И на долю Родиона выпало немало испытаний, кто того не знает, на волоске от смерти был... Теперь, правда, никого этим не удивишь, кому смерть не грозила.

Мусий Завирюха поднял руку, гул в землянке затих.

- Сколько же у нас грабель, кос, лопат? И уцелели ли парниковые рамы? - задает командир вопрос сельчанам.

Как видно, все же есть чему удивляться... Сразу видно хозяина. Не с этим ли нехитрым инвентарем придется начинать новую жизнь?

Далее Мусий поинтересовался, сколько имеется телег, плугов, лошадей. Добавил, что в первую очередь надобно помочь матерям с детьми, и этим расположил к себе женские сердца. Женщины наперебой стали выкладывать Мусию - наше утешение, надежда ты наша! - свои жалобы.

- Горстку зерна смолоть негде, - сетовала Варвара Снежко.

- Пока перетрешь миску кукурузы - смотришь, и дня нету! - неизвестно на кого роптала Жалийка. Она завела домашнюю мельничку. Все село обзавелось такими мельничками, хозяйки привернули мельнички к лавкам, с трудом вертели ручку, сухое зерно потрескивало, жиденькой струйкой сыпалась мука.

- Когда Гаврила мельником был, мы горя не знали! - вступает в разговор Варвара.

Меланка Кострица напоминает соседке:

- А кто жаловался, что мельник дерет за помол?

Это уже, видно, забылось, и теперь Гаврила выглядит этаким печальником за людей. Зная сельские беды, Гаврила с болью душевной вспоминает, какая была мельница да какой помол. Мельница сгорела, село теперь бедствует.

- А жернов уцелел? - допытывается Мусий Завирюха, непонятно, зачем ему понадобилось это знать.

Всего не перескажешь, что было говорено в ту ночь, каких только планов, замыслов, надежд не рождалось в землянке.

6

Радовалось все село - хозяин приехал, отец детям, а у самого ни кола ни двора, надо бы помочь...

Первым начал Арсентий:

- Знаешь что, Мусий? Немцы предали огню твою партизанскую хату. Мы тебе поставим новую. Поможем тебе...

- Само собою, - подтвердил Родион.

- Вы сами на пепелище сидите, - ответил Мусий.

- И не говори! - запротестовал Аверьян. - Мы тебе за неделю всем селом поставим хату.

- За пять дней! - сократил срок Родион.

- А каково мне будет в ней жить, имея перед глазами ваши землянки? упорствует Мусий.

Сколько ни добивались люди поставить Мусию хату, - будет, мол, у председателя жизнь налажена, тогда и мы скорее вылезем из земли, председатель был непоколебим: не время.

И он самолично принялся долбить землянку на взгорке - чтобы попросторней была, не заливало водой и потолок чтоб не давил.

Завидели соседи, что Мусий долбит на бугре землю, мигом вся улица сбежалась с лопатами на помощь. За день выкопали, выровняли стены твердая, глинистая земля попалась.

Мусий размашисто тесал бревна, стосковались руки без дела. Наблюдая, как топор молнией врезался в трухлявое дерево, Родион места себе не находил:

- Товарищ командир, дозвольте, я плотников кликну.

Нельзя сказать, чтобы лесное слово это, срывавшееся ненароком в разговоре, не тешило слуха Мусия, однако он решительно отказывается от каких бы то ни было услуг: сев на пороге.

Плотники вместе с кузнецом готовят плуги, бороны, тачки, телеги, поле не станет ждать.

- Своими силами выстроим землянку. Думаешь, забыл, как орудовать топором?

На следующий день вкапывали по углам столбы. Лесу хватало - Мавра с Теклей припасли, натаскали из окопов. Оплетали хворостом стены. Матери с девчатами месили глину, носили воду. Землю пригревало весеннее солнышко, работалось весело. Стены обмазывали смесью глины с соломой, тщательно разглаживали. Уложили матицы, балки тонкие провисают, пришлось ставить подпоры. На матицы положили поперечные жерди, утеплили, проворные женские руки обмазали, залепили потолок.

Мусий сбивает стропила, - сосняк долго пролежал в земле. Горелые гвозди - с пожарища - не держат трухлявое дерево, стропила расщепляются, падают.

