Когда Государь узнал о сием...
Но я хочу соблюсти хронологию и об этом чуть позже.
Чтоб все было немного понятнее, - напомню еще раз о том, каким "зверским" способом были повешены мои пленники.
Я, когда был у Гумбольдта во Франции, случайно узнал, что сие неспроста: у славян, балтов и финнов на сей счет есть сходные мифы.
Мы верим в Велса - покровителя Дождей и Болот, а на Руси в Новгороде, Пскове и Ладоге по сей день верят в Мокошь - хранительницу Озер, да Болот. Ее еще зовут - "Параскевой Пятницей" и изображают повешенной женщиной с закрытым чем-то лицом и босыми ногами. По сей день в русских церквях этих мест колокольные языки льют в виде босых женских ног...
Гумбольдт мне говорил, что возможно здесь причина спутана со следствием: бунтовавшие латыши с ливами вешали пленников, принося языческую жертву Велсу - Мокоше, а уж католики нарочно калечили ноги бунтовщикам, чтоб "оградить их от скверны". Или - наоборот. А в итоге сложилась нынешняя традиция. Кстати...
В отличие от иных мест, - в Лифляндии и Эстляндии практикуется "мягкая петля" с особой прокладкой, сберегающей сонную артерию и блуждающий нерв. Казнимый должен умереть именно от "нехватки воздуха", а не от чего-то еще. И в то же самое время - не применимы удавки с гарротами.
Гумбольдт на сей счет даже написал особенную статью, утверждающую, что здесь мы имеем дело именно с языческим верованьем о "Повелительнице болот": жертва должна умереть от недостатка воздуха, без людской помощи и - к тому же от холода.
Сие соответствует страшной смерти в болотной трясине, - в ней нельзя утонуть, не совершая движений - ежели вы поместите мертвый предмет на поверхность болот, он пролежит там до скончания века... Но пока еще живой человек - обязан дышать и с каждым вздохом он погружается все глубже и глубже...
Всякий народ имеет свои особые казни. Мы - дети Велса, даже казним, как живем - медленно, долго и безразлично... Так моросит долгий дождь в конце осени. Вы можете захлебнуться, сойти с ума, а он все так же будет сыпать и сыпать... Не быстрей, и не медленней, чем положено.
Иные думают, что я должен был бы взбунтовать мой народ, поднять его на Войну против русских, но сие значит, что они не понимают Лифляндии. Это дикие горцы пусть восстают и захлебнутся собственной кровью в борьбе с гигантской Империей. Я же - лив. И у меня свои - методы борьбы с Оккупацией.
Метод утопления в гигантском болоте. Метод бесконечного осеннего дождика...
А здесь я хотел бы обратить ваше внимание на то, что Аракчееву я передал двух "казненных", а от казни спас трех.
Третьим был тот самый "Ученый", кто водил нас за нос уж столько лет...
Когда его сняли с виселицы, он был уверен, что его ждут совсем уж адские муки. Он, разумеется слышал - как и от чего умерли четверо из его товарищей по несчастью и ждал теперь что-то особенно иезуитского.
Я же приказал его приодеть и пригласил за наш стол - к нам на ужин. Нас было трое, - я, он и Маргит.
Будущая жена чуть не рухнула в обморок, когда я представил ей нашего сотрапезника. Она в первый миг не могла осознать, - зачем я сделал сие?
Она даже вскрикнула:
- "Так это... Это был - ПРОВОКАТОР?!"
Несчастный аж поперхнулся от таких слов. Я же жестом предлагая ему приступить к ужину, пояснил:
- "Вот именно это и будут теперь про вас говорить... Нет, Маргит, это - не провокатор. Это - великий Ученый, а еще вернее - Учитель. Он умеет разжевать иным ученым все так, что они сами понимают свои результаты...
Ежли бы я казнил Вас, я б пошел против Господа... Я мечтаю о Развитьи Культуры в этой стране и убивать Учителя за его Убеждения... Нет, - за сие меня покарал бы Господь!"
"Ученый" удивился. Поднял бровь, а потом, чуть махнув рукой, разломил хлеб и набросился на еду. По всему было видно, что его сейчас мучит голод, а обо всем остальном он решил поразмыслить как-нибудь в иной раз.
Когда он немного насытился, я сказал:
- "Я хочу объяснить вам - вашу позицию. Ваши товарищи умерли страшною смертью и пред тем были мучительно пытаны. Я нарочно приказал перед казнью раздеть вас всех догола, - через много лет кто-нибудь да припомнит, насколько были заметны раны с ожогами на телах прочих, а ваша кожа - не пострадала.
Возвращенье в Европу для вас отныне заказано. Сами решайте, как теперь быть - но помните: я знаю, что Соловьи не Поют в стальных клетках. Ежели вы согласитесь с моим предложением, я предоставлю вам Свободу неограниченную и даже - положу известное жалованье.
За это вы... Будете просто учить. Учить детей и студентов всему тому, что вы Знаете и во что вы Веруете..."
В этот миг Маргит ахнула, а визави прервал меня, подняв руку и отчаянно замотав головой:
- "Я не Верю Вам! Вы знаете - во что Верю я и я не смогу Учить чему-то иному... Но Вы же убиваете нас, якобинцев, за то, - во что мы Веруем!"
Мне тяжко было ответить на сей вопрос, но...:
- "Нет. Я убиваю Вас не за это... Я сам Верю в Свободу, Равенство, Братство ибо - Родина моя Несвободна, жители ее Неравны - пока у нас в быту Рабство, и... я - Еврей и не считаю, что мой народ хоть чем-нибудь лучше, иль дерьмовее прочих...
Я - Верю в Свободу. Когда-нибудь моя страна получит Свободу. Я Верю в Равенство. Когда-нибудь мой народ Изберет своим Предводителем моего внука, иль правнука не за то, что он - Бенкендорф, иль - Природный Хозяин, но за то, что он - просто лучше других... И я Верю в Братство. Я Верю, что наступит тот день, когда мои латыши, эстонцы и финны примирятся с литовцами и поляками и ежели и будут против кого, - так против Империи, коя всех их в равной степени угнетает.
Но в то же время я - против Гильотины на площади. Я против того, что невинных баб и детей казнят лишь за то, что они - богаче и родовитей, чем прочие. Я - против бунтовщика Дантона, упыря Робеспьера и даже - Наполеона - дар полководца не основание для пресечений десятков династий в крохотных княжествах... Я - против Хама, затеявшего погромы по всей Германии, якобы "против жидов", а на деле - чтобы всласть пограбить, да - понасиловать...
И я Хочу, чтобы настал тот День, когда со словом "Свобода" не связывали бы слово "Террор", "Равенство" не означало бы - "Детоубийство", а за "Братством" не стояла бы - "Гильотина"...
И пока сей день не настал, я готов пытать и убивать того самого Хама, ибо он не сумеет ничего понять - кроме Стали и Пытки. Ибо даже маленького ребенка надо Пороть, чтоб он стал нормальным членом нашего Общества. А вот ежели не Пороть, то и вырастают Мараты с Дантонами..."
"Ученый" долго сидел и смотрел на меня. А еще на меня смотрела моя Маргит и я знал, что мы будем жить с нею - долго и счастливо, ибо Счастье, когда жена тебя понимает...
Затем "почти что казненный" медленно встал из-за стола и, чуток запинаясь, спросил:
- "Куда вы пошлете меня? Где я Должен Учить?"
- "Сначала - в Тобольск. Осмотритесь там, оглядитесь... Народ там простой и хороший.
Аристократов-помещиков почти что и нет... Поэтому Ваша Проповедь падет на добрую почву...
Осмотритесь, а там - может быть лучше начать и где-нибудь в ином городе - подальше от тамошнего генерал-губернатора. Чтоб не писали доносов, да всяких кляуз...
Каждый месяц к вам приедут мои егеря. Привезут жалованье, деньги для тех, кого вы примете на работу, учебники, прочее... Не стесняйтесь, требуйте у меня, чем смогу - помогу.
От Вас же требуется - вывести "паству" из политического, да экономического младенчества в коем она счастливо пребывает. Чем быстрее "Русь" откроет глаза, тем раньше получит Свободу и моя Родина. Да, и еще...
Вас я нигде не задерживаю. Но помните, - ежели вы заедете западней Екатеринбурга - вас могут узнать и тогда по гроб жизни не отмоетесь от звания "Провокатор"..."
Прошло много лет. Мой "Ученый" изменил свои имя и внешность и стал одним из "Отцов Основателей" Горного Училища в Томске. Потом на него "повалили" доносы и я принужден был открыто выказать ему мое покровительство. Недруги мои стали копать и - вдруг выяснилось...