О встрече в сквере эти шестеро заранее не уславливались. Все получилось случайно. Загнав машины в гараж, разговорились у ворот Сергей Коромыслов и Коля Коротких. К ним подошел Федька, огорченный тем, что единственная среди таксистов женщина, Зоя Крупенева, презрительно отозвалась о его шоферских способностях, и теперь Федька испытывал жгучую и непреодолимую потребность поделиться своей обидой хоть с кем-нибудь и заодно поругать руководство таксопарка, которое берет баб на эту сугубо мужскую работу. Было и еще одно желание у него, о котором он и сам не догадывался, но жило оно где-то глубоко внутренне, вынуждая его искать собеседников, чтобы в их ответных, таких же усмешливых словах по отношению к Зое Крупеневой обрести на мгновение утраченную уверенность в себе, сгладить и смыть в душе неприятное ощущение неполноценности, возникшее после язвительных слов Зои.

Поэтому, едва обнаружив в Сергее и Николае именно, тех, кого искал, и желая еще и еще утвердиться в их и своих глазах, предложил он отправиться на знакомую лужайку и спрыснуть спокойно уходящий день.

Втроем идти было как-то несподручно. Сергей и Николай вдосталь наговорились сегодня, чуть не полдня околачиваясь в таксопарке из-за неповоротливых слесарей. Федьку же как собеседника они в расчет не брали молод еще, жизнь лаптями не хлебал, только слушать может, широко раскрыв рот, а что ему говорить-то, все старые байки были давно рассказаны, а новые не придумывались, настроение было не то.

Но тут с Фабричной вывернула серая "Волга", и все стоящие у ворот тут же признали в ней свою, а за рулем увидели говорливого и надежного напарника Василия Квочкина. Все разом замахали руками. "Волга", взвизгнув тормозами, остановилась, и Квочкин, понимающе оглядев компанию, сказал, не задумываясь: "Минутку, ребята, все ясно, машину загоню и от присутствия с вами не откажусь".

Федька ожил, стал о чем-то спорить с Николаем. Покопался в кармане, нащупывая две припасенные на всякий случай трешки, с которыми, признаться, расставаться ему не хотелось, такие они были новенькие, только из Госбанка, и, возможно, первыми попавшие именно к нему. Но это были деньги заработанные им, и поэтому Федька, нисколько не колеблясь, решил истратить их сейчас же, как только представится возможность.

Может быть, цепь роковых случайностей была бы нарушена, когда подошли к ним еще двое: однофамилец Федьки, длинноухий и узкоскулый Лешка Тарасов и его вечный спутник, маленький, какой-то весь неухоженный Витька Замирайло, от которого недавно с двумя детьми ушла жена, отчаявшись дождаться увидеть в Витьке Замирайло человека семейного и серьезного.

Они стали уговаривать пойти не к "Авангарду", где душно и жарко сейчас, где можно вполне нажить неприятности, если появятся несговорчивые дружинники, а развернуть баранку круто влево и отправиться к кладбищу, поваляться там в высокой траве, где чинно и мирно можно вдоволь набраться спиртного, а потом без всякого шума податься по домам.

Но и Федька, и Василий, и Николай уже вполне определенно настроились на сквер за кинотеатром "Авангард", и после недолгих препирательств, в которых Федька задавал тон, настояли на своем.

Так начался их путь навстречу трагической развязке, которая и чуть позже могла не состояться, и никто из этих шестерых никогда бы и не подумал, что так могло произойти.

...Пили и разливали быстро, не церемонясь, без тостов и обязательных в другой, более спокойной обстановке, речей. Похваливали принесенные Федькой сухари. Заедали огонь в горле тридцатикопеечной килькой, консервы которой неведомым гением были изобретательно названы "дружными ребятами". Время от времени кто-нибудь, испытывая потребность побродить, покидал компанию, подходил к кинотеатру, пошатываясь, спускался в овраг, на дне которого валялся выброшенный домашний скарб: обрывки старых газет, битые бутылки, поржавевшие колеса детских автомобилей и что-то еще. По возвращении ему наливались штрафные, он морщился, но пил, понимая, что компанию обижать нельзя.

Хмель быстро ударил им в голову. Деревья поплыли над улицей, вытанцовывая что-то свое. Гомон отдыхающих, толпящихся у входа в кинотеатр, потускнел и отдалился.

Федьку сгоняли за добавкой. Он немного поворчал, но, сникнув под распорядительными взглядами, мигом собрался, теша себя тем, что сможет перекинуться парой простых, но значительных фраз с бойкой продавщицей винного отдела, которая умела ответить так, что голос у Федьки начинал срываться, а в голове что-то отдаленно и приятно шумело.

Василий, ударяя себя в грудь, неведомо с кем заспорил. Его поначалу слушали, а потом заговорили вдруг все разом, перебивая и суетясь.

...Выяснилось, что все наличное выпито, а раскошеливаться никто не решался. Разве что Федька, раз и навсегда решивший доказать свою причастность к миру мужчин, но две его трешки давно уже перекочевали в ящик продавщицы винного отдела.

Все одновременно поднялись и пошли к узкой улочке Садовой, выбегающей слева из-за низких, вихрастых домишек, чтобы потом, простившись, разбрестись по домам, где привычно ждали семьи.

Над ними плыли выгоревшие крыши деревянных и кирпичных строений, пушисто распускали лапы карагачи, в огнях стоватных ламп расцвеченно стоял кинотеатр. Кого-то потянуло в сторону от нахоженной тропинки, и круг роковых совпадений замкнулся.

Когда они, прорвавшись сквозь кусты, перешли дорогу, Квочкин упал. Его спутники, еще ничего не поняв, столпились вокруг него и стали поднимать. Василий не шевелился, а под ним тускло расплывалась красная лужица, вбирая в себя дорожную пыль, прошлогодние листья, примятые, изжеванные окурки папирос.

Василий был мертв. Но чтобы это понять, людям, шедшим с ним, потребовалось еще несколько часов.

Так они стали подозреваемыми в убийстве.

Как всегда бывает в таких случаях, любопытные не заставили себя ждать. Тесное кольцо вокруг лежащего на земле Василия собралось быстро и все росло. Кто-то бросился вызывать "скорую" и милицию. В центре кольца, гомоня и нервно жестикулируя, стояли пятеро спутников Квочкина. Мнение толпы поначалу было едино - что парня этого, на земле, порезали его же друзья в пьяной ссоре, и антипатии окружающих к пятерым таксистам быстро нарастали.