— Здесь была перестрелка между Онофре и жагунсо сеньора Амансио Леала… Погибло тогда человек десять.

В этом краю, чтобы заработать денег, надо не бояться работы. Да, он заработает денег и вернется в город на розыски Габриэлы. Он должен найти ее во что бы то ни стало.

— Да не думай ты о ней, выкинь ее из головы, — посоветовал Фагундес. Взгляд негра старался проникнуть в темную селву, голос его стал мягче, когда он заговорил о Габриэле. — Выкинь ее из головы. Она не для нас с тобой. Она не такая, как эти шлюхи…

— Нет, не могу я о ней не думать, даже если б и захотел. Не могу я ее забыть.

— Ты с ума сошел! Такая женщина не станет жить с тобой долго.

— Что ты болтаешь?

— Не знаю… Но, по-моему, это так. Ты можешь с ней спать и делать что угодно. Но владеть ею, стать ее хозяином, как ты стал бы хозяином другой женщины, тебе никогда не удастся, да и никому другому тоже.

— Почему?

— Черт его знает почему. Этого я не могу тебе объяснить.

Да, негр Фагундес прав. Ночью они спали вместе, а на другой день она будто и не помнила об этом, смотрела на него так же, как на других, и говорила с ним так же, как с другими. Будто это ничего не значило…

Мрак покрывает и окружает лодку, селва будто надвигается и смыкается над ними. Крик совы прорезает ночь. Ночь без Габриэлы… без ее смуглого тела, без ее беспричинного смеха, без ее алых, как плод питанги, губ… Даже не попрощалась. Странная девушка.

Страдание нарастает в душе Клементе. Внезапно его охватывает уверенность, что он никогда больше не увидит ее, не будет держать в своих объятиях, прижимать к груди, никогда не услышит больше ее любовных стонов.

В ночной тишине раздался громкий голос полковника Мелка Тавареса. Он обратился к Клементе:

— Сыграй-ка нам что-нибудь повеселей, парень, Чтоб время скоротать.

Клементе взялся за гармонику. Из-за деревьев над рекою поднималась луна. Он видел перед собою лицо Габриэлы. Поблескивали вдали огоньки фонарей. В музыке послышался плач отчаявшегося, навеки оставшегося одиноким Клементе. В селве, в лунном свете, смеялась Габриэла.

Заснувшая Габриэла

Насиб привел ее в свой дом на Ладейре-де-Сан-Себастьян. Не успел он вставить ключ в замочную скважину, как дрожащая дона Арминда показалась в окне.

— Подумать только, сеньор Насиб! Казалась такой приличной, порядочной особой, каждый день ходила в церковь. Вот почему я всегда говорю… — Тут она заметила Габриэлу и не закончила фразы.

— Вот нанял прислугу. Будет стирать и готовить.

Дона Арминда оглядела беженку с головы до ног, как бы снимая с нее мерку и оценивая. Потом предложила свою помощь:

— Если тебе, девочка, что-нибудь понадобится, кликни меня. Соседи ведь для того и существуют, чтобы помогать друг другу, не так ли? Только сегодня вечером меня не будет. Спиритический сеанс у кума Деодоро, покойный муж будет беседовать со мной… И, возможно, даже появится Синьязинья… — Ее глаза перебегали с Габриэлы на Насиба. — Девушка, а? Больше не хотите старух, вроде Филомены… — Она засмеялась с понимающим видом.

— Никого другого не удалось найти…

— Так вот, я начала говорить, что для меня это не было неожиданностью, я как-то встретила дантиста на улице. В этот день, по совпадению, был сеанс, как раз неделю тому назад. Я взглянула на доктора Осмундо и тут же услышала голос покойного мужа, он говорил: «Вот он, но не верь, он мертв». Я подумала, что покойник шутит. Только сегодня, когда я узнала об убийстве, я поняла, что муж меня предупреждал.

Дона Арминда повернулась к Габриэле. Насиб уже вошел в дом.

— Если что понадобится, зови меня обязательно. Завтра поговорим. Я всегда тебе помогу, ведь сеньор Насиб мне как родной. Он хозяин моего Шико…

Насиб показал Габриэле комнату во дворе, которую раньше занимала Филомена, и сказал, что она должна делать: убирать дом, стирать белье, стряпать для него.

Но он ничего не сказал о сладостях и закусках для бара, надо сначала посмотреть, как она вообще умеет готовить. Показал ей кладовку, где Разиня Шико оставлял провизию, купленную на базаре.

