Мы с Сережей шли по заснеженным улицам и никак не могли поверить, что только сегодня наступил Новый год. Столько всего произошло! И даже непонятно, что связало нас больше — то, что случилось между нами сегодня или последующее путешествие. Мы шли обнявшись и молчали. И нам обоим было тепло и хорошо в этот морозный вечер. Мы уже не могли непосредственно обмениваться мыслями, но прекрасно чувствовали состояние друг друга без всяких слов. Мы просто были вместе.

6

Все было как обычно, и в то же время совсем не так. То есть я ходила на работу, время от времени опаздывая и тщательно выполняя мероприятия, предусмотренные негласной институтской инструкцией, Сережа занимался в своей аспирантуре и понемногу преподавал. И все-таки было такое впечатление, что с началом Нового года, точнее, после всех событий первого января, жизнь вступила в некое новое русло. И дело даже не в том, что последнее время мы с Сереже с потрясающей регулярностью игнорировали все премьеры в кинотеатрах, предпочитая отправляться к нему в общежитие, где воспитанный и тактичный Славик находил сразу тысячу неотложных дел и тихонько исчезал. Просто полностью изменилось мироощущение. И мое, и Сережино.

Вернувшись из первого своего путешествия, я никак не могла прийти в себя после всех ужасов и испытаний, никак не могла даже для себя самой прояснить суть произошедших со мной изменений, меня раздирали и мучили противоречия и сомнения. Все воспоминания вызывали совершенно разнородные чувства. А самая большая сложность состояла в том, что даже не с кем было все это обсудить, обдумать, посоветоваться наконец, без опасения надолго попасть в дурдом. Постоянно меня окружало огромное количество людей: родители, друзья, просто знакомые, а по сути дела я была совершенно одна.

Совсем иначе дело обстояло сейчас. В желтой и розовой стране со мной вместе побывал Сережа. И даже если большая и самая тяжелая часть испытаний была только моим уделом (тьфу-тьфу-тьфу, слава Богу!), то я могла совершенно спокойно рассказать ему о них, несмотря на всю неправдоподобность последних. Поделиться, получить в ответ сочувствие или совет, а не ошарашенный взгляд вылупленных в ужасе глаз, в которых крупными буквами написана одна-единственная мысль: «Это не ко мне, это к врачу!» Более того. Побывав в этой удивительной стране, мы, хотя и не надолго, обрели способность понимать мысли друг друга, смогли до конца открыть свои чувства и эмоции. С нами осталось эхо того необычного контакта — способность воспринимать душевное состояние друг друга. Со времени нашего возвращения я в любой момент могла почувствовать Сережино состояние, также, как и он мое. Правда, для этого приходилось прилагать некоторые усилия, порой даже значительные, но зато как здорово было осознавать, что никакое расстояние не может разлучить нас по-настоящему.

По поводу всех этих обстоятельств я пребывала в состоянии легкой, но постоянной эйфории. Что, разумеется, не укрылось от глаз проницательной Наташки. Последнее время мы как-то очень редко виделись, а поболтать так и совсем не получалось. Встречались во больше в коридорах, набегу. А тут я сама заявилась к ней в лабораторию, поскольку мне нужен был один ее справочник.

— Слушай, подруга, а ну-ка колись, с чего это ты последнее время сияешь, как новый полтинник, — спросила она, пристально глядя мне в глаза, едва я успела переступить порог.

— Ну, вот, вечно на тебя не угодишь! То донимала, почему я хожу с кислой физиономией, а теперь тебя уже не устраивает мой довольный вид, — пробурчала я, стараясь выиграть время. — Поставь-ка лучше чайку!

Просьба гостя — закон, и Наташка принялась хлопотать над чаем.

