Поэтому центральные академические институты часто и плодотворно сотрудничали с бакинцами, а признанным авторитетом в Баку был, разумеется, Алиовсат Гулиев, к которому москвичи и ленинградцы постоянно обращались за советами, консультациями.
"Все, что сделано историками, - вспоминает Диляра Сеидзаде, фактически сделано в его время. Жизнь института была настолько насыщенной, что все мы каждый день, каждый час работали. У нас постоянно проходили какие-то заседания, приезжали гости из других городов или мы готовились к какому-то событию. При этом каждый сотрудник имел конкретное поручение, ему отводилась определенная роль. Таким образом, никто не оставался в стороне от этого события. Алиовсат Гулиев умел так организовать дело, чтобы человек рос, набирался опыта, прислушивался, участвовал в общей работе, чувствовал какую-то ответственность. Если приезжал какой-то гость, Алиовсат муаллим обязательно собирал всех сотрудников, знакомил их с гостем и гостя с ними. Это помогало в дальнейшем для налаживания контактов и сотрудничества. Институт работал, как единый организм, как один коллектив".
При этом Алиовсат Гулиев умел принимать столичных гостей. Все они обязательно бывали у него дома в Баку, а многих он возил на свою родину - в Сальяны, где у его сестры Сафуры была даже отведена специальная комната для гостей Алиовсата.
Не ограничиваясь этим, Алиовсат муаллим организовывал для гостей поездки по Азербайджану, в которых их обязательно сопровождали сотрудники института, хорошо знающие те места. Гостей возили в Ленкорань, Масаллы, Кубу, одна группа отправлялась на север, другая - на юг. А уж там их ждал заранее подготовленный прием по всем правилам восточного гостеприимства.
Пользуясь укрепляющимися связями, Алиовсат Гулиев отправлял своих сотрудников учиться в Москву и Ленинград.
Столичные ученые тоже старались не оставаться в долгу. Свидетельством таких прочных связей может служить сохранившееся в архиве Института истории Азербайджана письмо ленинградского ученого Игоря Михайловича Дьяконова[31], которое мы приводим полностью, потому что в нем ощущается живое биение пульса того времени.
"Ленинград, 2 декабря 1952 г.
Глубокоуважаемый Алиовсат Наджафович!
Получил Ваше письмо в то самое время, как сидел и писал письмо Вам. Вынул его из машинки и теперь пишу новое.
Отзыв на работу тов. И. Алиева я напишу. К сожалению, Вы не ставите мне никакого срока, и я не знаю, когда она Вам нужна. Во всяком случае, я долго это дело не задержу.
Что касается моего приезда в Баку для участия в редактировании первого тома "Истории Азербайджана", то, как я уже писал Вам, мне было бы в высшей степени нежелательно сейчас прервать работу над монографией, которая идет полным ходом. Полагаю, что вчерне она будет готова в феврале; затем потребуется еще некоторое время для того, чтобы привести ее в такой вид, чтобы она могла обсуждаться. Поэтому было бы хорошо, если мне не пришлось бы уезжать из Ленинграда до второго квартала. Если это можно сообразовать с Вашими планами по поводу меня, то я был бы Вам чрезвычайно благодарен, если бы Вы нашли возможным предоставить мне этот срок. И по другой моей службе выехать раньше апреля мне будет чрезвычайно трудно. Но, быть может, Вы могли бы прислать мне указания и хотя бы часть материалов, чтобы я мог работать здесь? Впрочем, конечно, лучший выход был бы, если бы я сначала кончил монографию. Ведь по нашей договоренности с Институтом в Баку я не должен был участвовать в работе по "Истории Азербайджана" до окончания монографии.
