Вдругъ мысль о докторe Браунe ужалила Николая Петровича. "Какая ерунда!" -- сказалъ себe онъ.

-- Не преувеличивайте значенiя моихъ словъ,-- уже спокойно, даже съ нeкоторымъ сожалeнiемъ, отвeтилъ Федосьевъ.-- Я сказалъ вамъ, что это только одна изъ возможностей, если хотите, возможность чисто теоретическая. Вы изволили мнe возразить: это совершенно неправдоподобно. Ваши слова меня, каюсь, задeли и я изложилъ вамъ -- слишкомъ пространно,-- почему я такую возможность совершенно неправдоподобной не считаю.

-- Значить, вы не настаиваете на своемъ подозрeнiи? -- спросилъ Яценко. {323}

-- Нeтъ, теперь не настаиваю,-- отвeтилъ нехотя Федосьевъ.-- Да я и прежде только смутно подозрeвалъ... Во всякомъ случаe вамъ виднeе. И, добавлю, теперь это ужъ никакъ не мое дeло, -- сказалъ онъ, улыбаясь.-Разрeшите подeлиться съ вами маленькимъ секретомъ, вы о немъ завтра прочтете въ газетахъ. Мои услуги признаны ненужными русскому государству, и я ко всеобщей радости уволенъ въ чистую отставку, съ мундиромъ и пенсiей, но больше ни съ чeмъ.

"Вотъ оно что!" -- подумалъ Николай Петровичъ.-- "То-то онъ такъ демониченъ... Что-жъ, не сочувствiе же ему выражать, въ самомъ дeлe".

-- Очень быстро у насъ идутъ теперь перемeны,-- уклончиво сказалъ Яценко.

-- Да, мы не засиживаемся. Очевидно, высшее правительство совершенно увeрено въ своей силe, прочности и государственномъ искусствe. Слава Богу, конечно... Да, такъ видите ли, я не считалъ себя вправe оставлять своему преемнику дeло о Загряцкомъ. Я эту кашу заварилъ, я ее долженъ былъ и расхлебать. Скажу еще, что Загряцкiй значится не за охраннымъ отдeленiемъ, тамъ о немъ ничего не знаютъ, вы о немъ тамъ и не справляйтесь. А у меня онъ извeстенъ только подъ кличкой "Брюнетка", которую я поэтому также вынужденъ вамъ открыть.

-- "Брюнетка",-- повторилъ Яценко. Оставившее его было раздраженiе вновь имъ овладeло. -- Не могу, однако, не сказать Вашему Превосходительству, что вы напрасно называете ваши дeйствiя расхлебыванiемъ каши. Напротивъ, расхлебывать ее придется намъ, а эта каша съ "Брюнетками" невкусная, Ваше Превосходительство.

-- Очень сожалeю, что доставилъ вамъ огорченiе. Впрочемъ, оно вeдь не такъ ужъ велико? Прокуратура направитъ дeло къ дослeдованiю въ {324} порядкe 512-й статьи. Это, навeрное, не можетъ повредить вашей репутацiи, она достаточно прочна... Я все-таки хотeлъ бы и очень бы васъ просилъ, чтобы настоящая роль Загряцкаго осталась неразоблаченной. Очень бы просилъ, Николай Петровичъ... Но если, какъ я боюсь, это окажется практически невозможнымъ,-- вставая, сказалъ онъ съ подчеркнутой иронiей,-- то вeдомству вашему, да и лично вамъ, тревожиться нечего. Вся одiозность дeла вeдь падетъ на наше вeдомство, точнeе на вашего покорнаго слугу. Вамъ, напротивъ, обезпечено общественное сочувствiе, которое по нынeшнимъ временамъ всего важнeе... Прощайте, Николай Петровичъ, я у васъ засидeлся.

Яценко, съ трудомъ сдерживаясь, сухо простился съ посeтителемъ. Онъ счелъ, впрочемъ, необходимымъ проводить его до дверей корридора именно въ виду отставки и опалы Федосьева.

-- Да, кстати,-- добавилъ у двери Федосьевъ, не трудитесь искать убiйцу по дактилоскопическому снимку. Это рука околодочнаго, который производилъ дознанiе. Да, да, да... Онъ по неосторожности прикоснулся къ бутылкe... Околодочный Шавровъ... Я случайно выяснилъ... Прощайте, Николай Петровичъ,-любезно, почти ласково повторилъ онъ, выходя изъ камеры.

Яценко растерянно смотрeлъ ему вслeдъ.

VIII.

