Изменить стиль страницы

Первым из ученых он понял неотложность решения проблемы НЛО, видя в ней некий перст, указующий в наше будущее. Как-то Хайнек признался: не раз он просыпался по ночам, разбуженный мыслью «А что, если секрет НЛО первыми разгадают русские и воспользуются всеми преимуществами?». Но какими преимуществами? Техническими, военными? Что можно перенять в этом смысле у фантома, изображение которого не отлагается на сетчатке глаза? Опять загадка, теперь не столько НЛО, сколько самого Хайнека.

За долгие годы он, думается, не однажды приходил в отчаяние. Множились наблюдения, каждый новый убедительный случай, поначалу суливший прорыв в понимании феномена, в конечном счете становился еще одним неизвестным. Хайнек выдвигал идею: объявить нечто вроде ударного года по изучению НЛО, бросить на это все силы, если и тогда не будет результата, вообще махнуть рукой на проблему. Но вряд ли сам всерьез воспринимал свое предложение.

Хайнек не уставал повторять, что уфологией занимается в свободное от работы время. Действительно, всегда он оставался профессором астрономии, всегда руководил какой-то обсерваторией, а в конце пятидесятых, став содиректором Смитсоновского института, совсем отошел от уфологии, налаживая систему слежения за советскими спутниками. Но Хайнек всегда возвращался к своим тарелкам. На конференциях и симпозиумах он проводил негласные опросы, вел закулисные переговоры, выяснял нужные ему сведения, и все о том же – об НЛО. Совершал дальние путешествия, но маршруты, им избираемые, похоже, составлялись без оглядки на проспекты туристских фирм. Цель путешествий – уфологические достопримечательности.

В Папуа – Новой Гвинее – он побывал затем, чтобы встретиться с преподобным Уильямом Джиллом и другими очевидцами удивительного наблюдения НЛО (июнь 1959 года), о котором говорил весь мир. В Москве Хайнек тщетно пытался установить контакт с доцентом Московского авиационного института Феликсом Зигелем, о котором на Западе по сей день бытует легенда, будто он возглавлял некую сверхсекретную правительственную группу по изучению НЛО. В Сокорро, штат Нью-Мексико, где приземлился НЛО, Хайнек побывал трижды – по горячим следам происшествия в апреле 1964 года и несколько лет спустя в надежде, что новые встречи и беседы дадут хоть какой-то ключ к разгадке.

По отзывам, Хайнек был терпеливым слушателем, от него получить информацию было труднее. Хоть и жаловался, что его редко допускали к материалам под грифом «Совершенно секретно» и не так часто к секретным бумагам, знал он много, знал то, чего долго не будут знать его ученые коллеги. И в конце шестидесятых годов, когда сквозь рогатки цензуры пробились поразительные факты об НЛО, кое-кто из ученых, ранее усыпленных официальными заверениями о надуманности и несостоятельности проблемы летающих тарелок, ополчился на своего собрата (особенно резко доктор Джеймс Макдональд) за то, что Хайнек так долго молчал, потворствуя официальной лжи об НЛО. И Хайнек признавал вину, не только каялся, но и жаловался. Военные чины, говорил он, нередко его призывали не затем, чтобы выслушать мнение астронома, а чтобы продиктовать, как должен он объяснить тот или иной случай наблюдения – «Это был зонд» или «Это косяк перелетных гусей» и т. д.

Сравнительно недавно заговорили о связях Хайнека с ЦРУ. Веских доводов, правда, никто не представил – сплошные догадки, предположения. И вообще вряд ли это можно считать сенсацией, если только не подразумевается, что, став агентом ЦРУ, профессор Хайнек получил подпольную кличку, явки, шифр и прочую беллетристическую атрибутику тайного агента. Не будем наивны – два десятилетия Хайнек был сотрудником разведки ВВС – пусть по контракту, консультантом, пусть авиатехнической, но разведки. Секретные службы подобны сообщающимся сосудам: попал в один, в другой путь не заказан. В январе 1953 года Хайнек вместе с другими известными учеными заседал в созданной ЦРУ тайной комиссии по НЛО, тоже в качестве консультанта. Кто поручится, что в последующие годы, когда вовлеченность ЦРУ в тарелочные дела возросла, это ведомство не обратилось к Хайнеку с просьбами более деликатного свойства, выходящими за рамки научного консультирования.

