«Сменовцы» сломя голову слушали Прорехова, который завершил свое выступление очень завлекательно:

— Деньги от рекламы и продаж потекут рекой!

— А если договоренность не будет достигнута? — спросил Шерипо на всякий случай.

— Тогда… не обессудьте, — завершил безотвальную обработку Артамонов. Манера говорить у него, как известно, была абразивной, а переговорные методы самые обычные — пиявки, воды, кровопускание…

Музыка в «Старом чикене» была приглушена.

Взяв тайм-аут, чтобы осмыслить предложение, «сменщики» потягивали растворимый суп дня из пластиковых стаканчиков. Официант по первому зову обносил желающих куриными окорочками и излюбленными напитками из-под полы. От остальных посетителей «Старого чикена» «сменщиков» отличали вялый слог и сморщенные землистые лица, которые походили на ассорти из сухофруктов.

Шерипо пил без закуси. Три дня назад он объявил голодовку — Фаддей мурыжил его с очередью на казенную квартиру.

Со стороны редакции — в смысле произнесения самих предложений переговоры велись по очереди то Кинологом, то Фаддеем. Решающее слово оставалось за тем из них, кто на момент ответа был в состоянии говорить, а не тщился удержать лицо над курганом трубчатых костей от кур.

Добиться от «Смены» чего-то конкретного долго не удавалось.

— Мы хотели бы получить откат, — наконец-то намекнул Кинолог.

— Сбей пепел, паренек, — притормозил его Артамонов. — Какой, к черту, откат?! Это если б вы нас покупали…

— Но хоть что-то мы должны получить лично? — не удержался Потак.

— Я вижу, вы вообще поплыли! — лечил пациентов Артамонов. — Издание не ваше, оно принадлежит общественной организации!

— Но какой нам тогда смысл? — пожимал плечами тугоплавкий Фаддей.

— Газета станет краше, — увещевал Артамонов, теряясь в последних аргументах.

— А на кой ляд она нам сперлась, красивая?! — заявил Кинолог, закуривая сигарету Прорехова. — Нам и такая нравится.

— Что-то у вас с дальномером неладно, — продолжал окучивать и бить в точку Артамонов. — Не видите перспектив, что ли?

— А зачем они нам, перспективы? — был предельно прав Кинолог. — Вот если бы вы нам забашляли…

— Логично, — не нашел, чем возразить, Артамонов.

— Ну вот, вы и сами с этим согласны! — поймали его на слове Фаддей и Шерипо.

— Хорошо, — сдался Артамонов. — Денег мы вам дадим, но не в руки, а на развитие.

— На развитие нам не надо, — стоял на своем Фаддей.

Дебаты шли по конусу нарастания, темы становились все круче и круче. Макарон и Завязьев стояли начеку по разные стороны спора и молча удерживали равновесие.

— Ведете себя, как необеспеченная интеллигенция, — попирал «сменщиков» Артамонов. — Ни себе, ни людям!

— Не мы же к вам пришли, — резал правду-матку Кинолог.

— Абдериты вы! — сорвался Артамонов.

— Кто-кто? — громко спросил Потак и снова надел под столом сброшенные было для отдохновения ступней сланцы.

— Провинциалы с ограниченными понятиями! — плюнул Артамонов в сердцах в сторону урны. — Вот кто!

— Ну, это уже слишком! — Кинолог картинно привстал из-за стола.

— Это не редакция, а место компактного прозябания! — продолжил Артамонов поносить пациентов. — Сидите тут, как почетные сорняки!

Если бы не смазка, вовремя проставленная Прореховым, дело дошло бы и до кулаков.

Горю помог Завязьев. Он распутал все узлы.

— Что вы все упираетесь? — сказал он «сменовцам». — Сегодня мои держатся, а завтра, глядишь, и запьют. Кто вам аренду платить будет? А без нас вы и месяца не протянете.

— Ну, хорошо, а кто станет редактором? — согласился с ним и пошел на попятную Фаддей.

— По Уставу, который мы сочиним вместе, — терпеливо разъяснил Артамонов, — редактор будет избираться коллективом.

— Понятно, — записал в блокнот Фаддей. — А кто будет распоряжаться финансами?

— Директор, которого назначит издатель, — тупо отвечал Артамонов.

— Ясно, — помечал дальше Фаддей.

— А что будет с зарплатой коллектива? — спросил Кинолог.

