И Гио решила, что раз уж она пришла, нужно исполнять приказание. Сдержав слёзы, она запела: Хотокэ, сам Будда, почивший в нирване,
Был некогда смертным в обличье земном
И мы по скончании буддами станем,
Бессмертными буддами в мире ином.
Заложена в каждом благого частица,
Великого Будды священная суть,
Но участь живущих - разлукой томиться.
Что пользы стремиться былое вернуть?
Так пропела она сквозь слёзы два раза кряду, и все, кто был в покоях, знатные отпрыски рода Тайра, придворные, вассалы и самураи - все были до слёз растроганы её пением. Правитель-инок тоже остался весьма доволен.
- Прекрасная песня! - сказал он.- Хотелось бы поглядеть и на твою пляску, да сегодня мне недосуг. Отныне приходи к нам почаще, без приглашения, пой песни, пляши и развлекай Хотокэ!
Ни слова не промолвила в ответ Гио и удалилась, сдерживая рыдания.
- O горе, я решилась поехать туда, дабы не ослушаться материнского приказания, но я не в силах ещё раз пережить подобную муку! А ведь пока я живу в столице, мне придётся снова пройти через это горькое испытание! Лучше утопиться, вот теперь моё единственное желание! - сказала она, и тогда её сестра Гинё воскликнула:
- Если старшая сестрица утопится, я умру с нею вместе!
Услышав эти слова, мать их Тодзи, вне себя от горя, опять принялась со слезами уговаривать Гио:
- Поистине, ты права, у тебя и впрямь есть причина горевать и роптать. Могла ли я думать, что всё это так обернется! Теперь я горько жалею, что советовала тебе поехать в усадьбу! Но ты слышишь, младшая сестра говорит, что тоже утопится, если ты лишишь себя жизни... Если не будет на свете обеих моих дочерей, зачем тогда жить немощной старой матери? Я тоже хочу умереть вместе с вами! Стало быть, ты обрекаешь на смерть родную мать, а это самый тяжёлый грех - ведь час мой ещё не пробил!.. Помни, здешний мир - лишь временный наш приют; не так уж страшен земной позор! Куда страшнее уготовить себе вечный мрак в беспредельной грядущей жизни, - сердце сжимается при мысли об этом! Какие бы горести ни выпали на нашу долю в сей жизни, это не должно нас заботить; но блуждать по скорбной стезе страдания в том, вечном, мире - вот чего нам должно страшиться!
- Твоя правда, я совершила бы смертный грех, покончив с собою! - осушив слёзы, отвечала матери Гио. - А раз так, отбросим мысли о смерти! Но если я останусь в столице, мне опять придётся изведать горькую муку. Давайте же удалимся прочь из столицы! - И на двадцать первом году от роду Гио постриглась в монахини и поселилась в хижине, сплетённой из сучьев, в глухом горном селении, далеко в местности Сага, вознося там молитвы Будде.
Её сестра Гинё тоже сказала:
- Ведь я поклялась умереть вместе с сестрицей, если она покончит с собою. Теперь же, когда она удалилась от мира, я и подавно с ней не расстанусь.
Девятнадцати лет от роду облеклась она в черную ризу схимницы и, уйдя от мира вместе с сестрою, молилась о будущей жизни. Печально и прекрасно то было!
Тогда промолвила мать их Тодзи:
- Если мир так устроен, что юные девушки уходят в монахини, зачем же их престарелой и слабой матери беречь свои седины? - И сорока пяти лет от роду она приняла постриг, обрила голову и вместе с обеими дочерьми всеми помыслами предалась Будде, молясь о грядущей жизни. Вот миновала весна,
да и лето уже на исходе.
Ветер прохладный подул,
об осенней напомнив погоде.
Время Ткачихе-звезде
с Волопасом воссоединиться55
Время желанья писать
на летучем листке шелковицы.
Волны Небесной реки
для такого листка не преграда
Станет веслом рулевым,
и другого Ткачихе не надо...
К западу солнце спешит
и за Чёрной горою садится.
Путь его скорбно следят
в одеяниях ветхих черницы.
