Лето 1918-го. Армяне пытаются явочным порядком поселить на территории Грузии в Лагодехи пятнадцать тысяч своих беженцев. Война. В ноябре теперь уже с помощью Антанты дашнаки вновь рвутся вооруженным путем захватить у Грузии Ворчало с прилегающими территориями.

Турция побеждена. Великобритания требует от главнокомандующего Нури паши вывода турецких войск из Баку в течение недели, а из Закавказья - в месячный срок.

Дальновидный и мудрый шаг Азербайджанского Национального совета образование первого азербайджанского парламента. В законе о парламенте говорится, что он должен представлять все живущие в республике национальности. И вот, избранный на основе всеобщих выборов, наш парламент открывается в декабре.

17 ноября командующий английскими оккупационными войсками генерал Томсон прибывает в Баку. Объявляет себя губернатором города. Предлагается очистить город от азербайджанских и турецких войск. В компетенцию нашего правительства входит остальная территория Азербайджана.

Как я и предполагал, Европе нужны наши нефтеносные земли, англичане хотят превратить Баку во "вторую Индию". Аббас Кули, вернувшийся из Шарура, сообщил мне, что повсюду, откуда уходит турецкая армия, ее позиции занимают дашнакские военные формирования. А в Нахчиване засел Андраник, откуда собирается со своими головорезами в поход на Зангезур и Карабах. Штаб его обосновался в захваченном ими Горисе.

Пора!.. Снова в седло. Я покидаю Баку. Заниматься парламентской деятельностью и хитросплетениями политики, когда вновь горят мусульманские города и села, - не для меня. Выезжаю с десятью самыми верными соратниками в направлении Гянджи. Отряд буду формировать на месте.

Знакомый запах пожарищ, непогребенных тел, стаи стервятников, разоренные села - вот пейзаж Зангезура, оккупированного бандами Андраника. По лесам и в горах постоянно встречаем беженцев - то из Нахчивана, то из Джеванширского уезда, то из-под Шуши. Они потеряли представление о времени и месте, где находятся, ничего не знают о том, какая сейчас власть и вообще в какой стране они живут. Некоторые пребывали в полной уверенности, что армяне свергли царя в Петербурге и теперь всем Кавказом правит армянский царь. Встретился старик - единственный из выживших жителей села Шихлар, уничтоженного армянами. Его спасло то, что он отправился засветло в соседнее селение навестить брата, пошел короткой дорогой лесом да провалился в волчью яму, подвернул ногу и пока смог идти - просидел сутки в лесу. Вернувшись кое-как в родную деревню, он нашел на ее месте дымящийся пустырь...

Еще одна страшная встреча. Пожилой мужчина, мальчик лет пятнадцати и закутанная до глаз в платок женщина, прижимающая к себе завернутого в какие-то тряпки младенца. Спрашиваю у мужчины, откуда они? Оказывается, из Сисианского магала. Сколько уже бродят в лесах - подсчитать не может, но месяц точно. Их село не сожгли, а сровняли с землей и распахали. От его семьи из двенадцати человек осталось их трое. Женщина - жена его убитого сына, и мальчик - его внук. Во время всего разговора женщина безучастно сидит на поваленном дереве и судорожно качает ни разу не подавшего голос младенца. Мальчик не сводит с матери полного муки взгляда.

- Почему трое? - удивляюсь я и слегка оборачиваюсь в сторону женщины.

Старик опускает голову и говорит шепотом: - Ребенок мертвый... Она на кукурузном поле была, когда армяне пришли. Началась стрельба. В нашем доме они сразу закололи штыком мою внучку, которая нянчила малыша... Десять лет было внучке... А ребенка вышвырнули на камни во двор. Вместе с другими расстреляли сына и моего брата. Еще троих детей и мою жену зарезали, отец и мать мои по немощи не выходили из дома, так их заживо сожгли. Бахлул, мужчина кивает на мальчика, - сумел пробраться к нам во двор, вынес братца, тот еще живой был, хрипел...

По заросшему седой щетиной лицу мужчины скатываются прозрачные капли.

- Она не хочет его хоронить, - с трудом произносит парнишка. Разговаривает с ним, а нас с дедушкой не узнает.

- И забрать его у нее никак нельзя. Страшно кричать начинает... старик закрывает лицо ладонью.

