КОРОЛЬ. А зачем ты, камергер, подбрасываешь косточки?

КАМЕРГЕР. Затрудняю хождение.

КОРОЛЬ. Хождение? (Мрачно.) А-а, значит, она и тебя допекла... наша кривляка. Ну, ну, ничего, ничего.

КАМЕРГЕР. Я, ваше величество, человек определенного общественного уровня, светский человек, и потому не переношу некоторых... Ваше величество, если так будет продолжаться, я не знаю к чему приведет вся эта наглость, дерзость... распущенность какая-то...

КОРОЛЬ. Да, да, наглости хватает. Распущенность, ха-ха! А ты не забыл, старик? (Толкает его.)

КАМЕРГЕР. Я ничего не хочу помнить!

КОРОЛЬ. Нет, нет, он и тебе поклонился! Ну, ну, ничего, ничего. Распущенность нарастает, дерзость... Хорошо, хорошо. Камергер, что, если она будет здесь проходить... а я выскочу ей навстречу. Выскочу и напугаю, ха-ха! Перепугаю! С ней так можно! (Смеется.) Можно! Перепугаю и... и... ну, скажем, задушу! Убью! Ведь одну мы уже убили.

КАМЕРГЕР. Ваше величество, fi donc!

КОРОЛЬ. Я же говорю, с ней можно. С ней все можно.

КАМЕРГЕР. Исключено, ваше величество. Нам только этого недоставало! Побойтесь Бога - и так уже весь двор лихорадит от сплетен и пересудов. Его величество, светлейший государь, выскакивающий из-за кушетки... Нет, нет! Никогда еще строжайшее соблюдение такта и других правил светского общения не было столь обязательно, как при нынешних обстоятельствах. Хотя, правда, и у меня возник некий замысел, (Смеется.) кое-что пришло в голову. (Смеется.)

КОРОЛЬ. Чего ты так по-идиотски смеешься?

КАМЕРГЕР. Это я по поводу моей идеи. (Смеется.) Ведь сегодня ваши величества устраиваете торжественный банкет по поводу этого самого злосчастного обручения. Что если подать к столу какую-нибудь рыбу, костлявую рыбу, с острыми костями, карасей, например, сейчас на карасей самый лов, вот и подать карасей в сметане.

Входит ВАЛЕНТИН.

Прошу выйти!

КОРОЛЬ (мрачно). Пошел вон! Карасей?

КАМЕРГЕР. Карасей. (Смеется.)

КОРОЛЬ. При чем тут караси?

КАМЕРГЕР. Да, ваше величество, именно караси на торжественном, званом обеде. Возможно, вы, ваше величество, тоже замечали, что она, чем больше народу, тем сильнее теряется. А вчера, когда я взглянул на нее, ну, немного... высокомерно, свысока... так она чуть не подавилась картофелем, обыкновенным картофелем. Что если, ваше величество, подать карасей, а потом - строго, высокомерно. (Смеется.) Карась - трудная рыба... костлявая... На торжественном приеме, в присутствии множества посторонних людей, ею легко подавиться.

КОРОЛЬ. Камергер... (Смотрит на него.) Все это немного... глуповато... Караси?

КАМЕРГЕР (обиженно). Знаю, что глуповато. Не будь это глупо, не говорил бы.

КОРОЛЬ. Камергер, но... если она и в самом деле... если... Считаешь, она действительно может подавиться?..

КАМЕРГЕР (свысока). Ваше величество допускаете такую возможность? Но это же глупо. А если бы даже и случилось по странному стечению обстоятельств... такое несчастье... что мы имели бы общего... с подобной глупостью?

КОРОЛЬ. Да, но... мы же сейчас говорим об этом?

КАМЕРГЕР. О, наш разговор... так, между прочим... (Разглядывает свои ногти.)

КОРОЛЬ. Между прочим? Нет! Так мы и сделаем! С ней, если строго, высокомерно, все можно сделать - любую глупость, самую что ни на есть дурацкую, такую, что никто даже не посмеет ничего заподозрить. Караси? А почему не карпы? Камергер, я спрашиваю, почему не карпы?

КАМЕРГЕР. Караси, караси...

КОРОЛЬ. Но почему не карпы? Или угри? Почему? Почему? Ладно, пусть караси. Гм... (Со страхом.) Строго? Резко? Свысока?

КАМЕРГЕР. Вот именно! Светлейший государь во всем своем величии.