"Там, где гряду облаков
озаряет закат, догорая,
Нас ожидает она,
благостыня заветного рая.
Радости Чистой Земли
мы познаем в рождении новом,
Чужды соблазнам мирским
и греховным телесным оковам..."
Но от деяний своих
не уйти - и порою вечерней
Слёзы монахини льют
о погрязших в пороке и скверне.
С наступлением ночи, заперев бамбуковую калитку, мать и дочери возносили молитву Будде при свете тусклой лампады, как вдруг кто-то тихо постучал в дверь.
Монахини испугались.
- О горе, не иначе как злой дух Мара56 хочет помешать нашим смиренным молитвам! Кто навестит нас глубокой ночью в этой хижине, сплетённой из веток, в глухом горном селении, куда и днём-то никогда никто не заходит? Эту тоненькую дверцу легко сломать, даже если мы её не откроем... Ничего другого не остаётся, как отворить дверь и впустить пришельца. Пусть он не пощадит нас, пусть лишит жизни - что ж, умрём, непрерывно взывая к будде Амиде, на которого мы возлагаем все упования, крепко веря в его священный обет!57 Если же, услышав наши молитвы, явился за нами святой посланник, он возьмёт нас с собой в Чистую Землю... Скрепимся же духом и усерднее возгласим святые молитвы! Так, ободряя друг друга, они отворили дверь, и что же? - то был не демон, в дверях стояла Хотокэ!
- Кого я вижу? Предо мной госпожа Хотокэ! Сон это или явь? - воскликнула Гио.
И Хотокэ, утерев слёзы, ответила:
- Если я расскажу вам всё без утайки, боюсь, вы не поверите мне, подумаете, будто я лгу, будто всё это я только сейчас придумала; но и молчать я не в силах, ибо не хочу, чтобы вы считали, будто мне неведомы долг и чувство! Поведаю же обо всём по порядку... Всё началось с моего непрошеного прихода в усадьбу князя, когда меня чуть было не прогнали и возвратили лишь потому, что вы замолвили за меня словечко. А я, вместо благодарности, осталась в усадьбе, - увы, беззащитная женщина, я осталась там против собственной воли! О, как я страдала! Потом, когда вас снова призвали и вы пели нам песни, стыд и раскаяние с новой силой жгли мою душу, а уж радости или веселья я не ведала и подавно. "Когда-нибудь и меня ждет такая же участь!" - думала я. Мне вспоминалась надпись, оставленная вами на бумажной перегородке, слова, что вы начертали: "...не дольше осенних морозов продержится летняя зелень!" Истинно так! - думала я. - Но с тех пор вы куда-то исчезли, и я не знала, где вас искать. Когда же мне рассказали, что, приняв постриг, вы поселились все вместе в глухом, далёком селении, меня охватила беспредельная зависть! Я непрерывно молила Правителя-инока отпустить меня, но он по-прежнему был глух к моим просьбам. И тут глубокие раздумья нахлынули на меня. Я думала: весь блеск, вся слава в этом суетном мире - лишь краткий миг, мимолётное сновидение! К чему все радости, к чему успех и богатство?.. В кои-то веки мне выпало счастье родиться на свет человеком, приобщиться к учению Будды, - а ведь это редкостная удача! Погрузившись в пучину смерти, нелегко, ох, нелегко будет снова сподобиться такого же счастья, как бы долго ни продолжалось круговращение жизни и смерти, сколько бы раз ни довелось умирать и снова рождаться!58 Молодость быстротечна, на неё нельзя полагаться! В нашем мире всё непрочно, всё зыбко, - мы не знаем, кто раньше сойдёт в могилу, юноша или старец... Здесь всё мимолётно - не успеешь перевести дыхание, а уж вот он наступает твой смертный час... Век наш короче жизни мотылька-однодневки, быстротечнее блеска молнии в небе! Горе тому, кто, опьянённый недолгой радостью жизни, не помышляет о том, что ждёт его после смерти!.. Вот с какой мыслью нынче утром я тайно покинула княжескую усадьбу и пришла к вам уже в новом обличье! - С этими словами Хотокэ сбросила с головы покрывало, и Гио увидела, что Хотокэ уже постриглась.