Неугасимой ненавистью опалено девичье сердце - мать не порадуется на сына, дивчина - не встретится с милым, пока не будет уничтожен лютый враг.

Девичьи мысли витают над полем боя, незримой защитой над милым, чтобы миновала его вражья пуля.

...Вьется смерть над головой Сергея, не помогло заклятие, опять лежит в госпитале. Наталка охотно проведала бы его, да как бросить поле, это тот же фронт; отписала, что ждет его, надежда ты моя, мое серденько...

Знает ли дивчина, что эти ее слова, обретя могучую силу, поставят на ноги искалеченного солдата?

Тощие лошаденки с натугой тянули плуги, острые лемехи перерезали корешки, исходившие пахучим соком. Блестящие пласты не рассыпались, не распадались - так переплели землю корни. Солнце пригревало костлявые спины склонившихся над плугом хлеборобов, которые уже не одну весну вбирали весенние запахи, пробуждали землю от зимнего сна. Прокаленные ветрами, седобородые, мудрые, неторопливо шли бороздою, крепкие в коленях, едва касаясь плуга, думали извечную думу хлебороба.

Еще только первую борозду прошли, а уже беспокойство взяло. Заслышав мягкий, певучий голос, пахари остановились. Текля бросала тревожный взгляд на борозду - плуги переворачивали дернистый верхняк. Пахари сами это видят, вековой опыт за плечами: засохнут пласты - никакой бороной не раздерешь.

Щедро знанием и опытом наше время, не принято у нас таить их про себя. Юный ум жадно вбирает по капле народный опыт и сам обогащается.

Текля с кузнецом ходили по пахоте, постигали полеводческую грамоту.

- Нет у нас дисковых борон, чтобы перерезать эти дернистые пласты...

Как тут помочь беде? Кузнец чувствовал свою беспомощность, да только ли свою? Повилица любил неожиданные обороты, потому в разговоре с пахарями назидательно бросил:

- А вы пашите... прямой наводкой!

Опытный пахарь ответил на это:

- А не круто ли поставлен отвал?

Текля поддержала его:

- Получится ли комковатый грунт?

Кто поймет, что творится в душе кузнеца. Ветер трепал правый пустой рукав...

- Новые крепостя нам надо брать! - говорит он, давая понять пахарям, чтобы не вешали носы.

9

Седой сеятель повесил торбу через плечо, вышел в поле, первая горсть зерна брызнула на пашню. Сеяли на восход солнца - короткие гоны - полегче торба, почаще будут отдыхать. Сеятели шагали торжественно, сосредоточенно сдвинув брови. Воздух зыбится весенними испарениями, переполняет легкие, сеятели с торжественной размеренностью водили щедрой рукой. Не сев, а священнодействие.

Плотники в такую пору томились, притихшие, хмурые, снимали тонкую стружку, все существо их полнилось запахами влажной весенней земли, а душа летала над полями, любовалась родными просторами. Почему бы и Аверьяну и Келиберде не засеять гектар-другой? Уговаривали Теклю - возьми хоть на день в поле. А на строительстве кто будет? И исконные хлеборобы должны были томиться в плотницкой.

Текля брела по пашне, присматривалась, как ловко сеятель Захар Онищенко растопыривал пальцы, веером брызгало зерно. Слушала стариковскую грамоту, как надо класть зерно, чтобы не зарежена была середина и засеяны края. Вековая мудрость витала над пашней.

...Выцветшие глаза не отрывались от раскинувшегося перед ними приволья, грудь вдыхала запахи весны, наконец-то судьба обласкала людей. С грустью вспоминали друзья знаменитых в свое время сеяльщиков - Самсона, Протаса, Касьяна, погибших от вражеской пули.

Доходили до межи, где стояли мешки с зерном, останавливались перевести дух - капала роса с бровей.

Текля сочувственно посматривала на изрезанные морщинами кроткие лица сеятелей, от души жалея, что не в состоянии ничем помочь им. Только успокоила ласково: следующей весной уже будут ходить сеялки, не придется вам делать такую непосильную работу.

Остап Нещеретный посмотрел на бригадира, в глазах мелькнул лукавый огонек:

- Откуда тебе знать нашу силу?

- Эх, дочка, никакая работа не страшна, когда на душе спокойно, сказал Захар Онищенко.