Надо сказать, что в их лаборатории к чайной церемонии относились со значительно меньшим трепетом, чем в нашей. Для приготовления сего божественного напитка использовался простой химический кувшин. Или это называется не кувшин? В общем, такая белая керамическая термостойкая посудина цилиндрической формы емкостью два литра. В него вставлялся кипятильник гигантских размеров, которым минут за пять можно было вскипятить целую ванну, а заварка просто насыпалась вовнутрь. Для улучшения процесса заваривания все это накрывалось импровизированной крышечкой из фольги от чайной упаковки. Особенно торжественным был момент замены крышечки на новую, когда заканчивалась очередная пачка чаю. Старые же «крышечки» просто сваливали куда-нибудь, а поскольку выбросить все это богатство ни у кого не доходили руки, то валялись они по всем горизонтальным поверхностям в избытке.

Иногда их приспосабливали для менее престижных нужд. Как например сейчас, когда Коля, однокурсник Олежки, проходящий преддипломную практику в их лаборатории, развел на одной из них какую-то гадость грязно-серого цвета, макал в нее палочку с намотанной на ней тряпочкой и куда-то тыркал этой палочкой в поте своего лица.

— Чем ты таким интеллектуальным занят? — поинтересовалась я у него, пока Наташка побежала за водой.

— Да вот, нашему шефу захотелось проверить одну новую идею. Ты же не хуже меня знаешь, что при обычной схеме использования ламп в лазере очень большие потери.

— Ну и?

— Ну и он решил попробовать, что получится, если лампу засунуть непосредственно внутрь стержня. Тогда все, что она излучает, будет попадать туда, куда надо!

— Идея хорошая, слов нет, только как она связана с этой грязью, которую ты тут развел, да еще и самозабвенно размазываешь? — по-прежнему недоумевала я.

Коля оторвался от своего занятия и измученно посмотрел на меня.

— Лен, ты же здесь подолее моего уже работаешь, должна бы сама знать, что одно дело — идея, а совсем другое — ее исполнение. Отверстия в стержнях сделали такие маленькие, что ни одна лампа не влезает. Сижу вот, растачиваю вручную корундом.

— А корунд — это что? Та самая гадость, такой песочек, который прилеплен на наждачную бумагу?

— Та самая. Только в виде порошка. А чтобы он не обсыпался, я его с вазелином размешал.

— И сколько времени уже продолжается сей творческий процесс?

— Третий день уже, а все без толку. Кристалл-то твердый.

Тут наконец прибежала Наташка со своим чайником-кувшином и воткнула в розетку кипятильник. Моя хитрость удалась только наполовину, потому что она снова стала приставать ко мне с расспросами. Я бросила красноречивый взгляд в сторону пыхтящего Коли, и мы с Наташкой удалились в коридор. Не успели мы закурить, как она принялась за свое:

— Ну, рассказывай! Как он там съездил? Уже сколько времени все забываю у тебя спросить.

— Нормально съездил. Получил «добро».

— Классно! Ты уже с ними познакомилась? — Наташка так и сыпала вопросами.

А я промычала что-то нечленораздельное, потому что как раз в этот момент в коридор вышел Коля, тоже покурить. Бросив на нас мимолетный взгляд, он, будучи человеком тактичным, отошел в сторонку. Только я раскрыла рот, как из-за поворота показалась Анна, а обсуждать подробности личной жизни при ней мне хотелось меньше всего на свете. Наташка, разумеется, все понимала, но любопытство стаей пираний грызло ее изнутри, и как только Анна вошла в лабораторию, подруга снова набросилась на меня:

— А когда свадьба? Заявление уже подали?

— Нет еще. А в честь чего так спешить? Усеется. Нам и так хорошо…

— Ой, Ленка, что-то ты не договариваешь, темнишь!

— Все тебе расскажи!

— Ой, Ленка, ой, догадываюсь я… — улыбалась, качая головой Наташка.

— Ну и догадывайся себе на здоровье! Догадана ты наша, — проворчала я.

— Ой, Ленка, ой, Ленка… — ее, похоже, заклинило. — Наконец-то нормальным человеком становишься! А я-то опасалась, что ты представляешь собой клинический случай. Оказывается, не все еще потеряно!

Я решительным жестом затушила окурок.

— Ладно, пошли, а то там твой чайник взлетел уже, наверное.

Мы подошли к двери одновременно с Колей, и он галантно пропустил нас вперед. К немалому Наташкиному удивлению, чай был уже благополучно заварен.