Аллот толковал о совести! Я взглянул на бурое пятно, на пальцы рук, на закатившиеся глаза, на вытянутые ступни. Аллот, толкующий о совести!

"Вместо того, чтобы идти домой, - читал я, - я, видите ли, пустился смаковать удачи, дела, любовниц, автомобили, монеты, всякую, вообще, мишуру, которая сегодня стоит дорого, а завтра не стоит ничего и даже в памяти настоящего следа не оставляет. Только одно за эти (10, 15, 20 лет? Л. А.) получилось подлинно содержательное мгновение: настоящее. То, которым я сейчас владею, распоряжаюсь. Я хочу обойти стену, отделяющую нас от того, что от нас не зависит. Что вы скажете?" - Джэмс молчал. - "Почему вы не отвечаете?" - "Что я могу сказать?"

- "Между тем, вам повезло, молодой человек, - проговорил Денис, очень отчетливо, - ваш путь скрестился с моим в нужном месте, и в нужную минуту. Когда вы мне протелефонировали, чтобы попросить быть принятым, я как раз вернулся из поездки, во время которой встретил одного моего знакомого дельца. Мы пошли совместно в его контору, расположенную в шестидесятом этаже. Я уже хотел войти в лифт, когда он мне сказал: нет, нет, не в этот! А вот в этот, в прямой. Мы выгадаем сорок секунд! Это выгадаем прозвучало для меня на манер предупреждения. Выгадать? В действительности не терял ли он еще сорок секунд на спешку? Не думаете ли вы, что время, для того, чтобы лучше его почувствовать. надо тормозить? Что оно привлекательней, когда оно пусто? Что не к чему его загромождать сутолокой и суетой? Что вы про это думаете, молодой человек?" - "Я ничего про это не думаю", - ответил Джэмс. - "Вы не можете ничего про это не думать, - продолжал Денис: - считаете ли вы, что время может быть разумно заполнено делами? И что только дела настоящее занятие?" - "До сих пор я так думал", - отнесся Джзмс.

- "Так что, - настаивал Денис, - минуты, потраченные на гадание по линиям руки или на кофейной гуще - потерянные минуты?" - "Таково, действительно, мое мнение". - "И минуты посвященный молитве?" - "Точка зрения верующих отлична от точки зрения неверующих", - пробормотал Джэмс. А вы {191} верующий?" - Вопрос этот показался Джэмсу совершенно неуместным. В других условиях он, может быть, что-нибудь сказал бы, но теперь предпочел воздержаться. - "Вы не знаете, - заключил Денис из его молчания, - и я в том же положении. Если я вам задал этот вопрос, то это чтобы сделать сравнение. Мне, теперь всякая точка опоры может пригодиться. Я вынужден искать границы суеверия". - "Суеверия?" - "Да! Суеверия. Или колдовства. Или еще чего-то, что прямо касается других, но исходит от меня. Я вам сказал, что богатство зависит от непредусмотримого стечения обстоятельств. Но представьте себе, что это для вас непредусмотримое и от вашей воли независящее стечение обстоятельств, зависит от меня? Не нахожусь ли я, по отношению в вам, в положении сходном с положением колдуна? Я могу, если захочу, своей колдовской властью воспользоваться, и если не захочу, - не воспользоваться. Понимаете?" - "Hет". - "Жаль. Не могу вам сказать и объяснить большого по той причине, что сейчас происходящее всего лишь завершение возникновения моего богатства, насчет которого я вам уже сказал, что оно детище стечения обстоятельств. Но располагаю им я как хочу, и вас это касается самым непосредственным образом". - "Действительно. Хотя ваше изложение и не совсем ясно, я все же нахожу в нем отличный матерьял для занимательнейшей статьи. Если вы позволите, мы продлим собеседование?" '"Позволяю". - "Вопрос номер шесть: не могли ли бы вы перечислить этапы вашего восхождения?" - "Я начал с контрабанды табака. Занятие это было привлекательно и рискованно. Именно оттого привлекательно, что рискованно. Но мне оно не показалось достаточно выгодным. Добиваться большей пользы заняло бы слишком много времени, так что я контрабанду бросил. Уехав в приморский город, я случайно оказался на пристани за несколько минут до ухода корабля. Ко мне приблизился почтенного вида господин и предложил заменить его в роли скупщика шерсти. Он предлагал и денег на проезд, и нужные бумаги. Я ровно ничего в закупке шерсти не смыслил и самое предложение было, разумеется, подозрительным. Но так как я искал приключений, - то согласился. При первой же остановке на борт парохода поднялись чины полиции, и я был арестован. Оказалось, что почтенного вида господин, давший мне бумаги, известный мошенник. Вручая мне бумаги, он хотел сбить, на время, с толку сыщиков. Тем не менее меня посадили в тюрьму. Там я свел знакомство с предприимчивым малым, который предложил мне бежать и пробраться, через тропический лес. до местности, где, по его словам, можно было очень выгодно покупать у негров слоновую кость. Оборотный капитал он брался "занять" у местного губернатора, у которого он раньше состоял камердинером. Бегство удалось, заем тоже. К сожаление мой товарищ, опасаясь, что губернатор позовет на помощь, слишком крепко сдавил его горло. Пока {192} он оставался "без памяти", нам пришлось с поспешностью удалиться на возможно большое расстояние. Мы стали переправляться вплавь через реку, и во время этой переправы моего товарища утащили на дно кайманы. К счастью половина "занятых" у губернатора денег была на мне... но все это до такой степени скучно".