Умер Джозеф Аллен Хайнек в 1986 году – профессором астрономии Северо-западного университета в штате Иллинойс и научным руководителем созданного им Центра по изучению НЛО, в архивах которого было собрано около пятидесяти тысяч наблюдений. До конца своих дней Хайнек отстаивал мысль:

«Когда будет решена загадка НЛО, это станет не просто очередным шагом в поступательном движении науки, но громадным, неожиданным качественным скачком».

…Эксперты пришли к выводу: капитан Мантелл не сделал попытки катапультироваться, а это могло означать, что он так и не пришел в сознание.

Часы на его руке остановились в 15.10. Неизвестно, правда, какое время они отсчитывали – Центральное или Восточное поясное. В любом случае факт ничего не прояснял. Если часы указывали Центральное время, они остановились за пять минут до последнего сеанса радиосвязи. Если Восточное поясное время, на час опережающее Центральное, то до взрыва самолета в воздухе оставалось около тридцати минут.

Капитана Томаса Мантелла хоронили в запечатанном гробу, никто его не видел, даже близкие, и это породило немало слухов. Но представители ВВС ссылались на сложившиеся традиции. Это было сделано, как говорится, по гуманным соображениям. Тело, понятно, было сильно обезображено.

Тысяча девятьсот сорок восьмой год был не самым обильным по числу наблюдений, но донесения исправно поступали, и, что особенно тревожило, от людей, в правдивости которых сомневаться не приходилось. Трое ученых с секретного полигона Уайт-Сэндс наблюдали за причудливым полетом круглого объекта, пронесшегося по небосклону; экипаж транспортного самолета С-47 был застигнут врасплох прошедшим над ними неопознанным объектом…

Такие сообщения проходили по разведканалам, а потом оставались неизвестными публике. Позднее войдет в обиход понятие «классический случай наблюдения». К ним относили не просто яркие, убедительные, тревожные случаи, но к тому же еще получившие широкую огласку. В этом отношении год можно считать урожайным.

Поздно вечером 23 июля 1948 года из аэропорта Хьюстон, штат Техас, поднялся DC-3 авиакомпании «Истерн Эйрлайнс». Самолет следовал в Атланту и Бостон. Ночь была ясная, лунная, внизу мерцали огни городов и поселков.

В 02.45, уже нового дня – 24 июля, в двадцати милях от Монтгомери, штат Алабама, командир корабля Кларенс Чайлз первым увидел стремительно приближавшийся светящийся объект. Несколько секунд спустя самолет едва не столкнулся с похожим на торпеду телом: Чайлз взял влево, то же самое сделал летевший навстречу объект. Разминулись на расстоянии семисот футов.

Скорость его была 500—700 миль, длина около ста футов, корпус вдвое толще фюзеляжа «летающей крепости» В-29. Низ голубел трепетным пламенем. Из хвоста – вполовину длины торпеды – вырывался шлейф, ярко-оранжевый посредине, блеклый по краям. И никаких крыльев, стабилизаторов.

Больше всего поразили пилотов два ряда прямоугольных иллюминаторов, светивших столь яростно, будто за ними пылала топка с магнием. В носовой части Чайлз успел различить нечто похожее на кабину с ажурным стержнем, напоминавшим радарную антенну. Объект прошел по правому борту, с той стороны, где сидел второй пилот, Джон Уиттед, но он увидел объект на долю секунды позже. Каждый потом набросает рисунок – расхождения в них окажутся незначительными, оба рисунка изображали бескрылую ракету.

Чайлз и Уиттед утверждают: после того как они разминулись с объектом, огненный столб из его хвоста удлинился чуть ли не вдвое, ракета взмыла вверх и на глазах исчезла.

Передав управление самолетом помощнику, командир корабля прошел в салон. Час был поздний, люди дремали, все же нашелся один пассажир – Кларенс Маккелви, по профессии редактор, который подтвердил, что видел, как за стеклом пронесся светящийся объект. Маккелви так описывал ночной эпизод: