-- Нам ведомы деяния его, и к т о станет защищать его? Но да будет так, как говоришь ты, о Владыка Судеб! Пусть говорит. И да свершится справедливость.

Но Мелькор молчал. И тогда так сказал Манве:

-- Судьба его в руках Единого, И да свершится над ним суд Единого! Пусть могучий Тулкас сразится с ним: Эру дарует победу правому.

-- Милосердия, о Манве! -- взмолилась Ниенна, -- он не может сражаться, он ранен...

-- Мы уравняем шансы, -- ответил Манве, -- Ибо ему дадим мы меч, Тулкас же вступит в бой безоружным.

Мелькору развязали руки; он медленно поднялся с колен, растирая затекшие запястья. По знаку Короля Мира Ауле подал Черному меч. Меч Справедливости было имя ему, изящной вязью золотых рун начертанное на клинке. И четырехгранные бриллианты украшали тяжелую витую рукоять из червонного золота. Это было даже удобно -- не позволяло ладони соскользнуть с рукояти. Но острые грани алмазов сейчас впились в обожженные руки Мелькора: утонченное издевательство.

Он понял сразу, что не сможет даже поднять меч. Страшная, оглушающая слабость разлилась по всему телу. Незаживающие раны: он потерял слишком много крови, и боль отнимала последние силы.

Тулкас шагнул вперед. Мелькор не отвел глаз от искаженного ненавистью лица Валы.

"Ч т о делаешь, делай скорее."

Первый удар заставил Мелькора отступить на шаг -- из сверкающего центрального круга на плиты золотистого песчаника, присыпанные алмазной крошкой.

Второй удар пришелся в плечо. Мелькор пошатнулся и упал на одно колено; лезвие меча вошло меж плит, и он стиснул рукоять.

-- На колени! -- прошипел Тулкас, -- На колени, раб! Он ударил снова, но Мелькор словно врос в землю: безмолвная статуя из черного камня.

-- Правосудие свершилось! -- возвестил Манве. Ниенна закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали. Намо впился пальцами в подлокотники трона. Теперь ему казалось -- он прикручен к трону ремнями, как Мелькор когда-то. Не пошевелиться. Не вздохнуть.

Он не смел поднять глаз.

"Мелькор, брат мой возлюбленный -- ч т о я наделал! На какое унижение, на какую муку обрек я тебя -- будь я проклят, безумный, от к о г о ждал я справедливости! Брат мой..."

-- Слушайте ныне приговор Великих!..

...Мелькор смотрел в небо, поверх головы Манве. Небо? -пылающий мертвым светом купол, с которого бьют острые прямые нестерпимо -яркие лучи, мучительно режущие усталые глаза.

Он не слушал слов приговора.

Он давно уже знал -- все.

Ему было безразлично.

Он молчал.

Он не хотел, чтобы последней памятью, что суждено унести ему из Арды, было -- это: безжизненный и беспощадный свет, отвесно падающий с мертвенно-белого неба, отражающийся в сияющей алмазной пыли.

Он вспоминал.

Арда, освобожденная от оков Пустоты, омытая очищающим огнем. Восторженное, изумленное лицо его Майя, первого и любимого ученика: "У тебя руки творца..."

Это счастье -- познавать, творить, дарить знания. Это высшая награда -- видеть, как просыпается мысль во взгляде людей.

Звездным светом, какой-то детской радостью сияющие глаза Эльфов Тьмы.

"Сердце вело работу мою, Учитель..."

Вечно изменчивые, как холодное северное море, глаза людей Надежды, Эстелрим.

"Мы будем помнить, Астар. Мы будем ждать."

...Он словно вновь летел над миром на крыльях черного ветра и видел Арду -- безбрежные моря, горы, меняющиеся каждое мгновение, тянущиеся к небу леса, где стволы -- как трубы органа, неудержимые стремительные реки, где рождаются радуги, дрожащие над водопадами, озера -- звездные зеркала...

И вновь -- везде он видел людей. Непохожих друг на друга, странных и свободных, жестоких и милосердных, гордых и радостных, скорбных и властных. Недолговечных, как вспышка молнии, зачастую -- слабых и беспомощных. И все же невероятно сильных.

На какой-то краткий миг он был счастлив.

И улыбка была на губах его. И это было страшнее, чем шрамы на лице его.

Ему казалось --- мир поет. Он снова слышал Музыку Эа, Музыку Творения. Музыку Арды.

А потом он увидел -- это лицо.

Бледное до прозрачности, тонкое, залитое слезами прекрасное лицо. И глаза -- огромные, темные от расширившихся зрачков. Ему стало страшно; он боялся, что, увидев его, изуродованного, она отшатнется в ужасе.

Ему захотелось спрятать лицо в ладонях, но руки словно налились свинцом -- не поднять.

Он боялся, что она исчезнет.

Он боялся того, что она может сказать.

Ч т о она скажет.

И дрогнули ее губы; как шорох падающих в бездну льдисто-соленых звезд -- шепот:

Мельдо.

Боль рвануло сердце -- как стальной крюк: резко, внезапно, страшно.

Мельдо.

Он готов был взмолиться: молчи! Не надо, не надо! Не будет пути назад, на что ты обрекаешь себя, зачем, одумайся, не надо, не надо, не надо...

Мельдо.

Кто ты? Откуда ты? Зачем, зачем тебе эта боль, зачем ты приняла этот путь, зачем... Я не могу так, ты же знаешь, ты понимаешь все... Кто ты? Ты -- была? Ты -- будешь?..

Мельдо.

Возлюбленный.

Ее лицо исчезло -- знакомое и незнакомое, юное, мудрое, измученное, счастливое, беспомощное, гордое...

Какая боль... Ч т о э т о б ы л о ?..

Лицо Мелькора на миг стало беспомощным, беззащитным, растерянным. Он обвел глазами Валар. Они сидели неподвижно. Не поднимая глаз. В молчании.

Во взгляде Мелькора, обращенном к Намо, была мольба. Не о пощаде -- о поддержке. Но Намо не смел взглянуть на него -лишь стискивал зубы; и Ниенна не отнимала ладоней от лица; и Ирмо дрожал, как в лихорадке...

-- Пощады, Король Мира! -- вдруг выкрикнула Ниенна, подавшись вперед, -- Будь милосерден -- пощады!

Но, поднявшись с трона, Манве молвил:

-- Мы были терпеливы и снисходительны сверх меры: нет прощения Врагу Мира! Он не достоин милосердия, о сестра наша: кому, как не тебе, знать, сколь много зла принес в мир Моргот! Потому -- да свершится воля Единого, ибо в Его руки предаем мы ныне отступника.

Ниенна сжалась в комок, не в силах сказать ни слова больше.

Чертоги Ауле заливал тот же безжизненный, жалящий, ослепительный -- ослепляющий свет. Вездесущий -- не укрыться. Жестоким жалом впивался он в невыносимо болящие глаза: хотелось опустить веки, закрыть лицо руками, чтобы милосердная прохладная тьма успокоила боль...