Вы спрашиваете, что я посоветую в смысле ориентировки работы Играра Алиева на будущее время. К сожалению, я незнаком с характером квалификации тов. Алиева. По моему глубокому убеждению, историк должен писать только о том материале, источниками по которому он может пользоваться в подлиннике. Это, очевидно, и должно определить профиль дальнейших работ тов. Алиева. Если ему хочется продолжать свои этногенетические работы, то первоочередным я считал бы для него ознакомление со сравнительно-историческим методом в языкознании и с теми теоретическими и методологическими работами по лингвистике, особенно по языковому сравнению и проблеме языковых семей, а также по этногенезу, которые сейчас выходят у нас, в свете работ тов. Сталина по языкознанию, в большом количестве. Иначе сейчас по этногенезу работать нельзя, получится в лучшем случае дилетантство, а в худшем "гадание на кофейной гуще" по Марру. Сопоставлять какие-либо языки невозможно без основательного знания сравнительной и исторической грамматики соответствующих языков. Конечно, я не имею в виду работы учебной; но сама научная тема должна быть сформулирована таким образом, чтобы включать основательную проpaботку соответствующей литературы. Например, "Методы установления языкового родства в советском языкознании и проблемы этногенеза народов древнего Азербайджана", "Критика реакционных турецких теорий родства тюркских языков с древне-восточными и советская методика этногенетических исследований (К вопросу об этногенезе народов Древнего Азербайджана)". Последняя тема мне кажется особенно полезной, как в силу своей острой актуальности, так и потому, что предполагает серьезные занятия исторической и сравнительной грамматикой - область, к которой тов. Алиев, - как видно по его рукописи, - по-прежнему, как и в Марровские времена, питает пренебрежение. Если же т. Алиев предпочитает более конкретное исследование материала топонимики и собственных имен Мидии, то ему следует, как мне кажется, перейти от периода IV-VII веков до н.э., которым он до сих пор занимался, и где проблемы стоят чрезвычайно сложно и требуют хорошего знания многих древних языков и разновидностей клинописи, и где сам материал исключительно туманен, к периоду VI-III веков до н.э., представленному прекрасным и очень ясным материалом древне-персидских надписей и античных авторов. Повторяю, все дело прежде всего в характере имеющейся у тов. Алиева подготовки.
Теперь важное дело: за мной до сих пор снимки Бехистунской надписи. Я хожу регулярно, как на службу, по этому делу, но волокита тут просто невообразимая. Скоро, я надеюсь, эти снимки будут уже у Вас, но на будущее время должен посоветовать Вам такие заказы направлять в Ленинград и Москву через президиум АН Аз.ССР, который много заказывает таким способом в наших библиотеках. Еще лучше приобрести рублей за 500 проекционный аппарат для микрофильмов - это позволит дешево приобрести репродукции десятков, если не сотен самых нужных и самых редких книг и тем самым значительно пополнить возможности библиотек Баку. Так делают институты Сталинабада[32], как мне известно. А так сейчас я предстаю перед соответствующими организациями в качестве частного лица, и это очень мало способствует успеху дела.
Это дает мне повод перейти еще к одному исключительно важному делу. Как Вам, может быть, известно, у меня нет никаких документов, удостоверяющих, что я работаю у вас. Это полбеды, так как я имею в Ленинграде социальное положение и помимо того. Гораздо хуже с нашими молодыми товарищами - Кемалом Алиевым и Юсифовым. Им выдали в канцелярии института какую-то бумажку из тех, которые называются "филькиными грамотами", и они встречаются здесь с бесконечным количеством трудностей. В любой библиотеке, в любом домоуправлении, в милиции, в военкомате эта бумажка не действует. Необходимо удостоверение по всей форме, а также командировочное удостоверение или справка о прикомандировании их в Ленинград. А то военком грозится, например, мобилизовать Алиева еще до Нового года. Это совершенно срочное дело.
Другое дело, тоже очень важное: по плану, Алиеву и Юсифову необходимо работать по библиографии древней истории Азербайджана, а для этого им необходимо пользоваться некоторыми справочными изданиями, которые находятся в спецхране. Для выполнения ими производственного плана необходимо, чтобы Вы прислали (лучше всего мне) ходатайства в университетскую библиотеку им М. Горького при ЛГУ им. А.А. Жданова, в Государственную публичную библиотеку им. М.Е. Салтыкова-Щедрина и в библиотеку Академии наук о допущении т.т. Алиева и Юсупова (Юсифова) к работе с библиографическими материалами и журналами по истории Востока (на русском языке), находящимися на спецхранении, сроком на 1953 год.