-- Ты не понял меня, Гортхауэр, -- медленно, четко выговаривая слова, промолвил он, -- Собирай людей, уходите на Восток. Ты поведешь их.

Лицо Гортхауэра было похоже на лицо смертельно раненого - потрясенное, растерянное, беспомощное.

"За что?!.."

"Гортхауэр, Ученик мой, прости... Если я исполню твое желание, Арда погибнет, не будет ей больше защитника... но, спасая ее, я тебя, тебя обреку на вечную пытку -- память и совесть... ненавижу себя... как разорвать сердце, Ученик?.."

-- Нет, Властелин! Не приказывай; однажды ты уже заставил меня уйти, и...

-- Ты помнишь. Так вспомни и об Эльфах Тьмы. "Скованные руки... красный снег, искаженные мукой лица... Ты не сможешь уйти, как они... ты -- еще не Человек... Нет! Я не позволю им, нет, нет!.."

-- Неужели ты не понял, что кроме этих людей и тебя, у меня не будет больше учеников?

Гортхауэр все еще инстинктивно стискивал руку Мелькора.

"Я помню... что они сделают с тобой, Учитель?.. Нет, мне нельзя уходить... раскаленная цепь... я не позволю, я стану щитом тебе, Учитель, Учитель..."

-- Пусть уходят люди, я остаюсь.

-- Нет. Это приказ.

Только сейчас Майя понял ч т о он делает. "Руки... обожженные... что я сделал... ему больно..." Ужас охватил Гортхауэра; дрожа всем телом, он склонил голову и благоговейно коснулся губами руки Властелина.

-- Прекрати! -- сдавленно прорычал Мелькор, -- Что ты делаешь! Майя знал: Мелькор не терпит знаков преклонения. Тем более -- таких. Но по-другому он не мог выразить то, что переполняло его сердце: свою любовь к Учителю, свою верность, свою тоску.

-- Уходи.

Саурон упрямо покачал головой:

-- Я не уйду. Я не оставлю тебя.

"Это мука -- невыносимая, невыносимая... сердце отказывается подчиняться холодным доводам разума. Только я виноват в том, что не оставил тебе другого выхода... вот, сердце твое на ладонях моих, Ученик; ч т о делаю я?!.."

-- Ты дал клятву, -- медленно, тяжело заговорил Мелькор, -- Отныне нет Арде иного Хранителя, кроме тебя. На Восток войска Валар не пойдут. Здесь останусь я один. Уходи, спасай тех, кого можно спасти. Только ты -- защита им, Гортхауэр. Больше ни чем ты не сможешь мне помочь.

"Это мука -- невыносимая, невыносимая... сердце отказывается подчиняться холодным доводам разума. Я знаю, ты прав, ты снова прав, Учитель -- как всегда и во всем... Но я не могу так, не хочу... вот, сердце мое на ладонях твоих, Учитель; делай ч т о хочешь... но отдать тебя -- им -- на расправу?!.."

-- Нет, Учитель! -- простонал Гортхауэр, впервые -вслух -- назвав Мелькора т а к. Сколько раз рвалось из сердца это слово, но когда смотрел в холодное властное лицо, губы сами произносили: Повелитель. Знал ли, что за стальной броней всевластной воли -- душа, ранимая, истерзанная? Нет; не смел даже подумать.

"Ученик мой... не надо, прошу тебя... нет никого дороже тебя... Я ведь люблю тебя, и я -- твой палач..."

-- Исполняй приказание, ибо сейчас я имею право приказать и сделать выбор -- за тебя!

"Какие глаза... молящие, беспомощные..."

-- За что, зачем ты гонишь меня, Учитель? Если мы победим -- то победим вместе...

"Ты и сам знаешь, что этого не будет, Ученик..."

-- ...если же нет...

-- Уходи. Возьми меч. Возьми Книгу. Иди.

"Ученик мой!.."

"Учитель мой!.."

-- Нет... -- Саурон закрыл лицо руками.

И тогда Мелькор рывком поднялся с трона и заговорил -холодно и уверенно.

Он почти не слышал, ч т о говорит. Собственный, словно издалека идущий голос казался чужим. Ненавистным. Он перестал ощущать себя -- он был болью, клубком обожженных нервов, он ненавидел себя -- люто, страшно.

...Слова -- как иглы, как вбитые гвозди... Саурон не мог потом вспомнить, ч т о говорил его Властелин. Помнил только одно: каждое слово Мелькора пронзало его, как ледяной клинок, и он корчился от этой невыносимой боли, обезумев от муки, и только шептал непослушными губами: "За что, за что..."

Мелькор смотрел в лицо Майя: широко распахнутые страданием невидящие глаза.

"Ученик мой..."

Без воли, без чувств.

И, наклонившись к самому лицу Гортхауэра, Мелькор тихо проговорил:

-- Ученик мой, Хранитель Арды... прости меня, прости, если можешь, прости за эту боль... Арда не должна остаться беззащитной, понимаешь? Только ты можешь сделать это, только ты -- Ученик мой, единственный... Возьми меч. Возьми Книгу. Это сила и память. Иди. Ты вспомнишь это -- когда все будет кончено. Я виноват перед тобой -- я оставляю тебя одного... Прости меня, Ученик, у меня больше нет сил... Прощай...

А потом Мелькор поднял Саурона за плечи и, глядя в глаза, жестко проговорил:

-- Уходи.

-- Да, Властелин, -- беззвучно ответил Майя. Он вышел. И не видел, как за его спиной опустился на колени Мелькор. Не видел, как мучительно исказилось его лицо. Не видел молящих, отчаянных, сухих глаз, утонувших в темных полукружьях.

Не видел беспомощно протянутых рук -- то ли благословение, то ли мольба.

Не слышал глухого стона: "Ученик мой..."

...Он поднялся и вслепую медленно побрел к трону.

"За что, зачем ты гонишь меня, Учитель?.."

И -- те четверо, кому он не мог приказывать. "Мы на твоей стороне, Великий Вала. Мы остаемся..." "...Я не уйду. Я не оставлю тебя..." "Они сделали выбор... они умрут -- они не вернутся в Валинор. А тебя я караю жизнью, Ученик мой... Ничего, кроме боли, не дал я тем, кому отдано мое сердце... я заслужил вечную пытку... будь я проклят... не могу больше... не могу... простите меня... нет мне прощения..."

Он стискивал седую голову руками; слезы жгли его глаза.

"Ученик мой... ч т о я сделал?!.."

Он рванулся -- догнать, остановить.

"Я не могу так, не могу, пусть остается... Останься!.."

Нет. Рухнул в черное кресло.

Опустил голову. Ничего не изменить. Все кончено.

...Он шел на Восток, унося Книгу и меч.

Он что-то говорил, не слыша себя, не помня своих слов. Ему повиновались. Он вел людей: ничего не видя вокруг, он шел вперед.

Беспамятство.

И в ушах его звучал приказ-мольба: "Уходите! Уходите!.." Больше он не помнил ничего. Как черная стена. А потом, когда прошло оцепенение и память с беспощадной, неумолимой жестокостью вернулась к нему, он продолжал идти вперед, стискивая зубы и повторял, повторял, повторял про себя с решимостью обреченного: "Я вернусь. Я исполню и вернусь. Я успею -- должен успеть."