Как Насиб нанял кухарку, или о сложных путях любви

Насиб оставил позади базар, где уже разбирали палатки и увозили товары, и прошел между железнодорожными постройками. У подножия холма Конкиста находился невольничий рынок. Так в свое время кто-то прозвал это место, где беженцы останавливались лагерем в ожидании, пока их наймут на какую-нибудь работу. Название пристало, и теперь никто не называл это место иначе. Здесь собирались бежавшие от засухи сертанежо, самые бедные из тех, что покинули свои дома и земли, откликнувшись на зов какао.

Фазендейро осматривали новое пополнение, похлопывая плеткой по сапогам. Сертанежо пользовались славой хороших работников.

Истощенные и изголодавшиеся мужчины и женщины ожидали. Вдалеке они видели базар, где продавали все что угодно, и надежда наполняла их сердца. Они сумели одолеть дороги, каатингу, справиться с голодом, со змеями, с эпидемиями и усталостью. Они достигли земли обетованной, им казалось, что нищете пришел конец. Прежде они слышали страшные истории об убийствах и насилиях, но знали и о том, что цены на Какао растут, что люди, прибывшие, как и они, из сертана истощенными до последней степени, теперь расхаживают в блестящих сапогах, держа в руках плетки с серебряными ручками, — хозяева какаовых плантаций.

Вдруг на базаре вспыхнула ссора, сбежался народ, в последних лучах солнца сверкнул нож, крики донеслись и до невольничьего рынка. Всякий раз базар кончался пьяной дракой. Оттуда, где стояли сертанежо, послышались мелодичные звуки гармоники, женский голос запел.

Полковник Мелк Таварес сделал знак игравшему на гармонике, тот перестал играть.

— Женат?

— Нет, сеньор.

— Хочешь с ними работать у меня? — Он указал на уже отобранных людей. Хороший музыкант никогда не помешает на фазенде. С ним праздники веселей… — Полковник самоуверенно засмеялся; про него говорили, что он, как никто, умеет выбирать работников. Его фазенды находились в Кашоэйре-до-Сул, и сейчас большие лодки уже дожидались его на реке у железнодорожного моста.

— А кто вам нужен? Агрегадо^[51] или эмпрейтейро^[52]?

— Все равно. У меня есть леса, которые нужно корчевать, так что нужны и эмпрейтейро.

Сертанежо предпочитали работать в качестве эмпрейтейро на разбивке новых какаовых плантаций, что давало им возможность зарабатывать деньги, которыми они могли свободно распоряжаться.

— Хорошо, сеньор.

Заметив Насиба, Мелк пошутил:

— Обзавелись плантацией, Насиб, пришли нанимать батраков?

— Куда мне, полковник… Я ищу кухарку, моя сегодня уехала…

— А что вы скажете о случившемся? — Все это так неожиданно…

— Я уже заходил к Амансио обнять Жезуино… Я ведь сегодня с этими людьми уезжаю на фазенду. — Он показал на отобранных людей, стоявших неподалеку от него. — Теперь, раз наступила солнечная погода, урожай будет богатейший. Сертанежо хорошие работники, не то что здешние. Грапиуна не любит браться за тяжелый труд, ему больше по душе слоняться по городу…

Еще какой-то фазендейро обходил группы беженцев. Мелк продолжал:

— Сертанежо не боится труда, он хочет заработать. В пять утра он уже на плантации, а бросает мотыгу лишь поздно вечером. Если у них есть фасоль и сушеное мясо, кофе и кашаса, они довольны. По мне, нет работника, который мог бы сравниться с сертанежо, — заключил он авторитетно, Насиб осмотрел людей, нанятых полковником, и одобрил его выбор. Фазендейро в сапогах, тоже нанимавший работников на плантацию, позавидовал Мелку.

Что касается Насиба, то он искал лишь женщину, не очень молодую, серьезную, которая могла бы убирать его маленький дом на Ладейре-де-Сан-Себастьян, стирать белье, готовить для него, а также закуски и сладости для бара. На уборку и готовку у нее, конечно, будет уходить целый день.

— Кухарку здесь найти нелегко… — сказал Мелк.

Инстинктивно Насиб искал среди сертанежо женщину, которая походила бы на Филомену, была бы приблизительно того же возраста и такая же ворчливая.