Он торопился — наступал вечер, бар скоро снова заполнится посетителями, а ему еще надо пообедать.

В гостиной Габриэла широко открытыми глазами смотрела из окна на вечернее море, она его видела впервые.

Насиб сказал ей на прощанье:

— И вымойся, тебе надо привести себя в порядок.

В гостинице Коэльо он встретил Мундиньо Фалкана, капитана и доктора, обедавших вместе. Насиб, конечно, подсел к их столу и тут же рассказал про кухарку. Те слушали его молча. Насиб понял, что прервал какую-то серьезную беседу. Они немного поговорили о сегодняшнем убийстве, и, едва Насиб приступил к еде, друзья, которые к тому времени, уже закончили обед, удалились. Он остался в раздумье. Безусловно, эти трое что-то затевают. Но что, черт возьми?

В баре в тот вечер Насибу пришлось побегать. Он метался как белка в колесе, все столики были заняты, все хотели поговорить о событиях дня. Часам к десяти появились капитан и доктор в сопровождении Кловиса Косты, директора «Диарио де Ильеус». Они пришли от Мундиньо Фалкапа и объявили, что экспортер придет в «Батаклан» на дебют Анабелы около полуночи.

Кловис и доктор говорили вполголоса. Насиб напряг слух.

За другим столиком Тонико Бастос рассказывал о роскошном, изысканном обеде у Амансио Леала, на который были приглашены друзья Жезуино Мендонсы, в том числе и Маурисио Каирес, взявший на себя защиту полковника. Это был настоящий банкете португальским вином и обильной, вкусной едой. Ньо Гало нашел, что это гнусно. Тело жены еще не остыло, и муж не имеет права… Ари Сантос рассказывал, как отпевали Синьязинью в доме ее родственников: это была грустная и бедная заупокойная служба, на которой присутствовало человек пять-шесть. С Осмундо поступили еще хуже. В течение нескольких часов у тела дантиста дежурила только служанка. Ари побывал там, ведь он, в конце концов, был знаком с покойным, они вместе посещали собрания общества Руя Барбозы.

— Попозже и я схожу к нему… — сказал капитан. — Он был хорошим парнем и, безусловно, талантливым. Писал превосходные стихи…

— Я тоже пойду, — поддержал его Ньо Гало.

Насиб из любопытства отправился вместе, с ними в дом Осмундо, пошел и еще кое-кто. Было около одиннадцати, и посетителей в баре становилось меньше.

Бедный Осмундо улыбался на смертном ложе, скрестив посиневшие руки. Насиб был взволнован.

— Ему попали прямо в грудь. В самое сердце.

Потом Насиб все же пошел в кабаре, чтобы посмотреть танцовщицу и чтобы забыть про мертвеца. Он уселся за один столик с Тонико Бастосом. Вокруг танцевали. В другом зале, через коридор, напротив, шла игра. Уже было довольно поздно, когда к ним подсел Эзекиел Прадо. Он ткнул указательным пальцем в грудь Насиба.

— Мне сказали, что у вас романчик с этой косенькой? — показал он на Ризолету, танцевавшую с коммивояжером.

— Романчик? Просто я вчера провел с нею ночь, вот и все.

— Ну и хорошо, а то я не люблю мешать интрижкам друзей. Но если… Она ведь классная девчонка, не так ли?

— А как же Марта, сеньор Эзекиел?

— Она совсем спятила, я даже ее побил. Сегодня не пойду к ней.

Он взял у Тонико стакан и опорожнил его залпом.

Ссоры адвоката и его любовницы, блондинки, которую он содержал уже несколько лет, были в городе дежурным блюдом, они повторялись каждые три дня. Чем больше он ее бил, когда напивался, тем сильнее она привязывалась к нему. Она была страстно влюблена в Эзекиела и разыскивала его по кабаре, по публичным домам и вытаскивала иногда из постели другой женщины. Семья адвоката жила в Баие, с женой он разошелся.

Эзекиел Прадо поднялся, покачиваясь пробрался среди танцующих и оттащил Ризолету от ее партнера.

Тонико Бастос объявил:

— Сейчас будет драка.

Но коммивояжеру была известна скандальная слава Эзекиела, он оставил Ризолету и поискал глазами другую женщину. Ризолета рванулась было к коммивояжеру, но Эзекиел сжал ей кисти рук и обнял ее.