Родион с кузнецом пришли на помощь, нарубили из проволоки гвоздей. Обрадованный Мусий не знал, как их благодарить. Сбитые новыми гвоздями стропила держались крепко. Да еще скрепленные жердями-латами.

Сухонький, жилистый дед Нещеретный покрывал землянку камышом - он испокон веку людям хаты покрывал.

Наконец затопили плиту - Мусий сам ее клал, - в чугунке клокочет картошка. Мавра домазывает, белит стены, стены влажные, побелка не пристает. Женщина расстроена, стены рыжие. В землянке клубится белесый пар, стены в разводах, с них ручьи бегут. Мавра даже угорела.

Мусий Завирюха стоит посреди землянки, посмеивается, подбадривает домашних - жить можно! Сбил стол, принимается настилать широкие нары. Торопится, все так и горит у него в руках, - дело к вечеру, утром надо бежать на колхозный двор, ставить людей на работу.

Не один день топили, варили, пока землянка обсохла.

Вечерней порой можно и душой отдохнуть, - весело потрескивает сосновая щепа, тесто подходит, вкусно пахнет варевом, звучит тихая песня. Не сожженный ли дом на восемь окон вспоминает Мавра, лежа на полатях? В саду молодежь гуляет, музыка гремит, под электрическим светом поблескивают румяные яблоки на деревьях. Ну, будто сон... Мавра спит и видит наседку, которую мечтает купить весной на Полтавщине. Текля, как ни устанет за день, допоздна просиживает у коптилки над письмами, мечтательно тихонько мурлычет что-то, небось про Марка дума. Что ж, поется-то людям, говорят, к добру. И газеты приносят радостные вести о славных победах советских частей.

Мусий, когда приходит почта, с молодым задором размахивает газетой перед бородами - окладистыми, козлиными, клочковатыми - а что, разве не по-нашему вышло?

В землянке поселилась семья лесных мстителей, такое знаменательное событие, согласно народному обычаю, надобно отметить.

Никто, как водится, не перечит - мы сами так думали...

Собрались женщины и девчата, помогавшие ладить землянку, напекли хлеба, наварили киселя и всякой снеди (капусты пареной, капусты жареной, капусты вареной), сели за стол, привечали землянку песней.

...Та поза лiсочком

засушив, змучив хлопець дiвку

своїм голосочком,

затянули берущую за сердце песню девчата, к ним присоединились басы, мощно, торжественно рокотали... Лица сосредоточенные, на глазах слезы дрожат - не то пели, не то молились, не то горевали о неустройстве мира.

Гости на том не угомонились. Начали перебрасываться шутками, балагурить, кто величал хозяина, кто, пересыпая речь поговорками, желал хозяевам, чтобы счастливо жилось в новой хате, не прогибался потолок, не выводился достаток... Развеселили этим хозяйку, и она к слову бросила только всего и достатку, что шило да веник...

Девчата избегали будничных разговоров, - если живешь в землянке, тебе уже и солнце не светит? - мысли вокруг милого вьются, и опять тоскливая песня в оконце бьется:

Хоч ти колиши,

Хоч ти воруши,

Хоч ти, моє серденько,

На бамазi напиши!

Впервые после годины бедствий на селе зазвенела песня! Веками укрепляла душу, очищала, роднила, придавала людям сил.

Не была ли воспетая, обласканная землянка хранилищем красоты и благородства человеческой души?

7

Соломия с Татьяной на смех девчат поднимают, молодицы упитанные, зря себя не утруждают, берегут силы для собственного огорода. А девчата, худющие, в чем душа держится, обгорели под солнцем, целый день не разгибаются, копают колхозное поле. Пошла слава о Гале - вот это труженица, четыре сотки за день лопатой перевернула, даром что у нее нога прострелена. Подружки - Наталка Снежко, Ирина Кучеренко, Мария, Надия - на своих участках от нее не отставали.

Зеленели залитые солнцем откосы, в низинках - вода, а за рекой чернела пашня, белели платки, они-то и привлекли внимание молодиц, что стояли на бугре, кусали губы, злобствовали.

Соломия змеей шипела:

- Разве они на полную лопату копают? Все поле в бороздах! Через лопату копают, не иначе. А борозды присыпают. Ей-богу! Как завечереет, никого не будет, проверим!