-- Помоги... кто-нибудь... пусть я умру...

Внезапно рука боли отпустила его, он даже не сразу понял это. И услышал голоса.

-- Он не может уйти. Он не может вернуться.

-- Ему больно.

-- За что такая кара?

-- Надо, чтобы он смог уйти. Он имеет право.

-- Да.

-- Да.

Он слышал эти голоса, но никого не видел, хотя зрячими были его глазницы. И он перестал быть.

Когда он вернулся, он снова ощутил боль, но она уже была другой и он мог выдерживать ее и мыслить. "Кто вернул меня? Зачем? За что? Может, легче было бы не быть? Я вернулся... или меня вернули? Кто, кто?"

-- Мы рядом. Мы -- как ты.

-- Мы были с тобой. Вспомни, ты знаешь нас! И вновь

память вернула ему и это. Валар называли их "злые духи их мрачных глубин Эа". Он не видел но ощущал их тогда, когда он решился нарушить мертвую симметрию Арды. Он внутренне знал, что рядом с ним кто-то есть -- сильный и дружелюбный, и ему было легко и радостно тогда...

-- Вы Айнур? -- несмело спросил он.

-- Нет, -- ответили голоса.

-- Да, -- сказали другие.

-- Я умер?

-- Так было.

-- Но я бессмертен...

-- Бессмертие есть лишь тогда, когда есть смерть. Ты знаешь ее теперь. Раньше ты мог лишь давать ее дар другим. Теперь ты сравнялся с ними. Теперь ты свободен.

-- От чего -- свободен?

-- Ты волен выбирать теперь. Ты можешь покинуть Арду.

-- Нет! Нет!

-- Он прав.

-- Да.

-- Но он уйдет все равно...

-- Не скоро, не скоро...

-- Тогда знай -- мы не сможем освободить тебя от цепей, ибо они -- из Арды, а ты не отрекаешься от нее. И твои раны нам не залечить...

-- Не могу. Изначально своей судьбой я связан с Ардой, и связь эта крепче любой цепи. Я люблю этот мир. И ненавижу его.

-- Так и с нами... Зачем ты берешь на себя эту тяжесть?

-- Не знаю... Не могу видеть сирый этот мир, покинутый всеми, катящийся в бездну хаоса и безвременья... Не могу...

-- Но ты не сможешь больше вступить в Арду.

-- Я буду хранить ее здесь.

-- Да. Берегись Серой стрелы. Ты понимаешь?

-- Да.

-- Тогда слушай нас: мы отдали тебе свою силу и ты умер; мы взяли твою боль, и ты можешь действовать. Мы поможем тебе, ибо если рухнет Равновесие в твоем мире, то пошатнется оно и в иных мирах. Ныне страшнее всего нарушено оно здесь, и мы даем тебе Меч. Но скажи -- каков твой путь?

-- Скорбь избираю я.

-- Темен и мучителен этот путь. Но ты выбрал. Протяни руку!

Он поднял обе руки -- цепь. Гладкая рукоять легла в ладонь.

-- Но я скован... Я слеп...

-- Не навечно. Твой путь -- перед тобой. Иди, брат. Ты не один в пути.

-- Прощай, брат! Ты не один... О, долог путь, Зов летит...

-- Прощай! Мы придем! И ты придешь к нам... Мирам нет конца...

Он ощущал, но не видел их. Но они были рядом, и голоса их были разными, и теперь гасли они, словно искры в небе...

* * *

"Я вернулся и увидел этот мир, и все, что сталось с ним. И я проклял его и возлюбил его, ибо пожалел я его. Я умер -как те, кому дано покинуть этот мир. Но им дано уйти -- а я не могу. Слишком прочна цепь любви и ненависти, что приковывает меня к этому миру. Я вернулся и возложил на плечи свои бремя, оставленное всеми. И сказал я -- да будет отныне со мною Скорбь. И стала Скорбь венцом моим, и свита ее -- свитой моей.

И вижу я ныне этот сирый мир, покинутый всеми, и жестокую Серую стрелу, нацеленную в сердце его. И не вступлю я в мир этот, ибо не будет тогда ему щита. Не мною одним создан он, и не все лучшее в нем -- от меня, и не все дурное -- не мое... Но я один защита ему ныне. И стою я один, и стрела направлена в мое сердце. Устою ли я -- один? Руки мои скованы... Я зову - придите ко мне, возлюбившие этот мир! Я один. Тяжела моя ноша. Кто разделит ее со мной?"

И среди бесчисленных звезд воздвиг он чертог себе, доступный и видимый лишь немногим, ибо из боли своей и скорби создал он его, и не многие могут вступить его и остаться собой, и не рухнуть под бременем боли и скорби...

"Когда разрушена была крепость в Тангородрим и пал Моргот, вновь принял Саурон благородное обличие и пришел, дабы выразить почтение Эонве, герольду Манве; и отрекался от всех своих злодеяний. И так думают некоторые: изначально это не было ложью, но Саурон воистину раскаялся, пусть даже причиной тому и был лишь страх, вызванный падением Моргота и великим гневом Владык Запада. Но не во власти Эонве было миловать тех, кто принадлежал к тому же ордену, что и он сам; и приказал он Саурону вернуться в Аман и там предстать пред судом Манве. Тогда устыдился Саурон, и не пожелал он возвращаться в унижении, а, быть может, и долго доказывать служением чистоту и искренность помыслов своих по приговору Валар; ибо при Морготе велика была власть его. Потому, когда ушел Эонве, он укрылся в Средиземьи и вновь предался злу, ибо весьма крепки были те узы, которыми опутал его Моргот..."

В ту ночь на землю обрушился звездопад...

Ветви деревьев хлестали его по лицу, как плети, но он не чувствовал этого.

Шипы терновника впивались в его кожу, но он не ощущал этого. Звезда горела нестерпимо ярко, и разрывалось, не выдерживало сердце.

Он шел и шел, не видя дороги пустыми от отчаянья глазами.

Не успеть -- даже быть рядом. "Глаза... глаза мои... какая боль... " "Учитель!.." Он шел и шел под истекающим звездами небом. "Умереть..." Он знал -- умирать долго и мучительно, возвращаться -- и вновь умирать.

Но сейчас он хотел этого.

"Сердце мира билось в твоих обожженных ладонях..." Не сумел -- защитить. Не сумел даже -- разделить боль. "Будь я проклят!.."

...Эонве предстал перед ним, снизойдя до разговора с Черным Майя, слугой Врага: Эонве блистательный, в лазурных -золотых -- белоснежных одеждах, Эонве громогласный -- "уста Манве", Эонве великий, глашатай Короля Мира.

-- Зачем пришел ты, раб Моргота? -- с презрительной надменностью победителя бросил он.

Тяжелая золотая гривна, осыпанная бриллиантами и сапфирами, охватывала шею Эонве, как ошейник.

Ошейник.

Саурон стиснул зубы.

Глашатай Манве казался сгустком слепящего света рядом с Черным Майя. Алмазная пыль Валинора покрывала его золотые волосы; это казалось слишком неуместным в окровавленном сумраке Средиземья.

Эонве счел молчание Саурона растерянностью и покорностью; и возвысил голос.