разворачивающихся событий стал мовлана Махмуд. В тот же день, как прибыл гонец от Мираншаха, шейх Берске арестовал его и вскоре казнил. Повсюду вокруг Самарканда мюриды шейха Береке по его приказу с криками и воплями проклятья хватали хуруфитов и ремесленников, лытающихся вступиться за жертв, и рубили их без суда и допроса, сбрасывали с минаретов, с крыш домов, топтали и пинали насмерть,

А Тимур уже был на пути в Багдад. Он знал, что Насими, побыв долгое время в Руме, объездил все хуруфитские очаги меж Самаркандом, Багдадом, Алеппо и Шамом и вновь вернулся в Рум, но не верил, что война подготавливается "рукой Хакка". Мовлана Махмуд поведал ему, что халифы Фазла, среди которых был и румский халиф, известный поэт Абуль-гасан Алиюл Ала, выслушав проповедь Насими в Гыршахре близ Анкары, стойко стоят на позициях Хакка, и, значит, та рука-не рука Насими. Но, может быть, это рука гаджи Байрама Вели, главы анкарских суфиев? А так как гаджи Байрам - духовный отец всей румской армии, то не значит ли, что его рукой управляет рука Ильдрыма Баязида? Но почему же тогда почтенные суфии Багдада считают, что это - "рука Хакка"? И если Насими со всеми халифами стойко стоит на позиции Хакка, то кто же заслал в армию в Индийском походе сто тысяч бесстрашных дервишей и дал знак союзникам Фазла и ремесленникам Ирака восстать? И если даже в Ерзингане армяне кричали "Анал-Хакк", то кто мог свершить чудо обращения христиан в хуруфизм, как не Насими?!..

Так, переходя от веры к сомнениям и подозрениям, беспрерывно думая все об одном и том же, Тимур потерял сон, и, мучимый бессонницей, телесными болями, непрерывной скачкой по бездорожью, предчувствием страшных последствий ожидаемой войны, из которой его изрядно уставшая армия вряд ли выйдет по-прежнему победоносной, он, добравшись до Багдада и услыхав, что султан Фарадж, вечно жаловавшийся на давление Кара Юсифа Каракоюнлу и султана Ахмеда Джелаири, арестовал их и содержит в темнице, тотчас вернулся в Карабах и призвал туда своего союзника шир-ваншаха Ибрагима, в мудрости которого не раз имел случай убедиться, и с почтением, исключающим все прежние счеты и обиды, пригласил в Белый шатер.