Взломанный сейф был утоплен в реке.

Следователи лейтенант Мустафин и капитан Мухамедгалиев снова вызвали на допрос Кабалия. Он долго запирался, но, припертый к стенке неопровержимыми фактами и доказательствами, не выдержал и спросил:

- Но как вы все это могли узнать?

- А вы надеялись, что сейф утопите и концы в воду? На сей раз пословица вас подвела.

- Здорово умеете, - протянул он. - Что ж, записывайте. Со мной были Нодари Панцулая, Александр Гуртовский, Важико Бадзауга и Борис Гудовский.

Появились два новых имени: Панцулая и Гуртовский. Первый был через день задержан в Кургальджинском районе, а второго еще в самом начале операции взяли за другое преступление, и он сейчас находился в тюрьме.

Был найден еще один, и последний, соучастник грабительской шайки Лошкарев. У него Панцулая и Гуртовский спрятали свою долю награбленного. Все они признались в совершенно преступлении. В ходе выяснилось, что Бегунец к краже сейфа не причастен.

А.ШТУЛЬБЕРГ,

заместитель начальника отдела

МВД Казахской ССР

ТОВАРИЩ СЛЕДОВАТЕЛЬ

Был воскресный день. Гришка Сомов по кличке "Малый", сидя на жесткой койке, писал письмо, старательно выводя строчки.

Писал не торопясь: куда ему спешить? Думал, вспоминал и опять брался за ручку.

Это второе письмо за день - первое написал матери. Мать он никогда не забывал. Только много ли ей напишешь? Она старая, неграмотная, всегда рада и коротенькой весточке от непутевого сынка: жив, мол, здоров, чего и тебе, мамаша, желаю. Пока сижу, придет время - выйду. Осталось два года, пять месяцев и восемнадцать дней. Работаю нормально, может быть, сбавят срок...

Жене, Нонке, он не писал вообще. Старался забыть, не думать о ней. Надо же: только его, Гришку, посадили, как она, говорят, убежала жить к Бухину, лысому завхозу из ресторана. Хорошо еще, что не расписался с ней Гришка. Не хочет он о ней думать, а нет-нет и вспомнит. Красивая она, Нонка...

Друзей там, на воле, не осталось. Были, правда, приятели, но не такие, как надо. Только и крутились возле Гришки, когда у того рубли водились на водку с пивом да на шашлык. Сам, конечно, виноват. Дружков подбирал возле кабаков. Им он писать не будет.

"И почему меня "Малым" прозвали? - думает Сомов. - Рост - дай боже каждому, метр семьдесят шесть. Вес тоже хороший. Здесь, в колонии, даже поправился, хоть харчи, конечно, не те. Ни тебе шашлыка, ни бифштексов.

Но ведь подумать: два года, шесть месяцев и двенадцать дней в рот горькую не берет, курить бросил, на работе лучше многих других вкалывает, даже портрет его Петро-художник нарисовал в стенгазете. Похожий. А называют "Малым". Наверное, за характер: мягкий он парень, уступчивый. И добрый..."

Лежит на койке Гришка, думает, вспоминает. Пишет человеку, которого должен бы за врага своего лютого считать. И ответы получает. Хорошие ответы, как от отца родного, хоть и молодой он, следователь Аргинбаев, майор милиции.

А Гришка пишет:

"Гражданин следователь, друг Аргинбаев! Никогда не изгладится в моей памяти ваша человечность. Хоть я и бывший ваш пленник, но пишу вам которое уже письмо: этого требует моя совесть. Я всегда вспоминаю вас как доброго, душевного и честного человека и шлю еще и еще раз благодарность за то, что вы меня своевременно арестовали. Ведь могло быть куда хуже..."

Вспоминает Гришка, как выпивали они втроем в шашлычной недалеко от вокзала. Он, Юрка и Костя. Пропивали последнюю пятерку - Гришка занял у уборщицы Нины. Она всегда выручала, когда нужда в деньгах была.

Костя - самый бывалый из них - выпил стакан, закусил шашлыком с луком и загадал загадку: где бы еще денег достать? Да не трояк, не пятерку какую-то, а настоящих денег. Густых.

Юрка первый заговорил про магазин на рынке. Шустрый парень: в городе без году неделя, а на тебе, присмотрел магазин, изучил обстановку.

"Хорошо бы его "сообразить", - говорил Юрка, - промтоварный этот магазинчик. Обуви туда много привезли, с утра очередь была. Сейчас уже покупателей нет, а выручка вся там, в магазине, инкассатор только вечером приедет.

Вспомнил все это Гришка и судорожно вздохнул. Тогда ведь тоже воскресенье было - 11 декабря. Ветер мел по улицам Кзыл-Орды снежную пыль, а он гулял на воле. Жил, вроде бы, неплохо: слесарил на комбинате, хорошо зарабатывал, Нонка у него была...

Только вот из-за нее пить стал много, после того, как бросила Нонка комбинат и пошла в ресторан, официанткой. Домой стала приходить за полночь, вертелись возле нее всякие-разные, заглядывались, провожать предлагали. Глаза у Нонки большие, карие и золотистые, губы полные, а фигура, как у артистки, фотографию которой Гришка вырезал из журнала "Новый фильм".

Там, на воле, никогда газет Гришка не читал. Некогда было: все больше по пивным. А здесь журналы выписал: "Новый фильм", "За рулем", "Вокруг света". И газету "Известия". Читает статьи, рассказы про разные страны, про хороших, смелых людей. Интересно.

И обидно за себя, что раньше на все смотрел сквозь пальцы.

В колонии учиться пошел в восьмой класс. После работы. Воспитатель, начальник отряда капитан Роговой Николай Иванович, говорит: "Какие твои годы, Сомов, еще и институт окончишь."

Да что там институт... Скорее бы на волю: мать повидать, на работу поступить хорошую - к станку или шофером.

Быть бы ему потверже, порешительней. Не пить бы с первыми встречными-поперечными, не распускать слюни. Да и горя, если хорошо подумать, никакого не было, так, дурость одна.

Нет же, пошел, покатился, связался с этими двумя залетными, решился с ними на лихое дело. Легких рублей захотелось, а они ох какие липкие и злые, легкие деньги! Хорошо еще, что дело вел Аргинбаев. Сумел заглянуть в душу, многое про него, Гришку, узнал. А то отбывать бы "Малому" длинный срок и загорать на строгорежимной коечке.

Опять пошли воспоминания. Что же было дальше в то далекое декабрьское воскресенье?

...Ветер гнал по улицам колючую поземку, крепчал мороз, и люди спешили домой. А они, Гришка, Костя и Юрка, пришли на рынок.

Укрылись за глинобитным дувалом, закурили, и Костя распределил роли.