КОРОЛЬ. Да, да, во всем величии. Пусть будет много огней, много людей и нарядных костюмов... Блеск, праздничность... Если с высокомерием на нее крикнуть, она подавится... Наверняка. Подавится насмерть. И никто не догадается, потому что слишком глупо - и свысока, свысока, а не исподтишка, величественно, во всем блеске. Свысока ее и убьем. Что? Гм... Постой, давай спрячемся, королева идет.

КАМЕРГЕР. Но я...

КОРОЛЬ. Прячься, быстро, я хочу понаблюдать за королевой.

Оба прячутся за кушеткой. Входит КОРОЛЕВА, осматривается - в руке у нее флакон.

(В сторону.) А это что?

КАМЕРГЕР. Тссс...

Королева делает несколько шагов в сторону комнаты Ивонны, останавливается - достает из-за корсета небольшую тетрадь - издает негромкий стон, закрывает лицо ладонью.

КОРОЛЬ (в сторону). Это еще что за книга скорби?

КАМЕРГЕР (в сторону). Тссс...

КОРОЛЕВА (читает). Я совсем одинока. (Повторяет.) Да - я так одинока, совсем одинока, я одинока... (Читает.) Никому не ведома тайна моего лона. (Говорит.) Никто не знает моего лона. Никто не знает, о, о-о! (Читает.)

Тетрадь-подруга, ах, лишь ты

Достойна знать мои мечты

И целомудренные грезы,

Мои непролитые слезы

О них узнаешь только ты!

(Говорит.) О них узнаешь только ты, узнаешь только ты. О-о-о! (Закрывает лицо.) Как страшно - страшно... Убить, убить... (Смотрит на флакон.) Яд, яд...

КОРОЛЬ (в сторону). Яд?

КОРОЛЕВА (с гримасой боли). Узнаешь только ты. (Махнув рукой.) Читаем дальше. Читаем! Пусть чтение придаст мне сил для совершения чудовищного поступка. (Читает.)

Для вас, о люди, я на троне

Сижу в короне.

Ах, вам неведом пламень,

Что бушует в моем лоне.

Вам кажется, что я горда,

Благоразумна и тверда.

А я лишь гибкой жажду быть всегда.

(Говорит.) Гибкой, о-о! О-о-о! Гибкой. И это написала я! Это мое! Мое! Убить, убить! (Читает.)

Хочу быть гибкой, как калина,

И гибкой, как рябина,

И чувственной, как Мессалина,

Чтоб изгибаться, вся сгорая,

Упругой быть, как ветер мая,

Хочу лишь гибкости! Не нужно мне величие!

Ах, как я жажду гибкости, презрев приличия!

Гибкости, о-о! Гибкости! А-а-х! А! Сжечь, уничтожить! Калина, рябина, Мессалина... Как страшно! Это я написала! Это мое, мое и, будь что будет, должно остаться моим! О-о, только сейчас я вижу, как это чудовищно! И, значит, Игнаций... читал! О-о! А сходство есть - сходство есть... с тем, как она копается в себе, как внутри у нее что-то хлюпает... О да, конечно, она вызывает жуткие ассоциации с моей поэзией! Доносчица! Она меня разоблачает! Это я! Я! Это мое! Между нами сходство есть. О, как она обнажила и выставила напоказ все мое самое сокровенное! Любой, кто на нее взглянет, тотчас обнаружит сходство с Маргаритой. Любой, кто на нее посмотрит, сразу же поймет, какова в действительности я сама, как если бы прочитал мои произведения. Довольно! Пусть она погибнет! Да, Маргарита, ты должна уничтожить ее! За дело, убийственный флакон! Она не может существовать в этом мире, час пробил - иначе это злокозненное родство между нами сможет обнаружить любой. Не желаю по вине этой доносчицы стать жертвой издевательств, травли, насмешек, агрессивности. Уничтожить! Смелей, смелей тихонько войдем с флаконом в ее комнату, добавим несколько капель ей в лекарство... Никто не догадается! Никто не будет знать. Она - девушка болезненная, все подумают, что сама умерла, просто так... Кому придет в голову, что это я. Ведь я королева! (Идет.) Нет, нет, еще не время. Нельзя так идти. Я выгляжу как обычно - и в таком виде идти на убийство? Нет, мне нужно изменить внешность. Хотя бы волосы растрепать... Волосы... Совсем немного, не слишком демонстративно, только слегка, чтобы не выглядеть как всегда. О, вот так... Да, да!..