Все смешалось в моем ошеломленном сознании. Я будто спустился с высоты. Стоял, выпрямившись, только не на земле, а в некой пустоте, над землей. Вокруг молчали мои поникшие воины. И хотя было тепло и сухо, я почувствовал в воздухе влагу... Поднял голову вверх. Бледное облако в вышине источало прозрачные слезы. Или это я плакал?

Собрав из жителей окрестных сел отряд в двести человек, мы заняли позицию в Забукском ущелье. Трижды отряды Андраника пытались прорваться здесь из Зангезура в нагорную часть Карабаха, но каждый раз мы обращали их вспять.

А из донесений в Эривань, перехваченных у гонцов Андраника, взятых нашими лазутчиками в плен, стало известно, что он уже объявил Зангезур, Карабах и расположенные к северу от Нагорного Карабаха территории Гянджинской губернии - "Малой Арменией" со столицей в Шуше. Здесь же рыскали, будто жирные крысы, и другие "армянские герои" -Амазасп, генерал Дро, полковник Долуханов. Нападали на села под покровом ночи, вгрызались спящим людям в горло, пили живую кровь и, опьянев, насиловали, жгли, взрывали, расстреливали. Добивали рассеянные по лесам группки беженцев. На больных, слепых, покалеченных, старых пули не тратили - сжигали живьем.

В Гянджинском округе осело свыше двадцати тысяч беженцев. В Шемахинском - около тридцати тысяч. А всего беженцев только по Новобаязетскому, Эчмиадзинскому и Эриванскому уездам доходило до 200 тысяч человек.

Газета "Азербайджан" писала зимой 1918 года: "Армяне задались целью вырезать все мусульманское население Зангезурского, Шарурского, Нахчиванского и Ордубадского уездов, "очистить" все эти уезды от мусульман, чтобы на будущей мирной конференции в Европе доказать свои права на эти территории и объявить их Арменией".

Разбившись на два отряда, примерно по сто человек, мы встали лагерем в горах вокруг Охчинского ущелья и организовали оборону окрестных сел. Кончался март, но я не замечал весны, гор, покрывшихся нежной молодой зеленью, будто шелковистая шерсть ягнят. Все заслоняли картины армянских зверств. Сколько мы уже миновали разоренных сел? Я потерял им счет. Во всяком случае, в Зангезурском уезде их было более ста. И всякий раз, видя изнасилованных женщин, обезглавленные тельца детей, груды обоженных черепов и костей, я спрашивал себя, когда же мы остановим их? Когда прервем этот пир людоедов? Мои аскеры, я знал, склоняя голову на пепелищах, произносили про себя слова проклятия и мести, которые вселяли бесстрашие в их души, помогали в боях неудержимо крошить неизмеримо превосходящего числом врага.

В редкие часы отдыха я по привычке к одиночеству уходил за версту от лагеря в горы к роднику, спадающему со скалы, словно маленький водопад. Его алмазная ледяная вода придавала моему телу бодрость. Как-то раз на пути туда я встретил в лесу мальчика со своей сестрой - девушкой лет пятнадцати. Они шли на яйлаг к своему отцу сообщить, что в его отсутствие в семье родился еще один сын... Их сопровождал кряжистый старый дед с винтовкой на плече. Пока разговаривал со стариком, дети увидели белку и теперь следили за тем, как она, распустив рыжий пушистый хвост, перелетает с вершины на вершину сосен. Легкий смех девушки пересыпался жемчужинами в лесной тишине. Она обернулась на нас, склонила голову и искоса взглянула в мою сторону, тут же застенчиво прикрыв смеющийся белозубой улыбкой рот кончиком платка. Что-то дрогнуло во мне: ее искрящийся глубокий взгляд напомнил мне мою Сону. Длинные ресницы, как опахала, бросали на розовые щеки таинственную тень. Это был бутон, обещавший дивную красоту будущего цветка.

- Ниса, Шакяр, - обратился к детям старик, смотревший на девушку с плохо скрываемой гордостью, - подайте мне мешок с гостинцами для отца, угостим уважаемого Ибрагим бека нашей домашней снедью.

Я поблагодарил его, приняв сверток, вкусно пахший забытым дымом очага, которого сам не имел. И невольно следил за точеной фигуркой Нисы, за движениями ее гибких рук.