— Попённая плата в редакции будет увеличена, — пообещал Артамонов. Это естественно.

Фаддей был осторожен в переговорах. Как, собственно, и в жизни. Поговаривали, что в юности после танца с дамой он протирал платочком ее спину, дабы не оставить там отпечатков пальцев.

Разделить будущее с учетом интересов обеих сторон не получалось остаток все равно зависал бесконечной десятичной дробью с нулем в периоде. Публичная контроферта «Смены» выглядела приблизительно так: «Давайте деньги и идите на фиг!»

Восьмерка, она и есть восьмерка — какой стороной ее на стол переговоров ни укладывай, все равно горбится. Это тебе не тройка.

Промежуточные итоги потягушек команда «Ренталла» сбрасывала Варшавскому, который настраивал компьютерный издательский комплекс у себя в номере. Галка оттачивала электронную верстку. Рекламные блоки, над которыми она корпела в «Page Maker 4.0», выгодно отличались от объявленческих надгробий, выходивших из-под рук метранпажей высокой печати в областной типографии.

— С консенсусом или на консенсусе? — спрашивал друзей с порога Варшавский. — А то техника уже копытом бьет, работать хочет.

— Все никак не сподобятся, — отвечал Прорехов.

— Боятся, что ли? — правильно угадывал Артур.

— Понимают, что мы сделаем чистку и полный перенаем людей, — делился своими соображениями на этот счет Артамонов.

— Неужели понимают? — неправильно угадывал Артур.

— Может, и не понимают, — допускал Макарон, — но задницей чувствуют.

— Там такой паноптикум, в этой «Смене», страшно делается! — не выдерживал и начинал брюзжать Прорехов.

— Что верно, то верно, — не возражал аксакал.

— А я вот слушаю вас и думаю, — проявила сметку Галка, — если вы воткнете свои арбузы в этот саксаул, то действительно, как говорит наш старший товарищ, кроме мочи…

— Да, поработать придется, — заключил Артамонов.

До консенсуса со «Сменой» все же дозаседались. Слово за слово набросали болванку издательского договора. Сошлись на том, что половина денег со скрипом передается Фаддею, а развитие начнется сразу после регистрации отношений в городской палате.

Нидвораю поручили составить проект нового Устава редакции. От юриста требовалось завуалировать в тексте полную финансовую зависимость редакции от новых хозяев и безоговорочное концептуальное подчинение по принципу «я тебя ужинал — я тебя и танцевать буду». Нидвораю было не привыкать.

Стороны условились в понедельник с утра встретиться у нотариуса, но на фундаментальную стрелку, место которой изменить было никак нельзя, никто из «Смены» не явился. То ли они внимательно вчитались в договор, что было невероятным, то ли залпом спустили задаток и ввиду отсутствия абсента не смогли добраться до местечка Крупский-айленд на окраине города, где находилась нотариальная контора. На три дня «сменщики» с правом первой подписи выпали из оборота. Разыскивая подписантов, издатели обзвонили все диспетчерские службы, дежурные части и морги. Нашли Фаддея, Шерипо и Кинолога в гостях у Асбеста Валериановича и сутки отпаивали сбитнем.

— Вы уж, пожалуйста, поаккуратней с этим, товарищ Фаддей, а то когда еще свидимся, — слезно просил Артамонов. — И вы, Евгений Иванович, держитесь. Всего-то и осталось, что подмахнуть… Ну, пожалуйста, товарищ Кинолог, на ногах-то сами держитесь, пожалуйста.

В конце концов издательский договор был подписан, но при очень большом стечении обстоятельств.

Несмотря на то, что в народе газету «Смена» не особенно читали и почитали, «ренталловцы» были счастливы — наконец-то у них появилось настоящее дело. Им открывались дали, и слияние с редакцией виделось деловым и радужным. Можно было начинать серьезно работать. Из помеси бульварного и боевого листков следовало сварганить газету, которую стали бы покупать не только из-за телепрограммы.

Фаддей имел оседлый образ мышления, отчего «Смена» смахивала на вывеску. Ее информационное поле простиралось вдоль трамвайных путей — во дворы никто из корреспондентов шагу не ступал. Круг ньюсмейкеров не выходил за пределы одноклассников Фаддея, а информационными поводами были случайные встречи Фаддея с бывшими коллегами по комсомолу.