- "Наоборот, - сказал Джэмс, - по-моему это очень интересно".

- "Мне предстояло или вернуться назад, или одному пробраться через тропический лес. Выбор - ну нельзя лучше. Пока я размышлял о том, какую предпочесть гибель, появилась большая лодка, с несколькими черными гребцами. Я стал свистеть, размахивать ветками, и, причалив, гребцы согласились меня принять на борт за половину половины "займа" у губернатора. В устье реки мы подошли к борту грузового парохода, с которого были переданы какие-то пакеты, опиум? - или еще что-то? - не знаю. Я успел все же предложить одному из матросов то, что у меня еще оставалось денег, и он спрятал меня в трюме. Пароход вез кожи. Не могу вам передать до чего они воняли. После нескольких недель плавания мы пришли в большой порт, где я и высадился, ночью. Без денег, без бумаг, я не слишком-то был уверен в завтрашнем дне. Но мне посчастливилось встретиться с метиской Кло-Кло, которой я, с первого взгляда, понравился до чрезвычайности". - "Почему вы запомнили, что ее звали Кло-Кло?". - "Не знаю почему. Почему-то, вот видите, запомнил. Это имя ей шло. Впрочем, Ми-Ми или Яй-Я ей могло тоже очень подойти. Она была такой брюнеткой, каких я никогда даже и не воображал. Не думал, что такие существуют брюнетки! Некоторое время я был ее любовником..." - Джэмс просто захихикал от удовольствия: о таком матерьяле для статьи он и не мечтал! "...Мы жили в деревне, в ее домике и занимались разведением кур. Через год она умерла".

- "Сама но себе"? - "Умирают всегда сами по себе. В сундуке я нашел ее казну. Была ли это польза от продажи кур, было ли у нее иное происхождение, я себя не спросил и пустил деньги в оборот, основав контору по найму молодых горничных для богатых домов". - "И дела пошли?" - "Пошли. Через год я продал предприятие и купил фабрику упаковочного матерьяла, которой грозило банкротство. Мне удалось ее поставить на ноги. Но наступил экономический кризис, и я был разорен..." Денис Далле не надолго замолк. Джэмс уже готовился задать вопрос, когда он снова заговорил: "Все это то же самое, все это то же самое, все это до ужаса однообразно... Поставка революционерам ржавого и почти негодного оружия принесла мне существенные комиссионные. Я принял, затем, участие в экспедиции против волков, которые, в горах, нападали на стада. Во время этой экскурсии я познакомился с директором консорциума мясных консервов, которому принадлежали стада. Мне удалось занять у него денег и открыть мыловаренную фабрику. Дело это я успешно и скоро развил, так что {193} не только вернул заем, но еще и с пользой продал. Тогда я занялся шоколадом. Он принес мне миллионы. Какой ваш седьмой вопрос?"

- "В чем заключается главное удовлетворение, доставляемое богатством?" - "Что до меня, то оно мне никакого удовлетворения не доставило. Я предпочитаю бедность. " - "Но кто же вам мешает стать бедным? Это, наверно, гораздо проще чем разбогатеть." - "Вы меня спросили о главном удовлетворении, приносимым богатством, и я ответил. Что до пути, ведущем к бедности, вы меня о нем ничего не спросили, не так ли?" - "Это верно. Это могло бы быть темой другого интервью.'' - "Отлично. Этим и займемся, без задержки. Вы можете задать мне вопрос номер первый, который будет, приблизительно, следующим: что вы предполагаете сделать, чтобы обеднеть? Говорите." - Джэмс смотрел на Дениса с тревогой: не издевается ли над ним этот странный господин? - "Говорите", - повторил Денис, повелительно. "Что вы предполагаете сделать, чтобы обеднеть?" - пробормотал Джэмс. "Уступить вам мое место", - ответил Денис. - "То есть как?" - не понял Джэмс. - "Очень просто: уступить вам все мои права в Северо-Восточном Шоколадном Тресте. Они велики. Мне принадлежат почти все акции. Вы станете единственным хозяином. Расширите вы дело, или погубите - мне безразлично. Что до меня, то я буду бедным. Таково мое, уже довольно давнишнее, пожелание. Когда оно совсем созрело, я сказал себе, что уступлю права первому, кто вызовет меня по телефону, и вызвали меня вы. Я колдовал. Вы согласны?" - Джэмс молчал. "Я повторю свой вопрос трижды, - промолвил Денис, - и если вы так и не решитесь ответить, стану искать другого. Идет?" Не зная, попал ли он в глупое положение, служит ли он предметом насмешек, имеет ли дело с сумасшедшим, - Джэмс, вытаращив глаза, молчал. - "Вы согласны?" - снова спросил Денис. Было ли это вторым разом? Считался, или не считался, вопрос, заданный до того, как Денис сказал, что спросит трижды? Пока Джэмс, словно парализованный, не мог пошевелить языком, Денис повторил: "Вы согласны?" - "Да", - ответил Джэмс.