Банкетъ по случаю двадцатипятилeтняго юбилея Кременецкаго долженъ былъ состояться въ одномъ изъ лучшихъ ресторановъ, въ большой залe, вмeщавшей около трехсотъ человeкъ. Еще за нeсколько дней до банкета запись желающихъ {325} принять въ немъ участiе была прекращена по отсутствiю мeста. Хотя въ февралe было еще нeсколько юбилеевъ, день, выбранный для чествованiя, оказался удачнымъ и не совпалъ ни съ какой другой общественной или театральной сенсацiей. Газетная подготовка юбилея прошла отлично: замeтки въ печати, вначалe глухiя, въ двe-три строки, потомъ понемногу все болeе подробныя, появлялись часто. У Семена Исидоровича были враги въ адвокатскомъ мiрe. Но въ газетныхъ кругахъ, гдe онъ былъ чужой, къ нему въ общемъ относились хорошо. Онъ часто выступалъ въ судe по литературнымъ дeламъ и въ этихъ случаяхъ неизмeнно отказывался отъ гонорара, даже тогда, когда его подзащитные были люди со средствами. Правда, доброе отношенiе къ Кременецкому у нeкоторыхъ старыхъ журналистовъ сочеталось съ насмeшкой. Такъ, Федоръ Павловичъ, секретарь газеты "Заря", принималъ замeтки объ юбилеe съ ругательствами; но все же принималъ ихъ и печаталъ на видномъ мeстe. Въ правыхъ газетахъ Семенъ Исидоровичъ тоже злобы не возбуждалъ.

Комитета по устройству юбилея было рeшено не образовывать, такъ какъ при этомъ неизбeжны были жестокiя обиды. Все дeлалось способомъ семейнымъ, безымяннымъ. Главная тяжесть работы выпала на долю Тамары Матвeевны и Фомина; имъ помогали близкiе друзья дома. Въ теченiе мeсяца, предшествовавшаго юбилею, у Тамары Матвeевны, кромe чисто дeловыхъ засeданiй, происходили и небольшiе обeды въ тeсномъ кругу. Самъ Семенъ Исидоровичъ, разумeется, не присутствовалъ на засeданiяхъ, а съ обeдовъ рано уeзжалъ, ссылаясь на неотложныя дeла. Но Тамара Матвeевна по вечерамъ наединe подробно все сообщала мужу и узнавала его мнeнiе, которое онъ, впрочемъ, всегда высказывалъ отрывисто и {326} уклончиво, ибо его это дeло совершенно не касалось.

Работа была трудная и сложная. Постоянно возникали новые вопросы, то мелкiе, техническiе, то серьезные и принципiальные. Такъ, на первомъ же обeдe въ тeсномъ кругу, передъ устроителями всталъ вопросъ о самомъ характерe чествованiя. За кофе Тамара Матвeевна, повторяя и слова, и бeглыя застeнчивыя интонацiи мужа, указала, что Семенъ Исидоровичъ не только одинъ изъ первыхъ адвокатовъ Россiи (изъ приличiя она не сказала первый): онъ кромe того политикъ и общественный дeятель. Должно ли придать чествованiю характеръ политическiй? Въ глубинe души Тамара Матвeевна предпочла бы отрицательный отвeтъ на этотъ вопросъ. Она боялась преслeдованiй со стороны правительства, травли черносотенныхъ организацiй. Ея мнeнiе раздeлялъ и Фоминъ. Но другiе участники обeда высказались рeшительно противъ этого мнeнiя. Особенно горячо высказался Василiй Степановичъ.

-- Вы не можете не знать, дорогая Тамара Матвeевна,-- сказалъ онъ рeшительно, подливая себe бенедиктина,-- что юбилей Семена Исидоровича не только праздникъ русской адвокатуры: это праздникъ всей лeвой Россiи!

"Экъ, однако, хватилъ!" -- подумалъ князь Горенскiй. Онъ озадаченно посмотрeлъ на редактора. Но добрые голубые глаза Василiя Степановича выражали такую глубокую увeренность въ правотe его словъ, что Горенскiй заколебался: можетъ быть, дeйствительно онъ недооцeнивалъ Семена Исидоровича и его заслуги? Быстро обдумавъ вопросъ, князь тоже заявилъ, что чествованiе необходимо придать характеръ общественно-политическiй. Противъ этого мнeнiя осторожно возражалъ Фоминъ. {327}

-- Лeвая Россiя это хорошо, но Россiя-просто еще лучше,-- сказалъ онъ.-- Если мы поставимъ ударенiе на слово "лeвый", то магистратура во всякомъ случаe не приметъ участiя въ нашемъ праздникe.

-- Тeмъ хуже для магистратуры! -- воскликнулъ Василiй Степановичъ. Однако Тамара Матвeевна не могла признать, что тeмъ хуже для магистратуры: она догадывалась, что и Семену Исидоровичу этотъ выходъ не будетъ особенно прiятенъ. Въ споръ вмeшался Никоновъ. Раздраженный словами Василiя Степановича, онъ высказался со свойственной ему шутливой рeзкостью:

-- Ну, ужъ тамъ лeвая Россiя, или не лeвая Россiя, или никакая не Россiя,-- сказалъ онъ (всe немного смутились),-- но я прямо говорю: весь смыслъ банкета именно въ политической манифестацiи. Нашъ святой долгъ, господа, показать кукишъ правительству!.. Поэтому и публика къ намъ такъ валитъ... Теперь, послe убiйства Гришки, настроенiе такое, что и магистратура къ намъ повалитъ, голову даю на отсeченiе!