Сеятели склонились над мешками, чтобы пополнить зерном свои торбочки. Текля растроганно следила за ними.

10

Над полями курился дымок, свежий весенний ветер раздувал костры, потрескивали будылья. Боязно девчатам, как бы не зацепить граблями мины. Хоть минеры и разминировали полевые участки, а ну-ка где пропустили? Девчата вырубали мотыгами цепкие сорняки, сгребали граблями, сжигали. Так советовала делать Текля: если не вырубим с корнем сорняк, пропали наши урожаи. Осот, пырей, донник, лебеда задушат.

На полевом току девчата молотят снопы цепами, домолачивают скирду ячменя, которую не успели вымолотить немцы. Аверьян с Келибердой наготовил цепов, держаки шероховатые, не отделанные, ладони горят.

Матери очищали решетом ячмень, просо, отбирали куколь, горошек, а щирец просеивался.

Пять девушек за весну пять гектаров вскопали, железными граблями боронили, ладно хоть грабель понаделали Аверьян с Келибердой. Понятливые такие, подбадривали девчат:

- Лопатным трудом будем двигать сельское хозяйство!

Опять-таки: откуда лопат набраться?

Перегной собирали по дворам, носили на поле мешками, не хватало тачек, тысячи пудов перегноя, золы перетаскали на спине под картошку. Земля раскисла, колеса грузнут, тачками возили на поле зерно, кони были в плугах, боронах, сеяли ячмень, овес.

Соломия с Татьяной, которые притаились было, не показывались на люди, помаленьку освоились и опять глумятся над девчатами, мол, ворочают тяжести, в грязи бултыхаются:

- Напоказ стараются, выхорашиваются... Платки подносились, новые зарабатывают.

Наталка Снежко нарочно при всех сказала - знала, донесет ветер до языкастых молодиц:

- Мы вам еще свое отдадим, коли мало награбили...

Заносчивых молодиц никто принимать не хотел в свою компанию, - еще не забыли нагайки, когда староста с полицаями на селе заправлял. Да и в работе они не больно востры, лень одолевает, весь век за мужнины спины прятались.

Четверо девчат впряглись, тянули маркер, Наталка правила - ладони горят, обрывает руки, намечали рядки на пахоте, - вдоль и поперек, - после чего каждая засаживала свой гектар.

Наталка копала лунки, клала горсть золы, перегноя, кидала картофелину или две, если мелкие, - сорняки прошлый год заглушили огород, какие семена?

Да и солнце жгло нещадно, долго не всходила картошка, удобрения в сухой земле не действовали, еще могли и корень обжечь.

Картошка запекается, мучается, а дивчина того больше...

На коромысле из Псла носила воду, поливала невзошедшие кусты.

Варвара Снежко корила:

- Ну чего ты не спишь не ешь? Сергей и тот тебя не узнает через эту картошку, так иссохла!

- А что я Сергею скажу? Лежит в госпитале, не знаю, чем его кроме и утешить...

Чудная девушка, нет силы живительнее, чем ласковое задушевное слово!

У матери хватало забот с огородом да с печкой, до разговоров ли тут, едва ноги таскает. Наталка брала лопату, тихо вокруг, месяц светит, в воздухе благоухание, перевертывала лопатой тяжелые пласты. Весенняя ночь коротка, только приляжешь - рассвет, опять в поле.

Затянуло небо тучами, зарядили дожди, земля напиталась влагой, - и картошка проклюнулась, сочная, зеленая, как рута. Мотыга проворно, легко стругала сорняки, окучивала кусты.

Стоял погожий летний день. Наталка писала Сергею в госпиталь: картошка зацвела что полотно - белым-бело!

Пусть порадует раненого бойца цветущее поле, выхоженное девичьей рукой.

Вечерней порой ехал молодой всадник, остановил коня, залюбовался:

- И как ты, дивчина, над ним колдуешь, что картофель цветет так буйно? Словно снегом замело поле!

- Вокруг куста делаю канавку, кладу удобрение, дождь пойдет, растворит кислоты, земля потянет соки...

- Все ушли с поля, а ты чего осталась?

- Воду носила с речки, поливала слабые всходы, вон, где хуже ботва... Хочу для победы вырастить урожай.