Страна наша Япония делится на шестьдесят шесть земель; из них под властью членов семейства Тайра находилось уже свыше тридцати, так что владели они больше чем половиной страны. А сколько было у них, кроме того, личных поместий, сколько полей и заливных и сухих, так и не счесть! Нарядные люди толпились в залах; казалось, Рокухара, усадьба Тайра, расцвела яркими цветами, кони и кареты гостей рядами стояли у ворот, и было там оживлённо и многолюдно, как на городском торжище. Золото из Янчжоу46, драгоценная яшма из Цзинчжоу, атлас из Уцзюня, парча из Шуцзяна - все сокровища были здесь на подбор, ни в чём не было недостатка. Широкий помост для плясок и песен, вазы для состязания в метании стрел47, водоёмы, где рыба превращалась в дракона...48 Пожалуй, ни в одном дворце любого из государей, будь то царствующий владыка или император, уже покинувший трон, не сыщешь подобной роскоши!
6
ГИО
Всю Поднебесную средь четырёх морей сжимал Правитель-инок в своей деснице; люди бранили его, порицали его поступки, но Правитель-инок, не внимая людской хуле, знай творил дела, одно чуднее другого. К примеру, жили в ту пору в столице сестры Гио и Гинё, прославленные певицы и танцовщицы "сирабёси", дочери Тодзи, тоже артистки. К Гио, старшей сестре, Правитель-инок воспылал необычайной страстью; немудрено, что и младшую Гинё все почитали и всячески ублажали. Для их матери Тодзи Правитель-инок приказал выстроить дом; каждый месяц доставляли туда сто коку риса и сто канъов49 денег. Семья жила в богатстве, веселии и довольстве.
Искусство "сирабёси" зародилось у нас давно, ещё в царствование императора Тобы, когда две танцовщицы - Сима-но Сэндзай и Вака-но Маэ - начали петь и плясать на людях. Сперва они выходили в белом мужском кафтане, в высокой придворной шапке, опоясавшись мечом с разукрашенной серебром рукоятью. Представление называлось "Мужская пляска". Постепенно, однако, от шапки и меча отказались, остался только белый кафтан. Оттого и назвали эти выступления "сирабёси" - "Пляска в белом".
Столичные танцовщицы сгорали от зависти и ревности, прослышав о счастье Гио. "Подумать только, как повезло этой Гио! - говорили завистницы. - А ведь она такая же дева веселья, как и мы! Любая была бы рада оказаться на её месте! Наверное, счастье сопутствует ей оттого, что её имя начинается словом "Ги" "божество"50. Не взять ли и нам такое же счастливое имя?" И находились девушки, менявшие свое имя на "Гиити", "Гини", "Гифуку" или "Гитоку". "При чём тут имя? - возражали ревнивицы. - Разве имя может принести счастье? Счастье зависит от судьбы. Знать, так уж ей на роду написано..." - и даже не пытались называть себя по-другому.
Миновало три года, и вот в столице появилась новая замечательная танцовщица, родом из края Kaгa; звали ее Хотокэ. По слухам, лет ей было шестнадцать. Вся столица - и благородные, и простолюдины - сходили по ней с ума. "С древних времён и до наших дней немало плясуний было на свете, твердили люди, - но столь совершенного искусства видеть ещё не доводилось!"
И сказала Хотокэ:
- Я известна на всю страну, но в усадьбу Правителя-инока меня не звали ещё ни разу... Какая обида! Что, если я поеду туда без приглашения? Никто не осудит меня за такой поступок, он в обычае дев веселья! - И в один прекрасный день она отправилась в усадьбу Тайра, на Восьмую Западную дорогу.
- Пожаловала госпожа Хотокэ, прославленная в столице! - доложили Правителю-иноку.
- Но ведь скоморохи должны являться только по зову - молвил Правитель-инок. - Слыханное ли дело, прийти так бесцеремонно, без приглашения? Кто бы она ни была, хоть богиня, хоть сам Хотокэ51, ей нечего делать в доме, где живёт Гио. Пусть тотчас же убирается восвояси!
Услышав столь грубую отповедь, Хотокэ собралась было уходить, но Гио за неё заступилась.
- Девы веселья приходят без приглашения, таков их обычай, - обратилась она к Правителю-иноку. - К тому же она ещё так молода и неопытна! Право, мне жаль её - бедняжка едва отважилась прийти к вам в усадьбу, а вы так жестоко гоните её прочь! Как ей, должно быть, больно и стыдно! Я не могу не сострадать ей ведь в прошлом я и сама подвизалась на этом поприще! Пусть неугодно слушать её песни или смотреть пляски, но окажите милость - хотя бы только примите её, а после можете отпустить! Во всяком случае, верните её, прошу вас!
- Ну, ежели ты так просишь за неё, - ответил Правитель-инок, - так и быть, я выйду к ней, прежде чем отправить обратно! - И он приказал воротить Хотокэ.
Услышав грубый отказ, госпожа Хотокэ уже уселась в карету, собираясь уехать, но, когда её позвали обратно, вернулась. Правитель-инок соизволил к ней выйти.
Я не принял бы тебя, если б не Гио, - сказал он. - Уж не знаю, почему, но она так за тебя просила, что пришлось согласиться. Ну, а коль скоро я согласился, так и быть, послушаем твоё пение. Спой же нам какую-нибудь песенку имаё!52
- Слушаюсь, - отвечала Хотокэ и запела: Впервые увидев тебя, повелитель,
Расправила ветви девица-сосна.
Под сенью дворца отведи ей обитель
Во веки веков не увянет она.
Взгляни, журавли опускаются стаей
На холм Черепаший53 в садовом пруду.
Резвятся они, беззаботно играя,
Знать, счастье написано нам на роду!
Так, повторив песню снова и снова, спела она три раза кряду. Её искусство привело в восторг всех присутствующих. Правителю-иноку тоже понравилось её пение.
- Ты, я вижу, мастерица петь песни! - сказал он. - Наверное, и в плясках искусна. Эй, позвать сюда музыкантов!
Музыканты явились. Хотокэ велела им бить в барабанчик, и начался танец.
Всем была хороша Хотокэ - и лицом, и осанкой, и прекрасными длинными волосами; у неё был чудесный голос, а движения гибкие, плавные. Могла ли не понравиться её пляска?! Она плясала так превосходно, что словами не скажешь! И дрогнуло сердце Правителя-инока, и воспылало новой страстью - к Хотокэ.
Но она отвечала ему:
- Что это значит? Недавно вы хотели прогнать меня, как дерзкую, незваную гостью, и только благодаря госпоже Гио возвратили уже с порога. Что скажет госпожа Гио, если я останусь в вашей усадьбе, что подумает она обо мне? Мне стыдно при мысли об этом! Отпустите меня, позвольте мне удалиться!