Полковник Мелк пожал Насибу руку, нагруженные лодки ожидали его.

— Жезуино поступил правильно. Он человек чести…

Насиб тоже сообщил новость:

— Оказывается, приезжает инженер для обследования бухты.

— Я уже слышал об этом. Но он только время потеряет, с этой мелью ничего нельзя сделать…

Насиб бродил среди сертанежо. Старые и молодые с надеждой бросали на него взгляды. Женщин было мало, и почти все с детьми, уцепившимися за их юбки.

В конце концов он заметил женщину лет пятидесяти, рослую и крепкую.

— Муж остался на дороге, сеньор…

— Готовить умеешь?

— Только простые кушанья.

Боже мой, где найти кухарку? Не может же он и дальше платить сестрам Рейс такие безумные деньги.

И ведь надо же, как нарочно, в баре много посетителей: сегодня убийство, завтра похороны… Мало того, ему теперь придется завтракать и обедать в гостинице Крэльо, есть его безвкусную стряпню. Надо будет, очевидно, выписать кухарку из Аракажу, оплатив ей проезд. Насиб остановился перед старухой, настолько древней, что вряд ли она смогла бы дойти до его дома — умерла бы по дороге. Она опиралась на посох; и как только ей удалось прошагать путь до Ильеуса?

Она дошла, хотя ничего, кроме беспокойства, она уже не может доставить людям, такая старая и высохшая, совсем развалина. Сколько горя в мире!..

В этот момент появилась другая женщина, одетая в жалкие лохмотья, покрытая грязью настолько, что невозможно было разглядеть черты ее лица и определить возраст; пропыленные волосы ее были растрепаны, ноги босы. Она принесла кружку с водой и отдала ее в дрожащие руки старухи, которая с жадностью стала пить.

— Да вознаградит тебя бог…

— Не за что, бабушка… — У нее был голос молодой девушки, возможно, тот самый голос, что распевал песню, когда пришел Насиб.

Полковник Мелк и его люди исчезли за вагонами железной дороги, только гармонист остановился на миг и помахал рукой на прощанье. Женщина подняла руку и тоже помахала в ответ. Затем снова повернулась к старухе и взяла у нее пустую кружку. Она хотела уйти, но Насиб, которого так поразила эта сгорбленная старуха, спросил: — Это твоя бабушка?

— Нет, сеньор. — Она остановилась и улыбнулась, и только тут Насиб убедился, что она действительно молода, — глаза ее заблестели, когда она рассмеялась. — Мы ее встретили по дороге, дня четыре назад.

— Кто это мы?

— А вон… — Она указала пальцем на группу беженцев и снова рассмеялась чистым, хрустальным смехом — Мы шли вместе, мы все из одних краев. Засуха убила там все живое, высушила всю влагу, деревья превратились в хворост. Потом мы встретили других людей. Они тоже спасались.

— У тебя есть родственники?

— Нет, сеньор. Я совсем одна на свете. Со мной шел дядя, да отдал богу душу, не дойдя до Жеремоабо. Чахотка… — И она опять засмеялась, будто в этом было что-то смешное.

— Это не ты недавно пела?

— Я, сеньор. Тут был парень с гармоникой, его наняли на плантацию, он говорит, что разбогатеет в этих краях… Когда поешь, забываешь о плохом…

Она держала кружку в руке, а руку уперла в бедро Насиб силился разглядеть ее сквозь слой пыли. Она казалась сильной и крепкой.

— Что ты умеешь делать?

— Все понемногу, сеньор.

— Стирать?

— Ну, кто этого не умеет? — удивилась она. — Была бы вода и мыло. — А готовить?

— Я служила кухаркой в богатом доме… — И снова засмеялась, словно вспомнив что-то веселое.

Возможно потому, что она смеялась, Насиб решил, что она ему не подходит. Изголодавшиеся люди из сертана способны наврать все что угодно, лишь бы получить работу. Что она могла приготовить? Зажарить солонину и сварить фасоль — вот и все. Ему была нужна женщина пожилая, серьезная, чистоплотная и работящая, такая, как старая Филомена. И прежде всего она должна быть хорошей кухаркой, знать толк в приправах, уметь готовить сладости. Девушка продолжала стоять, ожидая чего-то и глядя ему в лицо. Насиб махнул рукой, не найдясь, что сказать.